Император Запада

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Император Запада (фр. Empereur d’Occident) — условное обозначение титула правителя Франкского государства после того, как король Карл Великий был 25 декабря 800 года коронован папой Львом III в Риме императорской короной. Последний император Запада, Беренгар I, был убит в 924 году.

Императоры запада носили обычно титул «император Римлян» (лат. imperator Romanorum) или «император Римской империи» (лат. imperator Romanum gubernans imperium). Преемниками императоров Запада считали себя императоры Священной Римской империи, основанной в 962 году германским королём Оттоном I Великим.





История титула

К 800 году Карл Великий создал могущественное королевство, включавшее в себя современные Францию, Германию и Северную Италию. А 25 декабря папа римский Лев III на праздничной мессе, проходившей в соборе Святого Петра в Риме короновал Карла императорской короной как римского императора. В результате было объявлено о восстановлении Западной Римской империи, что отражалось в официальном титуле, который с этого времени носил Карл: император Римской империи. Таким образом франкское королевство оказалось преобразовано в империю. Официально оно называлось Империя Запада фр. Empire d’Occident, однако в историографии это государство называют Франкская или Каролингская империя.

Императоры Византийской империи (императоры Востока, фр. Empereur d'Orient), сами считавшие себя преемниками Римской империи, вначале отказались признать императорский титул за Карлом. Только в 812 году византийский император Михаил I Рангави формально признал новый титул императора в расчёте на поддержку Запада в борьбе с Болгарией, разгромившей византийское войско в 811 году. За признание своего императорского титула Карл уступил Византии Венецию и Далмацию. Однако признание этого титула оспаривалось Византией в XII и XIII веках.

Унаследовавший в 814 году империю Людовик I Благочестивый, сын Карла, желая закрепить наследственные права своих сыновей, обнародовал в июле 817 в Ахене Акт «О порядке в Империи» (Ordinatio imperii). В нём старший сын Людовика, Лотарь объявлялся соправителем отца с титулом со-императора и получал в управление значительную часть Франкского королевства: (Нейстрию, Австразию, Саксонию, Тюрингию, Алеманнию, Септиманию, Прованс и Италию). Другие сыновья Людовика также получили наделы: Пипин — Аквитанию, Васконию и Испанскую марку, Людовик — Баварию и Каринтию. Однако на грамотах имя Лотаря встречается рядом с отцовским только с 825 года. Коронован императорской короной Лотарь был 5 апреля 823 года папой Пасхалием I в соборе Святого Петра в Риме. Позже Лотарь не раз восставал вместе с братьями против Людовика I, несколько раз низлагая его, но в 834 году армия Лотаря была разбита. Сам Лотарь был вынужден вымаливать прощение. В результате титул со-императора был у него отнят, а под властью Лотаря фактически осталась только Италия.

После смерти Людовика Благочестивого в 840 году Лотарь попытался получить всё отцовское наследство, что, однако, вызвало противодействие его братьев, Людовика Немецкого и Карла II Лысого. В 841 году Лотарь был разбит в битве при Фонтене. В 843 году между братьями был заключен Верденский договор, в результате которого империя оказалась разделена на 3 части. Лотарь сохранил за собой Италию, а также так называемое Срединное королевство, включавшее в себя будущую Лотарингию, Бургундию и Прованс. Лотарь сохранил за собой также императорский титул. После смерти Лотаря в 855 году его владения также были разделены между сыновьями. Императорский титул, который с этого момента фактически оказался привязан к титулу короля Италии, достался старшему сыну Лотаря, Людовику ІI, коронованному императорской короной ещё при жизни отца.

Людовику II удалось расширить свои владения за счет подчинения Южной Италии, а также Прованса, унаследованного после смерти младшего брата, а также части Лотарингского королевства. Однако в конце его правления герцогства в Южной Италии при поддержке Византии фактически вышли из его подчинения.

После смерти Людовика II в 875 году итальянская императорская ветвь Каролингов угасла. Италия вместе с императорской короной досталась Карлу II Лысому, королю Западно-Франкского королевства. В 877 году Карл умер. Итальянским королевством удалось завладеть Карлу III Толстому, племяннику Карла II. В 881 году Карл III короновался императорской короной, а к 884 году ему удалось на время восстановить единую Каролингскую империю, но объединение оказалось недолговечным. Уже в конце 887 года Карл был смещён, а империя окончательно распалась на несколько королевств.

