Прощальное письмо американскому народу

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Прощальное письмо американскому народу — широко опубликованное в американской прессе в 1832 году письмо будущего вождя индейцев чокто Джорджа Харкинса[en][1]. В письме осуждалось навязанное правительством США переселение индейцев чокто с родных земель на территорию нынешнего штата Оклахома. Письмо по сей день считается одним из важнейших документов истории американских индейцев[2].





Предпосылки

До начала XIX века правительство США и, в частности, президенты Джордж Вашингтон и впоследствии Томас Джеферсон проводили политику приобщения индейцев пяти цивилизованных племён, в число которых входили и чокто, к европейской культуре на территориях, отведенным им, как суверенным нациям. Индейцы этих племён приняли христианство, освоили фермерское земледелие и даже «передовые» формы американского земледелия с использованием чёрных рабов. Однако с ростом белого населения обширные и плодородные индейские земли стали предметом вожделения белых поселенцев. Правительства штатов перестали признавать племенные права индейцев на территорию, белые поселенцы безнаказанно захватывали эти земли, и правительство США начало последовательно в «договорном» порядке аннексировать индейские территории. С приходом к власти президента Джексона было принято радикальное решение о переселении всех индейцев, желавших сохранить племенное самоуправление, с востока США на Индейскую территорию в районе современного штата Оклахома. Переселение происходило в соответствии с законом о переселении, принятом в 1830 году, который внешне имел «цивилизованный» вид и предполагал федеральное финансирование, но в реальности привёл к гибели большого числа индейцев востока США. Хотя переселение чокто происходило в «добровольном» порядке и в качестве примера для остальных, дорога слёз, инфекционные болезни и трудности адаптации на новом месте также привели к значительным человеческим потерям. Не все индейцы чокто переселились. Несколько тысяч решили остаться под юрисдикцией белых властей, но их ждали не меньшие испытания.

Письмо

В письме, которое Харкинс написал в возрасте 22 лет, он разъяснил мотивы чокто, которые не позволили им остаться в родных местах под властью белых и осудил репрессивную и вероломную политику американцев в отношении индейцев. В частности, он писал:

Не без смущения я вознамерился обратиться к американскому народу, внятно сознавая и ощущая свою некомпетентность, и полагая, что для ваших просвещённых и просветлённых умов вряд ли будет занимательным обращение какого-то чокто … Мы оказались меж двух зол и выбрали на наш взгляд меньшее. Мы не могли признать право, которое присвоил себе штат Миссисипи − права быть нашим законодателем и судьёй. Хотя власти штата компетентны в создании законов для своих собственных граждан, это не значит, что они станут хорошими законодателями для чокто, народа столь несхожего по характеру и обычаям с белыми. Допустим даже, что власти поймут проблемы нашего народа, но могут ли они устранить гору предрассудков, которая всегда препятствовала торжеству законности и стояла непреодолимой преградой между благотворным правосудием и моим любимым народом. Мы, чокто, предпочитаем страдать и остаться свободными, но не жить под разрушительным воздействием законов, в создании которых мы не принимали никакого участия.

Хотя штат Миссисипи принёс нам много зла, я выражаю ему от всего сердца только искреннее пожелание процветания и счастья.

Я хотел бы надеяться, что в будущем новые поколения не будут ощущать воздействия репрессий, которым столь жестоко подвергли нас, пусть мир и счастье будут им наградой. Среди мрака и ужаса сегодняшнего расставания нас ободряет надежда, что вскоре мы достигнем предназначенной нам земли, и ничто, кроме самого подлого предательства никогда не отнимет её у нас, на ней мы сможем жить свободно. Хотя ваши предки завоевали свободу на поле боя и славы, наши предки были свободны с момента рождения, но вы заставили нас выкупать свою свободу как самых презренных рабов.

