Пушкарёва, Наталья Львовна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Наталья Львовна Пушкарёва
Научная сфера:

Теория и методология гендерных исследований, этнология русской семьи, пола, сексуальности, история женского движения в России, история русского традиционного быта и повседневности, историография

Место работы:

Институт этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая РАН

Альма-матер:

МГУ

Научный руководитель:

В. Т. Пашуто, В. Л. Янин, И. С. Кон, Ю. Л. Бессмертный

Известна как:

историк, антрополог, основоположница исторической феминологии и гендерной истории в советской и российской науке

Натáлья Львóвна Пушкарёва (род. 23 сентября 1959, Москва) — российский историк, антрополог, основоположница исторической феминологии и гендерной истории в советской и российской науке. Доктор исторических наук, профессор, заведующая сектором этногендерных исследований Института этнологии и антропологии РАН, Президент Российской ассоциации исследователей женской истории (РАИЖИ).





Биография

Родилась в Москве, в семье известных историков, докторов исторических наук Льва Никитовича Пушкарёва и Ирины Михайловны Пушкарёвой. Окончила исторический факультет МГУ, аспирантуру и докторантуру института этнографии (ныне Институт этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая РАН). С 1987 г. работает в этом институте, с 2008 г. заведует сектором этногендерных исследований.

Своими главными учителями в науке называет члена-корр. АН СССР В. Т. Пашуто, академика РАН В. Л. Янина, академика РАО И. С. Кона, профессора Ю. Л. Бессмертного.

Семья

  • Отец — д. и. н., в. н. с. Института российской истории РАН Л. Н. Пушкарёв.
  • Мать — д. и. н., в. н. с. Института российской истории РАН И. М. Пушкарёва.
  • Сын — к. и. н. А. М. Пушкарёв.

Научная и преподавательская деятельность

Главный результат исследовательской работы Н. Л. Пушкарёвой — создание российской школы исторической феминологии и гендерной истории. Её кандидатская диссертация положила начало гендерным исследованиям в советской наукеК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3512 дней]. Она сформировала научное направлениеК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3512 дней], создав методологическую и организационную базу для развития феминологических и, шире, гендерных исследований в СССР и России.

Н. Л. Пушкарёва — автор более 400 научных и свыше 150 научно-популярных публикаций, в том числе 9 монографий и десятка сборников научных статей, в которых она выступила как составитель, отв. редактор, автор предисловий. В 1989—2005 гг. неоднократно читала лекции по истории русских женщин, женским и гендерным исследованиям в университетах России (в Тамбове, Иваново, Томске, Костроме и др.), стран СНГ (в Харькове, Минске), зарубежных университетах (в Германии, Франции, США, Швейцарии, Австрии, Нидерландах, Болгарии, Венгрии).

Под руководством проф. Н. Л. Пушкарёвой написано и защищено несколько кандидатских и докторских диссертаций.

Редакторская и экспертная деятельность

В 1994—1997 гг. — Н. Л. Пушкарёва вела рубрику «История частной жизни» в историческом журнале «Родина». С 1996 г. является редактором рубрики «Культ предков» в журнале «Материнство». С 2007 г. Н. Л. Пушкарёва — главный редактор ежегодника «Социальная история».

С 1997 г. по по настоящее время — член ряда редколлегий и редакционных советов («Гендерные исследования», «Българска етнология» (София), журналов «Белые пятна российской и мировой истории», «Современная наука: Актуальные проблемы теории и практики» (серия «Гуманитарные науки»), «Историческая психология и социальная история», «Гласник САНУ» (Белград), «Адам и Ева. Альманах гендерной истории», «Словаря русского языка XI—XVII вв.», «Aspasia. Yearbook of gender history», книжной серии «Гендерные исследования» и др.), Межвузовского научного совета «Феминология и гендерные исследования». С 2010 г. — вестника Тверского государственного университета, вестника Пермского государственного университета, с 2012 г. — журнала «Историческая психология и социальная история» (Москва).

