Прозоровский, Иван Андреевич
Поделись знанием:
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
- Не следует путать с воеводой Иваном Андреевичем, по прозванию Пуговица, внуком князя Ивана Фёдоровича, родоначальника Прозоровских.
Князь Иван Андреевич Прозоровский (1712—1786) — генерал-аншеф из рода Прозоровских, кавалер ордена Св. Александра Невского, владелец подмосковного имения Никольское-Шипилово.
Содержание
Биография
Сын князя Андрея Ивановича от третьего брака, внук боярина П. С. Прозоровского[Комм 1].
Родился в Москве 5 июня 1712 года. Вступил в службу в 1728 году в Преображенский лейб-гвардии полк солдатом. Потом был капралом, сержантом. В 1729 году пожалован указом Петра II в штаб генерал-фельдмаршала князя В. В. Долгорукова в генерал-штаб-квартермейстеры капитанского ранга. В 1730 году стал флигель-адъютантом. Затем был определён в Олонецкий драгунской полк.
В составе армии А. П. Волынского принимал участие в войне за польское наследство; участвовал в Осаде Данцига. 3 июня 1734 года утверждён секунд-майором и перемещён в Тобольской драгунской полк. В 1736 году стал премьер-майором и переведён в Нарвский драгунский полк. В 1737 году участвовал в штурме Очакова. 7 октября 1737 года по произведении в подполковники, был определён в Пермский драгунский полк, находившийся при Очакове.
12 августа 1741 года по старшинству пожалован полковником; в том же году по прошению переведён в Новгородский пехотный полк, находившийся в Финляндии. В 1742 году был церемонимейстером в Москве на коронации императрицы Елизаветы Петровны. В том же году был переведён в Санкт-Петербургский пехотный полк, который находился в Киеве. 22 января 1745 года пожалован бригадиром; 25 апреля 1752 года, будучи в Новгороде, пожалован генерал-майором; 25 декабря 1755 год — генерал-поручиком и командирован на Украину.
В 1762 году получил абшид от Петра III, но 20 сентября, в день коронования императрицы Екатерины II получил орден Святого Александра Невского. 1 марта 1763 года отставлен от службы полным генералом.
Семья
И. А. Прозоровский был женат на княжне Марии Михайловне Голицыной (1717—1780) — старшей дочери генерал-фельдмаршала князя Михаила Михайловича Голицына и княжны Татьяны Борисовны Куракиной.
У них родилось 13 детей:
- Татьяна Ивановна (14.06.1743—09.11.1743)
- Варвара Ивановна (05.07.1744—19.12.1749)
- Екатерина Ивановна (06.07.1745—03.04.1768)
- Мария Ивановна (14.08.1746—11.06.1747)
- Андрей Иванович (1748—1800), генерал-майор.
- Наталья Ивановна (1749— ?), замужем за Сергеем Федоровичем Сафоновым.
- Варвара Ивановна (28.08.1750—08.05.1806), с 1774 года жена Светлейшего князя А. В. Суворова. Разойдясь с мужем в 1784 году, жила на скромную пенсию в Москве, сперва у отца, а после смерти его, у своего брата Ивана. По приказанию императора Павла I Суворов передал ей свой дом на Большой Никитской и увеличил выдаваемое ей ежегодно содержание. На коронацию Александра I, 15 сентября 1801 года, она была пожалована в статс-дамы и получила орден св. Екатерины 1-го класса[1].
- Михаил Иванович (27.03.1752—11.03.1759)
- Анна Ивановна (1753—1753)
- Иван Иванович (23.09.1754—30.11.1811), генерал-майор, с 1792 года женат на княжне Татьяне Михайловне Голицыной (1769—1840), дочери князя М. М. Голицына.
- Николай Иванович (20.02.1756—02.1756)
- Анастасия Ивановна (15.12.1758—02.1759)
- Николай Иванович (10.11.1760—02.1761)
Напишите отзыв о статье "Прозоровский, Иван Андреевич"
Комментарии
- ↑ Сын Петра Семёновича Прозоровского Меньшого, боярин (с 1692), Андрей Петрович Прозоровский (ум. 05.07.1722) был женат трижды: первая жена — княжна Ирина Юрьевна Ромодановская, их дети: Иван (постригся в монахи с именем Иоасаф), Фёдор (был женат на Ирине Федоровне Саковниной), Михаил (постригся на Афонской горе с именем Сергий; был архимандритом Иосифо-Волоцкого монастыря), Анна (в замужестве за князем Александром Ивановичем Жировым-Засекиным), Федосья (была в замужестве за Фёдором Фёдоровичем Мусиным-Пушкиным), Авдотья (Евдокия) (была в замужестве сначала за Петром Савичем (Савельевичем) Волконским; затем, за князем Михаилом Ивановичем Шаховским — тайным советником и сенатором); вторая жена — Матрёна Фёдоровна Водорадская, у них две дочери: Елена (была в замужестве за Алексеем Кириловичем (Кириллом Алексеевичем) Лихаревым) и Мария (умерла на четвёртом году от рождения); третья жена — Ирина Матвеевна Вельяминова-Зернова, от неё ещё 9 детей: Иван, Пётр (был женат на Екатерине Ивановне Измайловой) и Василий (участвовал в очаковском штурме, 1 августа 1759 года убит под Франкфуртом), а также дочери — Александра, Аграфена и четыре, умершие в младенчестве.
Примечания
- ↑ Суворова, Варвара Ивановна // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
Литература
- [feb-web.ru/feb/rosarc/zgp/zgp-679-.htm Родословная князей Прозоровских] // Прозоровский А. А. Записки генерал фельдмаршала князя Александра Александровича Прозоровского, 1756—1776. — М.: Рос. Архив, 2004. — С. 702—704.
Отрывок, характеризующий Прозоровский, Иван Андреевич
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
