Побег из тюрьмы «Алькатрас»

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Побег из тюрьмы «Алькатрас» — самая известная попытка побега из действовавшей в 1934-1963 годах американской тюрьмы «Алькатрас».





Тюрьма «Алькатрас»

Побег из тюрьмы «Алькатрас»Побег из тюрьмы «Алькатрас»

</tt>

Алькатрас
англ. Alcatraz
37°49′35″ с. ш. 122°25′22″ з. д. / 37.8266000° с. ш. 122.4228389° з. д. / 37.8266000; -122.4228389 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=37.8266000&mlon=-122.4228389&zoom=17 (O)] (Я)Координаты: 37°49′35″ с. ш. 122°25′22″ з. д. / 37.8266000° с. ш. 122.4228389° з. д. / 37.8266000; -122.4228389 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=37.8266000&mlon=-122.4228389&zoom=17 (O)] (Я)
АкваторияСан-Франциско
СтранаСША США
РегионКалифорния
РайонСан-Франциско
Алькатрас
Алькатрас
Площадь0,763 км²
Наивысшая точка41 м
Население (2013 год)0 чел.

Остров Алькатрас в заливе Сан-Франциско был открыт в 1775 году. Открытие золота в Калифорнии в 1848 году привело в залив Сан-Франциско тысячи судов, тем самым создав острую потребность в маяке. Первый маяк был установлен и запущен на Алькатрасе летом 1853 года. В 1856 году на маяк установили колокол, который использовали в тумане.

Вследствие «золотой лихорадки» возникла необходимость в защите залива. В 1850 году по указу Президента США на острове началось строительство крепости, где было установлено более 110 дальнобойных орудий. С 1861 года Алькатрас использовался как военная тюрьма. В 1909 году на острове началось строительство тюрьмы, и армия снесла первый маяк Алькатраса, оставив только фундамент. Второй маяк установили рядом с тюремным корпусом 1 декабря 1909 года. К 1912 году для заключённых было построено новое здание. В 1963 году маяк модифицировали и сделали автоматическим и автономным, и ему уже не понадобилось круглосуточное обслуживание.

В период Великой депрессии (конец 1920-х — середина 1930-х годов) сильно возрос уровень преступности и началась эра организованной преступности. Крупные мафиозные семьи и отдельные банды вели войну за сферы влияния, жертвами которой нередко становились мирные граждане и служители порядка. Гангстеры контролировали власть в городах, многие чиновники получали взятки и закрывали глаза на творившиеся преступления.

В ответ на преступления гангстеров правительство решило вновь открыть Алькатрас, но уже как федеральную тюрьму. Алькатрас удовлетворял основным требованиям: разместить опасных преступников далеко от общества и напугать остальных преступников, которые ещё находились на свободе. Глава Федеральных тюрем Санфорд Бейтс (англ. Sanford Bates) и генеральный прокурор Гомер Каммингс (англ. Homer Cummings) инициировали проект реконструкции тюрьмы. Для этого был приглашён Роберт Бёрдж (англ. Robert Burge), на тот момент один из лучших экспертов в области безопасности. Он и должен был перепроектировать тюрьму. При реконструкции оставили нетронутым только фундамент, а само здание было полностью перестроено. С 1934 года Алькатрас стал федеральной тюрьмой.

Остров Алькатрас расположен в середине заливав в 1,8 километрах от берега. Ледяная вода и сильные морские течения в заливе обеспечивало естественную изоляцию острова. Лодкам и другим судам было запрещено швартоваться на расстоянии ближе чем двухсот метров от острова. Снаружи здание тюрьмы было обнесено заборами с колючей проволокой и сторожевыми вышками. На каждых троих заключённых приходилось по одному надзирателю. Алькатрас являлся самой охраняемой федеральной тюрьмой в США, и побег из него считался невозможным.За почти тридцатилетнюю историю этой федеральной тюрьмы из неё пытались бежать лишь 36 человек. Официально ни один из этих побегов не удался, а большинство из их участников были либо схвачены и возвращены в камеры, либо застрелены.

Беглецы

Побег был подготовлен троими преступниками — Фрэнком Моррисом (Frank Morris) и братьями Джоном (John Anglin) и Кларенсом Энглин (Clarence Anglin).

Фрэнк Моррис был сиротой, его детство прошло в приютах. Он неоднократно попадал в исправительные учреждения для малолетних преступников. Первое крупное преступление он совершил в возрасте 14 лет. При этом он был умён и обладал высокими показателями интеллекта по тесту IQ. Повзрослев, Моррис стал совершать вооружённые ограбления, а также грабежи банков. Находясь в заключении, Моррис неоднократно пытался совершить побег. 18 января 1960 года Моррис был переведён в тюрьму Алькатрас. К этому времени преступник обладал репутацией искусного мастера побегов.

