Радиссон, Пьер-Эспри
| Пьер-Эспри Радиссон | |
 | |
| Род деятельности: | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Пьер-Эспри Радиссон (фр. Pierre-Esprit Radisson, 1636, Франция, близ Авиньона — 1710 года, Англия, Лондон) — французский исследователь и мехоторговец.
Аркадий Черкасов так характеризует Радиссона:
Пьер-Эспри Радиссон — один из самых романтичных и противоречивых персонажей канадской истории: неутомимый путешественник, вдумчивый исследователь, опытный мехоторговец, беспринципный авантюрист.[1]
Биография
Мало что известно о родителях исследователя, о дате его рождения и его раннем детстве. В письменном свидетельстве под присягой, датированном 1697 годом и в петиции 1698 года, Радиссон заявляет, что ему 61 и 62 года от роду соответственно, таким образом показывая, что он родился в 1636 году. Однако в переписи Новой Франции 1681 года указано, что ему 41 год, то есть год рождения 1640. В его собственных сочинениях сообщается, что его семья Айет-Радиссон происходила из города Сен-Мало[2]. Однако более вероятно, что семья Радиссонов происходила из Авиньона или Парижа[3]. Пьер-Эспри Радиссон, по-видимому, отец исследователя, крестился 21 апреля 1590 года в Карпантрасе (городок около Авиньона), и в 1607 жил в Авиньоне, где женился на Мадлен Эно (фр. Madeleine Hénaut), вдове Себастьена Айета (фр. Sébastien Hayet).
Маргарита Айет (фр. Marguerite Hayet), дочь Мадлен от первого брака, сыграла важную роль в жизни юного Радиссона. Скорее всего Пьер-Эспри прибыл в Новую Францию со своей сводной сестрой (в 1651 году[4]). В 1646 году сестра вышла замуж за Jean Véron de Grandmesnil. В Новой Франции в то время было очень трудно и опасно, меховая торговля постоянно прерывалась набегами ирокезов, и жизнь была рискована даже на территории поселений. Во время одного из индейских набегов муж Маргариты был убит, в августе 1653 она снова вышла замуж за Шуара де Грозейе, который позже стал компаньоном Радиссона в исследовании Северной Америки.
Первое упоминание о Радиссоне в Новой Франции относится к захвату его ирокезами, возможно в 1651 году. В то время он, как и его сестра, жил в Труа-Ривьер. По утверждению Радиссона к нему индейцы отнесились доброжелательно, по-видимому из-за его юности. Он изучил местный язык и хорошо адаптировался к новому окружению, участвовал в походах индейцев. Однажды он совершил побег и почти добрался до Труа-Ривьер, но был пойман, подвергнут зверским пыткам и скорее всего был бы убит, если бы не вмешательство его индейской «семьи». Получил индейское имя Онинга. Во время одного из охотничьих путешествий Радиссон вместе с индейцами добрался до голландского Форт-Оранж (на месте современного Олбани) и комендант предложил его выкупить, но Пьер-Эспри отказался. Позже он пожалел о о своём решении, повторно бежал и благополучно добрался до Форт-Оранж. Иезуитский священник, Joseph-Antoine Poncet, отправил Радиссона в Амстердам, куда Пьер-Эспри прибыл в начале 1654 года. В том же году Радиссон вернулся в Труа-Ривьер[5].
Известный канадский писатель Хью Макленнан писал:
К середине XVII столения Радиссон вместе со своим родственником Грозелье добрался до западного берега озера Мичиган. Тогда же (даты весьма приблизительны) эта пара достигла озера Суперьёр (Верхнее) и открыла волок, которым до их появления проследовали какие-то неизвестные, скорее всего французы. Вскоре они проникли в Миннесоту, к самой вершине бассейна величайшей реки континента. Когда правительство Новой Франции (людям, составлявшим его, всегда недоставало качеств, присущих их подданым) конфисковало меха у Радиссона и Грозейе, придравшись к отсутствию у них лицензии, оба эти исследователя переметнулись к англичанам — в результате была основана Компания Гудзонова залива[6].
Признание заслуг
Несмотря на то, что в своё время за голову Радиссона в Новой Франции была назначена награда, позже он стал чрезвычайно популярен среди франкоканадцев. Радиссон стал прототипом героев кинофильмов (в 1941 году в фильме «Гудзонов Залив» в роли Радиссона снялся Пол Муни, а в 1957—1958 канадской телекомпанией CBC Canadian Broadcasting Corporation был снят сериал «Radisson»), его именем названы улицы в квебекских городах, посёлок гидроэнергетиков на севере Квебека, городок в Саскачеване, станция метро в Монреале, международная гостиничная сеть Radisson Hotels & Resorts и ледокол Канадской береговой охраны
Напишите отзыв о статье "Радиссон, Пьер-Эспри"
Примечания
- ↑ Макленнан Х. Семь рек Канады. М.: Прогресс, 1990. С. 254.
- ↑ Radisson, Pierre Esprit, and G. D. Scull. Voyages of Peter Esprit Radisson being an account of his travels and experiences among the North American Indians, from 1652 to 1684; transcribed from original manuscripts in the Bodleian Library and the British Museum; with historical illustrations and an introduction. Boston: Prince Society, 1885. P. 1.
- ↑ Fournier M. Pierre-Esprit Radisson, merchant, adventurer, 1636–1710. Sillery, QC: Septentrion, 2002.
- ↑ [www.thecanadianencyclopedia.com/index.cfm?PgNm=TCE&Params=A1ARTA0006646 Radisson, Pierre-Esprit // The Canadian Encyclopedia.]
- ↑ [www.biographi.ca/009004-119.01-e.php?&id_nbr=1052 Dictionary of Canadian Biography Online. RADISSON, PIERRE-ESPRIT]
- ↑ Макленнан Х. Семь рек Канады. М.: Прогресс, 1990. С. 41
Отрывок, характеризующий Радиссон, Пьер-Эспри
– Известно куда, к начальству идет.– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.
Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