— Джордж У. Харкинс[2] [3]

Последствия

Письмо Харкинса было опубликовано в американской прессе и вызвало некоторый резонанс, но никак не изменило отношение белых поселенцев к индейцам. Впоследствии американские публицисты протестовали против насильственной депортации индейцев чероки, в ходе которой погибло около 20 % индейцев племени. Но никакого воздействия на политику американского правительства эти протесты также не оказали.

Предположения Харкинса о том, что индейцев, оставшихся под властью белых, ждут дискриминация и преследования, полностью оправдались. В 1849 году они описывали ситуацию так: «наши жилища разрушают и жгут, наши ограды сносят, на наши поля выгоняют скот, а нас самих бьют плетьми, заковывают в ручные и ножные кандалы и всячески оскорбляют, от такого обращения наши лучшие мужчины умерли».[4] Расизм в отношении индейцев Миссисипи превосходил расизм в отношении негров.[5] Выдавливание чокто из Миссисипи продолжалось до начала XX века.

Однако надежда Харкинса «распрощаться» с американским народом оказалась тщетной. В результате демографического давления белых и ассимиляционной политики правительства США Индейская территория и Территория Оклахома (слово «Оклахома» на языке чокто означает «Красные люди») были ликвидированы и после слияния превратились в обычный американский штат Оклахома с территориями «племенной юрисдикции».

В 2011 году «нация чокто Оклахомы» насчитывала 223279 зарегистрированных членов, из которых только 84670 жили в штате Оклахома [6]. На территории племенной юрисдикции чокто (28140 кв. км) [7] проживали 233126 граждан, большинство из которых не чокто. В 1934 году был принят закон о реорганизации индейцев, который восстанавливал некоторые права коренного населения, и в 1945 году чокто сумели восстановить небольшую резервацию на своей исторической родине в штате Миссисипи.

Напишите отзыв о статье "Прощальное письмо американскому народу"

Примечания

  1. George W. Harkins, "Farewell Letter to the American People, " 1832. The American Indian, December 1926. Reprinted in Great Documents in American Indian History, edited by Wayne Moquin with Charles Van Doren. New York: DaCapo Press. 1995; 151.
  2. 1 2 George W. Harkins. [anpa.ualr.edu/trailOfTears/letters/1831DecemberGeorgeWHarkinstotheAmericanPeople.htm 1831 - December - George W. Harkins to the American People] (1831). Проверено 4 ноября 2013. [web.archive.org/web/20060527025102/anpa.ualr.edu/trailOfTears/letters/1831DecemberGeorgeWHarkinstotheAmericanPeople.htm Архивировано из первоисточника 27 мая 2006].
  3. George W. Harkins. [www.ushistory.org/documents/harkins.htm George W. Harkins to the American People]. Independence Hall Association (February 25, 1832). Проверено 28 октября 2013.
  4. Walter Williams. Three Efforts at Development among the Choctaws of Mississippi // Southeastern Indians: Since the Removal Era. — Athens, Georgia: University of Georgia Press, 1979.
  5. Hudson Charles. The Ante-Bellum Elite // Red, White, and Black; Symposium on Indians in the Old South. — University of Georgia Press, 1971. — P. 80. — ISBN 0820303089.
  6. ' [www.ok.gov/oiac/documents/2011.FINAL.WEB.pdf 2011 Oklahoma Indian Nations Pocket Pictorial Directory] (PDF). 'Oklahoma Indian Affairs Commission (September 2011). Проверено 31 декабря 2011.
  7. [books.google.com/?id=B0YZAAAAYAAJ&pg=PA59&lpg=PA59&dq=cherokee+nation+total+area#v=onepage&q=cherokee%20nation%20total%20area&f=false Annual Report of the Secretary of the Interior for the Fiscal Year]. — 1916. — P. 59.

Ссылки

  • [www.ushistory.org/documents/harkins.htm Transcript of the Letter] at ushistory.org.

Отрывок, характеризующий Прощальное письмо американскому народу

Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.