Братья Энглины, один из которых окончил 3 класса школы, а второй — 5, совершали кражи денег, угоны автомобилей, налёты на предприятия и частные дома. Находясь в заключении, братья уже совершали попытки побега, в том числе из федеральной тюрьмы в Ливенворте в штате Канзас. Энглинов перевели в Алькатрас в 1961 году. Четвёртым заговорщиком, участвовавшим в подготовке побега, был Алан Вест.

Побег

Старая система вентиляции в крыше над блоком «Б» не была залита бетоном, как в других блоках. Заговорщики решили проникнуть через эту вентиляцию на крышу. Им было известно, что за стеной их камер проходил старый служебный тоннель шириной около одного метра. В этот тоннель из каждой камеры вело вентиляционное отверстие 10 на 20 сантиметров. Заключённые стали добывать инструменты для побега. В этом им в основном помогали тюремные рабочие, которые имели доступ к инструментам — работники кухни и прачечной, электрики, подсобные рабочие. Беглецы изготовили дрель из металлической ложки, спаянной серебром от десятицентовой монеты с украденным мотором от пылесоса. Почти год преступники сверлили этой дрелью стену из повреждённого влагой бетона вокруг вентиляционного люка. Шум от этой работы заговорщики заглушали игравшей в течение часа музыкой. Также заключённые расширяли проделанный лаз заточенными ложками из столовой. Чтобы никому не были заметны повреждения стены, преступники закрывали лаз фальшивой решёткой, искусно сделанной из листов картона и коробок из-под табака. Пространство вокруг лаза беглецы замазывали пастой, которую они готовили из старых газет.

Параллельно с этой работой преступники добывали ветровки и прорезиненные плащи у других заключённых. На это у них ушло несколько месяцев. Заговорщики знали, что все, кто пытался бежать из тюрьмы вплавь, утонули. Из более чем 50 курток беглецы соорудили плот длиной 4, а шириной 2 метра. Также из курток заключённые изготовили спасательные жилеты. Кроме того, они сделали вёсла из фанеры.

Преступники тщательно готовились к побегу, они изучили график пересменок охраны и остальные детали. Так, они узнали, что на протяжении всей ночи надзиратели совершали обходы камер. Заговорщики изготовили куклы из папье-маше, по размерам совпадающих с телами людей. Также заключённые из проволочного каркаса, штукатурки и мыла изготовили три муляжа человеческих голов, раскрасив их красками телесного цвета и наклеив настоящие волосы, собранные в тюремной парикмахерской.

Заговорщики решили бежать 11 июня 1962 года. Однако в этот день Алан Вест не смог вовремя выбраться из камеры, и остальные бежали без него. Вечером 11 июня 1962 года Моррис и братья Энглены положили на свои койки куклы, накрыв их одеялом и поместив на подушки муляжи голов. После этого они пролезли через дыру в стене и заложили её изнутри кирпичами. Моррис и Энглины разогнули прутья, защищающие вентилятор решётки, выбрались на крышу и спустились к воде по водосточной трубе. Выйдя к берегу, беглецы надули плот с помощью концертины (маленькой гармоники) и отплыли от берега примерно в 22:00. Все трое бежавших так и не были найдены.

Последующие события

Утром, примерно через 8 часов после побега, один из надзирателей, заметив, что Моррис не поднимается с койки, похлопал его «голову» по щеке, чтобы разбудить. Увидев, что «голова» лежит отдельно от остального тела, надзиратель отскочил с криком «Боже, ему отрезали голову!». Была поднята тревога, и через несколько часов агенты ФБР стали прочёсывать берег острова и воды залива. Им помогали береговая охрана, военные и местная полиция. Однако никаких следов беглецов найдено не было. Но обыск камер сбежавших позволил понять, как им удалось вырваться.

Спустя два дня после побега недалеко от Острова Ангела был найден водонепроницаемый пакет, в котором были газетными вырезки, телефонная книга, деньги и семейные фотографии, принадлежавшие одному из братьев Энглин. Кроме этого был обнаружен самодельный спасательный жилет с заметными следами зубов у клапана, что дало возможность думать, что зажим не был герметичным, и пловцу труднее было держаться на поверхности воды.

