Плащ-палатка

Плащ-пала́тка (англ. waterproof cape, tarp) — носимое походное палаточное имущество на одного человека, выполненное из водостойкой ткани, может выполнять роль плаща и палатки. При необходимости устройство плащ-палатки позволяет использовать ее для изготовления носилок или волокуш для транспортировки раненых или больных.

История

Прародителем плащ-палаток можно считать плащ-епанчи́, которые использовались в Российской армии ещё со времён Петра I. Епанчи с воротником-капюшоном появились в 1761 году. Плащ-палатки начали активно использоваться в составе военного имущества во второй половине XIX века. В России в стандартную экипировку офицеров непромокаемая плащ-накидка вошла в 1894 году. В советский период России на снабжение командного и рядового состава (бойцов) стрелковых частей РККА была введена в 1936 году, в комплект плащ-палатки входили:

• Полотнище плащ-палатки, размером 180 × 180 сантиметров, с принадлежностью:
  • разборная стойка, состоящая из двух полустоек-стержней, длиной по 65 сантиметров;
  • два приколыша;
  • шнуровочная верёвка;

При умелом использовании военнослужащими являлась удобным предметом, защищавшим командира и бойца РККА от непогоды, также использовалась для маскировки, переноски раненых; плащ-палатка, набитая соломой или сеном, позволяла преодолевать водные преграды. Для защиты от непогоды военнослужащие использовали их как накидки. При расположении на местности из нескольких полотнищ плащ-палаток строили палатки на личный состав половины стрелкового отделения, также применяли полотнища плащ-палаток для устройства тентов, козырьков, укрытия шалашей, открытых окопов, прикрывали входы в землянки и шалаши. Кроме того, полотнища плащ-палаток служили подстилками и одеялами. В 1942 году оборонная промышленность начала выпускать ткань с двусторонним камуфляжем, для улучшения маскировочных свойств полотнища плащ-палатки.

Плащ-палатка

Плащ-палатка в ВС СССР и России представляет собой брезентовое полотнище размером 180 × 180 сантиметров, по углам вшиты кожаные люверсы, предназначенные для растягивания плащ-палатки на кольях или на верёвочных растяжках (в лесу, под деревьями). На двух сторонах брезентового полотнища имеются деревянные пуговицы («шпеньки»), на двух других — обмётанные петли. Таким образом, несколько плащ-палаток могут быть соединены в одно большое полотнище.

На плечах военнослужащего плащ-палатка удерживается при помощи завязываемой тесьмы, подвижно вшитой в верхний угол. Также в верхний угол плащ-палатки вшита вторая подвижная тесьма, предназначенная для формирования капюшона и фиксирования его вокруг лица. Чтобы нижний угол плащ-палатки не волочился по земле и не создавал помех при ходьбе, он пристёгивается посредством люверса к находящемуся практически по центру полотнища деревянному «шпеньку».

Для выпуска одной руки в полотнище плащ-палатки имеется одна прорезь, застёгиваемая изнутри на деревянный «пенёк». Другая рука выпускается наружу между полами плащ-палатки. Надетая на плечи плащ-палатка также может быть застёгнута.

Туристические плащи-пончо снабжаются молниями на боковых разрезах, для дополнительной герметизации. Некоторые туристические плащ-палатки комплектуются колышками, растяжками и другими аксессуарами для использования в качестве палатки или тента.

Плащ-накидка

Короткая плащ-накидка, из непромокаемой ткани, входила в состав обмундирования самокатчиков, формирований Вооружённых Сил России, имперского периода, утверждённого Александром III, 14 июля 1892 года.

Плащ-накидка шьётся из прорезиненной ткани защитного или чёрного (в Военно-морском флоте) цвета. Представляет собой плащ с отложным воротником, только без рукавов. На плечах закрепляется при помощи тесьмы. Застёгивается на пуговицы. Для выпуска рук наружу имеются две прорези, также застёгиваемые изнутри на пуговицы. Чтобы рукам было удобно, изнутри имеются две тесьмы, за которые можно держаться. Капюшон пристёгивается на пуговицах.

Плащ-накидка выдаётся офицерам и прапорщикам (мичманам) как обмундирование, при отсутствии дождя носится в скатке на кожаном ремешке (портупее) на плече. Офицерская плащ-накидка может выдаваться старшинам и сержантам срочной службы при исполнении ими служебных обязанностей в зависимости от рода войск (сил).

См. также

• Епанча
• Дождевик
• Пончо
• Бивак
• Легкоходство

Литература

• Статья С. Бурдина, полковника интендантской службы, в журнале «Тыл и снабжение Красной Армии», № 9, сентябрь 1942 года;

Ссылки

• [www.rkka.info/page/equipment.html Снаряжение бойца РККА.]
• Веремеев Ю. [army.armor.kiev.ua/hist/palatka.shtml Плащ-палатка] // Анатомия армии.
• [www.ivparachute.ru/print_catalog_detail.aspx?id=236 Плащ-палатка, специальная.]
• [www.vrazvedka.ru/main/learning/obmundirov/varenishev_01.html Б. В. Варенышев, подполковник, Табельное походное палаточное имущество.]
• [www.youtube.com/watch?v=NYry_h9cNFQ Навес из плащ-палатки с подвесом для мелочей]

Отрывок, характеризующий Плащ-палатка

– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.