В 1996—1999 гг. — член научного совета Московского центра гендерных исследований, в 1997—2006 гг. — директор учебных и научных программ, со—организатор Российских летних школ по женским и гендерным исследованиям. Член экспертных советов РГНФ, фонда Макартуров, фонда «Открытое общество» («Фонд Сороса»), Канадского фонда гендерного равенства, эксперт-эвалюатор VI программы Евросоюза 2002—2006 гг., глава экспертной группы «Совета по консолидации женского движения в России».

Общественная деятельность

Н. Л. Пушкарёва — одна из лидеров феминистского движения в России и странах СНГ. С 2002 г. является президентом Российской ассоциации исследователей женской истории. С 2010 г. член исполкома «Международной федерации исследователей женской истории» (МФИЖИ) и глава российского национального комитета МФИЖИ.

Основные работы

Диссертации

  • Кандидатская диссертация: «Положение женщины в семье и обществе Древней Руси X—XIII вв.»; защищена в 1985 г. на историческом факультете МГУ;
  • Докторская диссертация: «Женщина в русской семье X — начала XIX в. Динамика социо-культурных изменений»; защищена в 1997 г. в ученом совете Института этнологии и антропологии РАН.

Монографии

  • Пушкарёва Н. Л. Женщины Древней Руси. — М.: «Мысль», 1989.
  • Пушкарёва Н. Л., Александров В. А., Власова И. В. Русские: этнотерритория, расселение, численность, исторические судьбы (XII—XX вв.). — М.: ИЭА РАН, 1995; 2-е изд. — М.: ИЭА РАН, 1998.
  • Пушкарёва Н. Л. Женщины России и Европы на пороге Нового времени. — М.: ИЭА РАН, 1996.
  • Women in Russian History from the Tenth to the Twentieth Century. New York: M.E. Sharp, 1997 (Heldt-Prise, «Book of the Year — 1997»).
  • Пушкарёва Н. Л. Этнография восточных славян в зарубежных исследованиях (1945—1990). — СПб.: «БЛИЦ», 1997.
  • Пушкарёва Н. Л. Частная жизнь женщины в доиндустриальной России. X — начало XIX в. Невеста, жена, любовница. — М.: «Ладомир», 1997.
  • Пушкарёва Н. Л. «А се грехи злые, смертные…» Вып. 1. Сексуальная культура в допетровской России. — М.: «Ладомир», 1999; вып. 2. (в 3 томах) Русская сексуальная и эротическая культура в исследованиях XIX—XX вв. М.: «Ладомир», 2004.
  • Пушкарёва Н. Л. Русская женщина: история и современность. — М.: «Ладомир», 2002.
  • Пушкарёва Н. Л. Гендерная теория и историческое знание. — СПб: «Алетейя», 2007.
  • Пушкарёва Н. Л. [www.lomonosov-books.ru/zhizn_zhenshchiny.html Частная жизнь женщины в Древней Руси и Московии.] — М.: «Ломоносовъ», 2012. — ISBN 978-5-91678-159-5
  • Пушкарёва Н. Л. [www.lomonosov-books.ru/chastnaya_jizn_jenschiny.html Частная жизнь русской женщины в XVIII веке.] — М.: «Ломоносовъ», 2012. — ISBN 978-5-91678-137-3

Статьи

Напишите отзыв о статье "Пушкарёва, Наталья Львовна"

Литература

Ссылки

  • [www.pushkareva.info Персональный сайт]
  • Веста Боровикова [pushkareva.narod.ru/interview/vm06032002.htm Наталья Пушкарёва: я сама себе подам пальто!] // «Вечерняя Москва», 6 марта 2002 г. № 42 (23358) С. 4.
  • [www.polit.ru/article/2012/06/18/woman/print/ Женщина в меняющемся мире] // Полит.ру, 18.06.2012 г.

Отрывок, характеризующий Пушкарёва, Наталья Львовна


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.