Ален Вест, которому не удалось сбежать весте с остальными, дал несколько интервью журналистам. Вероятно, между ним и тюремными властями была заключена некая сделка, так как он предоставил полную информацию о плане побега, а ему не была вменена попытка бегства из Алькатраса. По словам Веста, беглецы собирались совершить неожиданный ход, переплыть на остров Ангела в 3 километрах к северу от Алькатраса, а потом перебраться на большую землю и угнать автомобиль. Если бы сбежавшие поплыли к острову Ангела, им пришлось бы бороться с течением, которое было в 2 раза сильнее, чем если бы они плыли на юг. Сообщений об угнанных автомобилях в полицию не поступало. Также никогда не поступало никаких сообщений о новых преступлениях беглецов.

В феврале 1963 года Вест был переведен в федеральную тюрьму на материке, где и дожидался окончания своего тюремного срока. 21 марта 1963 года тюрьма Алькатрас была закрыта из-за слишком больших расходов на содержание заключенных, так как все необходимое приходилось доставлять на маленький остров с материка.

17 июля 1962 года моряки норвежского грузового судна SS Norefjell, выходящего из залива, заметили в воде тело человека, плавающее в двадцати милях к северо-западу от моста Золотые Ворота. Они сообщили, что труп плавал в воде лицом вниз и на нём были штаны светло-синего цвета и матросский бушлат. По описанию это совпадало с формой узников Алькатраса. Согласно данным ФБР в это время не было других лиц, пропавших без вести или утонувших, которые были бы одеты в подобную одежду.

Примерно через семь месяцев после сообщения моряков на мысе Поинт Рейс было обнаружено тело мужчины. На севере этот мыс огибают многие океанические течения, а значит, труп одного из беглецов вполне мог быть вынесено туда. Найденное тело было исследовано патологоанатомами, при первом осмотре ими была зафиксирована длина костей и их состояние. Согласно измерениям, рост этого человека составлял 171 сантиметр. Такого же роста был Фрэнк Моррис. Найденное тело было похоронено на местном кладбище. Однако после эксгумации анализ ДНК показал, что труп не принадлежит Фрэнку Моррису.

Официально Моррис и Энглины числятся пропавшими без вести. Ордера на арест Морриса и Энглинов истекут лишь после того, как им исполнится по 100 лет, и до этого времени розыск беглецов тюрьмы Алькатрас формально продолжается. По одной из версий, беглецы погибли, не доплыв до берега. В пользу этой версии говорит то, что температура воды в заливе Сан-Франциско в тот момент была около 10 градусов. В таких условиях организм переохлаждается уже через 20 минут. А тюремщики Алькатраса намеренно подавали горячую воду в душевые, чтобы тела заключённых не привыкали к холодной воде.

В пользу версии об успешном побеге говорит то, что братья Энглины были родом из болотистой Флориды, где лес затапливается морем во время приливов. Поэтому они знали, как строить плоты, управляться с течением, да и сами были хорошими пловцами. Кроме того, мать Энглинов в течение нескольких лет получала в подарок цветы от неизвестного. В 1973 году мать братьев умерла, и, согласно сообщению, её похороны посетили двое мужчин, переодетых в женщин. Согласно другому сообщению, братьев Энглинов видели в доме дальнего родственника. По словам историка Алькатраса Фрэнка Хинея, говорившего с родственниками Энглинов, они утверждают, что получали открытку из Южной Америки, подписанную обоими братьями. Но о Фрэнке Моррисе они ничего не знают.

Также одному из исследователей побега из Алькатраса Артуру Родерику пришло письме, автор которого утверждал, что его родственник на микроавтобусе встретил братьев Энглинов на побережье залива Сан-Франциско, и они заплатили ему, чтобы он довёз их до Сиэтла. Однако водитель, увидев, что у них есть деньги, решил ограбить их и убить. Он довёз братьев до парка в пригороде Сиэтла, остановился, вышел, открыл заднюю дверь и застрелил обоих братьев, а тела закопал тут же в парке. Однако раскопки в точно указанном месте не принесли никаких результатов.

До 1979 года розыском беглецов занималось ФБР, а потом бюро передало нераскрытое дело о побеге Службе маршалов США (подразделение министерства юстиции). С 2003 года поиском узников Алькатраса занимается сотрудник этого ведомства Майкл Дайк. Он полагает, что преступникам удалось спастись, доказательством чего являются почти 250 косвенных улик. Очередные свидетельства спасения беглецов Майкл Дик получат чуть ли не ежемесячно.