С этого времени императорский трон фактически утратил свой статус, но борьба за него все-таки продолжалась. Вначале королём Италии короновался маркграф Фриуля Беренгар I, связанный родством с Каролингами (его мать была дочерью императора Людовика Благочестивого). Однако вскоре Беренгар оказался вытеснен во Фриуль герцогом Сполето Гвидо III, также короновавшимся как король Италии. Итальянское королевство на какое-то время фактически оказалось разделено на-двое. В 891 году Гвидо был коронован императором. Более того, в 892 году ему удалось добиться коронования своего сына Ламберта.

После смерти Гвидо в 894 году Беренгар Фриульский возобновил борьбу за королевство, но в 895 в Италию вторгся король Восточно-Франкского королевства Арнульф Каринтийский, племянник Карла III, что привело к заключению перемирия между Беренгаром и Ламбертом Сполетским. Арнульфу удалось взять штурмом Рим, где он в феврале 896 короновался императорской короной. Развить успех ему помешала болезнь, в результате которой Арнульф был вынужден вернуться в Германию, где и умер через 3 года. К концу 896 года Ламберту и Беренгару удалось выбить германцев из Италии. Ламберт и Беренгар официально поделили королевство на две части.

После смерти Ламберта в 898 Беренгар остался единственным королём Италии, однако вскоре он был смещён королём Нижней Бургундии Людовиком III Слепым, мать которого была дочерью императора Людовика II. Людовик III Слепой был призван недовольной Беренгаром итальянской знатью. Осенью 900 года Людовик был коронован как король Италии, а 22 февраля 901 года папа Бенедикт IV увенчал его в Риме императорской короной. Но Беренгар не сложил оружия. 21 июля 905 года ему удалось взять Людовика III в плен в Вероне. Людовика ослепили и выслали в Прованс, где он и оставался до конца жизни.

Только в 916 году Беренгар стал императором. Его короновал папа Иоанн X. Спустя несколько лет снова образовалась партия, недовольная императором, призвавшая в 919 на помощь короля Рудольфа II Бургундского. Потерпев от последнего 17 июля 923 года решительное поражение[1], Беренгар призвал на помощь венгров, чем окончательно оттолкнул от себя своих сторонников, и был изменнически убит 7 апреля 924 года.

После убийства Беренгара императорский титул исчез, а власть над Италией в течение нескольких десятилетий оспаривали представители ряда аристократических родов Северной Италии и Бургундии. Папский престол в Риме оказался под полным контролем местного патрициата. Только в 962 году король Германии Оттон I Великий, одержав победу над итальянской знатью, был помазан на царство и коронован имперской короной. Эта дата считается датой образования Священной Римской империи. Хотя сам Оттон Великий, очевидно, не намеревался основывать новую империю и рассматривал себя исключительно как преемника Карла Великого, фактически переход императорской короны к германским королям означал окончательное обособление Германии (Восточно-Франкского королевства) от Западно-Франкского (Франции) и формирование нового государственного образования на основе немецких и североитальянских территорий, претендовавшего на роль наследника Римской империи и покровителя христианской церкви.

Список императоров Запада

Каролинги
Гвидониды
Каролинги
  • 896899: Арнульф Каринтийский (ок. 850—899), герцог Каринтии с 880, король Восточно-Франкского королевства с 887 года, король Лотарингии 887—895, король Италии с 896, император с 896, племянник Карла III Толстого
Бозониды
Унрошиды

См. также

Напишите отзыв о статье "Император Запада"

Примечания

  1. [rikonti-khalsivar.narod.ru/Fasoli6.htm Фазоли Джина. Короли Италии (888–862 гг.) / Пер. с итал. Лентовской А. В. — СПб.: Евразия, 2007.].

Литература

  • Лебек С. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Article/lebek_prfrank.php Происхождение франков. V—IX века] / Перевод В. Павлова. — М.: Скарабей, 1993. — Т. 1. — 352 с. — (Новая история средневековой Франции). — 50 000 экз. — ISBN 5-86507-001-0.
  • Тейс Л. Наследие Каролингов. IX — X века / Перевод с французского Т. А. Чесноковой. — М.: «Скарабей», 1993. — Т. 2. — 272 с. — (Новая история средневековой Франции). — 50 000 экз. — ISBN 5-86507-043-6.
  • Фазоли Джина. Короли Италии (888—962 гг.) / Пер. с итал. Лентовской А. В.. — СПб.: Евразия, 2007. — 288 с. — 1 000 экз. — ISBN 978-5-8071-0161-8.

Отрывок, характеризующий Император Запада

– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.