Ковалевский, Пётр Петрович

Петр Петрович Ковалевский
генерал-лейтенант Пётр Петрович Ковалевский
Дата рождения	1808(1808)
Место рождения	село Ярошевка, Харьковский уезд, Российская империя
Дата смерти	21 сентября 1855(1855-09-21)
Место смерти	Карс
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	артиллерия
Звание	генерал-лейтенант
Командовал	20-я артиллерийская бригада, 2-я бригада 19-й пехотной дивизии, 13-я пехотная дивизия
Сражения/войны	Русско-турецкая война 1828—1829, Кавказская война 1817—1864, Крымская война.
Награды и премии	Орден Святого Георгия 4-й ст. (1847)

Пётр Петро́вич Ковале́вский (1808, село Ярошевка Харьковского уезда — 1855) — русский генерал, участник Кавказских походов и Крымской войны.

Биография

Родился в 1808 году. Происходил из дворян Харьковской губернии, его братья — Евграф (был министром народного просвещения) и Егор (известный дипломат и путешественник). Образование получил в Санкт-Петербургском артиллерийском училище, и в офицерских классах (впоследствии Михайловская артиллерийская академия); по окончании этого курса переведён был в гвардейскую артиллерию.

В русско-турецкую войну 1828—1829 г. он сделал три кампании с ракетной ротой и участвовал во взятии крепости Варны, при устройстве полковником Шильдером моста через Дунай, в сражении под крепостью Силистрией и в переходе через Балканы. С 1833 по 1837 г. он был помощником генерал-адъютанта Шильдера при опытах над действием конгреговых ракет против укреплений и земляных насыпей, и затем при опытах над регулированными и шрапнелевыми гранатами, производившихся под руководством генерал-адъютанта Сумарокова. Производя в то же время самостоятельно и на собственные средства опыты над артиллерийскими снарядами, Ковалевский изобрел особую гранатную трубку. Заинтересовавшись историей и современным торгово-экономическим состоянием Средней Азии, Ковалевский составил две записки — об образовании на границе Сибири особого края для развития торговли России со Средней Азией; записки эти были поданы тогдашнему генерал-губернатору Сибири князю Горчакову и не остались без влияния на последующие мероприятия в этом крае.

С 1843 года, когда Ковалевский был назначен командиром 20-й артиллерийской бригады, он постоянно участвовал в военных действиях на Кавказе и с 1846 года был начальником правого фланга Кавказской линии; в 1847 году был назначен командиром 2-й бригады 19-й пехотной дивизии и 26 ноября того же года награждён орденом св. Георгия 4-й степени (№ 7730 по списку Григоровича — Степанова).

В Восточную войну 1853—1855 гг. командовал 13-й пехотной дивизией; удачно защищал Ахалцых; блестяще действовал в составе корпуса князя Андроникова, когда тот 14 ноября 1854 года разбил турок под Суфлисом, и был произведён в генерал-лейтенанты; осаждал Ардаган и командовал частью главных сил Кавказской армии при штурме Карса 17 сентября 1855 г., при этом атакуя Шорахские укрепления он получил рану, от которой и умер 21 сентября. Уже после смерти, 5 октября, Высочайшим приказом был награждён орденом Белого орла с мечами.

Источники

• Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. — СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915.
• Ольшевский М. Я. Кавказ с 1841 по 1866 год. СПб., 2003.
• Ковалевский, Петр Петрович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.

Отрывок, характеризующий Ковалевский, Пётр Петрович

Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.