Согласно официальной версии, плот беглецов не был найден. Однако Майкл Дайк обнаружил телетайп ФБР от 12 июня 1962 года, в котором говорилось о том, что плот беглецов был найден на острове Ангела. 13 июня 1962 года аналогичное заявление было сделано в меморандуме правительства США, в котором также было сказано, что на острове Ангела были найдены следы от плота, уходящие вглубь острова. Также там было сказано, что на следующий день после побега полицейские участки в районе залива Сан-Франциско занимались поисками украденного автомобиля. По сообщению, трое мужчин заставили водителя съехать на обочину и угнали его автомобиль. Заявление о преступлении потерпевший сделал в патрульной службе города Стоктон.

В 1979 году по этому побегу был снят фильм «Побег из Алькатраса». Роль Фрэнка Морриса исполнил Клинт Иствуд. В 1993 году компания Red & White Fleet которую назначила награду в 1 миллион долларов за поимку участников побега из Алькатраса. Эта компания является оператором паромных перевозок на знаменитый остров-тюрьму.

В 2003 году Джейми Хайнеман (англ. Jamie Hyneman) и Адам Севидж (англ. Adam Savage), соавторы выходящего в Сан-Франциско телесериала «Разрушители легенд» канала «Дискавери» (англ. Discovery Channel), попытались разобраться, было ли возможно, чтобы беглецы выжили. Используя для постройки плота такие же материалы, что и в 1962 году, они построили плот из 30 резиновых плащей и сделали из фанеры вёсла (предположительно тем же материалом воспользовались и реальные беглецы). Разрушители легенд логично предположили, что раз у беглецов хватило ума спланировать такой побег, то скорее всего у них хватило ума воспользоваться течением как помощником при побеге, а значит плыли они не на остров Ангела, как считает полиция и о котором они, вероятно для введения в заблуждение, говорили четвёртому участнику побега, а к северной стороне мыса Марин или «Золотые ворота» Сан-Франциско. Хайнеман и Севидж дождались схожих погодных условий и направления течения, характерного для того времени года, когда бежали заключённые.

В роли третьего заключённого был ещё один участник съёмочной группы Уил Эббот (англ. Will Abbott). Они начали грести по течению к мысу Марин (англ. Marin), что около северной башни моста Золотые Ворота. Заплыв занял не более 40 минут, и Хайнеман и Севидж пришли к выводу, что, возможно, беглецам удалось добраться до суши и спастись.

Малоизвестный факт заключается в том, что беглецов могло быть больше. Джун Стивенс (англ. June Stephens) был посвящён в план ещё в декабре 1961 года. Он занимал камеру на третьем ярусе над камерами Морриса и братьев Энглин. В результате проведенного после побега осмотра всей тюрьмы также были обнаружены отверстия вокруг вентиляционной решетки в камере Роберта Уильямса (англ. Robert L. Williams). Уильямс, отбывающий пожизненный срок за убийство, отрицал своё участие в побеге, Стивенс признал, что также планировал побег, но Моррис попросил его отказаться от него, во-первых, потому, что падение куска бетона с высоты могло вызвать подозрение, во-вторых, вылезать в коридор на такой высоте очень сложно. Хотя считается, что Стивенс не принимал участия в подготовке побега в последние пять месяцев, тем не менее он довольно подробно описал, как заключённые планировали и осуществляли побег. К тому же он заявил, что Уильямс играл важную роль в подготовке побега, они с Моррисом были близкими друзьями и вместе работали в мастерской по производству перчаток. Позже Стивенс за попытку побега был направлен в изолятор. Умер в ноябре 1995 года. Уильямс умер в мае 2006 года.

В июне 2012 года родственники беглецов отметили пятидесятилетнюю годовщину их знаменитого побега из тюрьмы на острове Алькатрас. Сестра братьев Энглин, 76-летняя Мэри Виднер посетила тюрьму на Алькатрасе, превращенную в музей.

См. также

Напишите отзыв о статье "Побег из тюрьмы «Алькатрас»"

