Прюмский договор (855)

Прю́мский догово́р (фр. Traité de Prüm) — документ, подписанный императором Лотарем I 19 сентября 855 года и определявший принципы раздела Срединного королевства между его сыновьями. В начале 855 года император Лотарь I тяжело заболел и в сентябре этого года ему стало понятно, что он уже не может в полной мере управлять своим королевством. Под влиянием архиепископа Реймса Гинкмара он принял решение отречься от престола и уйти в монастырь. Однако до осуществления этого шага он произвёл раздел своих владений между тремя сыновьями. Документ о границах их владений, оформленный императором в виде своего завещания, был подписан им 19 сентября на вилле Шюллер (около Прюма).

Согласно этому разделу сыновья Лотаря наделялись следующими землями:

• Людовик II получил Итальянское королевство и сохранил за собой титул императора, которым он владел с 850 года.
• Лотарь II получил лучшую часть Срединного королевства — земли от северного побережья до южных границ Верхней Бургундии с такими крупными городами как Ахен, Кёльн, Трир, Мец, Туль, Верден, Страсбург, Утрехт, Льеж и Камбре. Впоследствии эти земли получили название Лотарингия.
• Карл, несовершеннолетний и болезненный сын Лотаря I, получил Провансское королевство.

Через несколько дней после составления документа о разделе, 22 сентября, Лотарь I отрёкся от престола, принял постриг и удалился в Прюмский монастырь, где и умер 29 сентября. Раздел, проведённый Лотарем, сначала вызвал раздоры среди его сыновей: император Людовик II желал получить земли вне Италии, а Лотарь II хотел овладеть королевством своего младшего брата Карла. Однако осенью 856 года на встрече около Лозанны между братьями было заключено соглашение, подтверждавшее незыблемость границ, определённых их отцом.

Раздел Срединного королевства, произведённый Лотарем I, стал следствием ослабления франкского единства и в результате привёл к скорой потере значения императорского титула, не наделённого ресурсами, способными влиять на ситуацию во всех франкских государствах. Границы королевств, установленные Прюмским договором, просуществовали только до смерти короля Карла Провансского в 863 году.

Литература

• Бертинские анналы = Annales Bertiniani. 830—882. // MGH SS. — Т. I. — P. 419—515.
• Тейс Л. Наследие Каролингов. IX — X века / Перевод с французского Т. А. Чесноковой. — М.: «Скарабей», 1993. — Т. 2. — 272 с. — (Новая история средневековой Франции). — 50 000 экз. — ISBN 5-86507-043-6.

Ссылки

• [www.manfred-hiebl.de/mittelalter-genealogie/mittelalter/koenige/frankenreich/lothar_1_frankenkoenig_855.html Lothar I] (нем.). Genealogie Mittelalter. Проверено 25 декабря 2011. [web.archive.org/web/20071211235123/www.mittelalter-genealogie.de/mittelalter/koenige/frankenreich/lothar_1_frankenkoenig_855.html Архивировано из первоисточника 11 декабря 2007].

Отрывок, характеризующий Прюмский договор (855)

На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.