Ссылки

  • [www.newsru.com/crime/13jun2012/alcatrazesc50ago.html news.ru.com — 50 лет знаменитому побегу с острова-тюрьмы Алькатрас: беглецов так и не нашли]
  • [exzk.ru/tyurma-alkatras-izvestnye-prestupniki-i-popytki-pobega/ exZK.ru — Тюрьма Алькатрас известные преступники и попытки побега]
  • [www.youtube.com/watch?v=B3xH494KW5E Документальный фильм «Алькатрас — история одного побега»]
  • [nosecret.com.ua/stati-kategorii/mir-prestupnosti/item/353-pobeg-iz-turmi-alcatraz СЕКРЕТОВ.НЕТ — Побег из тюрьмы Алькатрас]
  • [tengrinews.kz/strange_news/tayna-pobega-iz-tyurmyi-alkatras-ne-raskryita-spustya-50-let-215776/ Тайна побега из тюрьмы Алькатрас не раскрыта спустя 50 лет]
  • [lllolll.ru/alcatraz-escape Единственный в истории удачный побег из Алькатраса]
  • [lifeglobe.net/entry/5052 LifeGlobe — Тюрьма Алькатрас и история знаменитого острова]
  • [soloway.me/zakluchennie-iz-alkatrasa-mogut-bit-zhivi.html soloway — Заключенные, совершившие побег из Алькатраса, могут быть живы]
  • [lifeglobe.net/blogs/details?id=1004 LifeGlobe — Самые знаменитые побеги из тюрем]

Отрывок, характеризующий Побег из тюрьмы «Алькатрас»

На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.
Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и спросила его, как ему нравится ее голос? Она спросила это и смутилась уже после того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и всё, что она делает.
Князь Андрей поздно вечером уехал от Ростовых. Он лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что он не может спать. Он то, зажжа свечку, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницей: так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Ему и в голову не приходило, чтобы он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» говорил он себе. И он в первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее. Он решил сам собою, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти в отставку и ехать за границу, видеть Англию, Швейцарию, Италию. «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», думал он.


В одно утро полковник Адольф Берг, которого Пьер знал, как знал всех в Москве и Петербурге, в чистеньком с иголочки мундире, с припомаженными наперед височками, как носил государь Александр Павлович, приехал к нему.
– Я сейчас был у графини, вашей супруги, и был так несчастлив, что моя просьба не могла быть исполнена; надеюсь, что у вас, граф, я буду счастливее, – сказал он, улыбаясь.
– Что вам угодно, полковник? Я к вашим услугам.
– Я теперь, граф, уж совершенно устроился на новой квартире, – сообщил Берг, очевидно зная, что это слышать не могло не быть приятно; – и потому желал сделать так, маленький вечерок для моих и моей супруги знакомых. (Он еще приятнее улыбнулся.) Я хотел просить графиню и вас сделать мне честь пожаловать к нам на чашку чая и… на ужин.
– Только графиня Елена Васильевна, сочтя для себя унизительным общество каких то Бергов, могла иметь жестокость отказаться от такого приглашения. – Берг так ясно объяснил, почему он желает собрать у себя небольшое и хорошее общество, и почему это ему будет приятно, и почему он для карт и для чего нибудь дурного жалеет деньги, но для хорошего общества готов и понести расходы, что Пьер не мог отказаться и обещался быть.
– Только не поздно, граф, ежели смею просить, так без 10 ти минут в восемь, смею просить. Партию составим, генерал наш будет. Он очень добр ко мне. Поужинаем, граф. Так сделайте одолжение.
Противно своей привычке опаздывать, Пьер в этот день вместо восьми без 10 ти минут, приехал к Бергам в восемь часов без четверти.
Берги, припася, что нужно было для вечера, уже готовы были к приему гостей.
В новом, чистом, светлом, убранном бюстиками и картинками и новой мебелью, кабинете сидел Берг с женою. Берг, в новеньком, застегнутом мундире сидел возле жены, объясняя ей, что всегда можно и должно иметь знакомства людей, которые выше себя, потому что тогда только есть приятность от знакомств. – «Переймешь что нибудь, можешь попросить о чем нибудь. Вот посмотри, как я жил с первых чинов (Берг жизнь свою считал не годами, а высочайшими наградами). Мои товарищи теперь еще ничто, а я на ваканции полкового командира, я имею счастье быть вашим мужем (он встал и поцеловал руку Веры, но по пути к ней отогнул угол заворотившегося ковра). И чем я приобрел всё это? Главное умением выбирать свои знакомства. Само собой разумеется, что надо быть добродетельным и аккуратным».
Берг улыбнулся с сознанием своего превосходства над слабой женщиной и замолчал, подумав, что всё таки эта милая жена его есть слабая женщина, которая не может постигнуть всего того, что составляет достоинство мужчины, – ein Mann zu sein [быть мужчиной]. Вера в то же время также улыбнулась с сознанием своего превосходства над добродетельным, хорошим мужем, но который всё таки ошибочно, как и все мужчины, по понятию Веры, понимал жизнь. Берг, судя по своей жене, считал всех женщин слабыми и глупыми. Вера, судя по одному своему мужу и распространяя это замечание, полагала, что все мужчины приписывают только себе разум, а вместе с тем ничего не понимают, горды и эгоисты.