Розанцев, Валентин Фёдорович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Валентин Фёдорович Розанцев
Жанр:

художник-карикатурист, организатор-концептуалист, педагог

Учёба:

МАИ, МГХПУ имени С. Г. Строганова

Валентин Федорович Розанцев (6 августа 1939, Кимры — 25 июня 2010, Москва) — художник-карикатурист, организатор-концептуалист, педагог.

До последней минуты жизни он создавал новые формы общения и соревнования карикатуристов[1].





Творческая биография

Художником, как говорил сам Валентин, он был сызмальства, сколько себя помнил. В школе однажды получил нагоняй за стенгазету «Горный орел», так как по наивности нарисовал Сталина то ли с горном, то ли в виде орла. Пошел учиться в МАИ, куда в то время, так получалось, шли все будущие известные деятели искусства и культуры, а в качестве дипломной работы придумал дизайн новой посуды для обедов во время полетов на самолетах Аэрофлота, возможно кто-то из вас пользовался этой посудой. Все своё время обучения в МАИ Валентин Розанцев усиленно рисовал вместе с сокурсником, тоже в будущем известным карикатуристом, Владимиром Хозиным. А сразу же после МАИ поступил в Строгановское училище, чтобы закрепить навыки рисования, приобретенные рисовальной практикой в МАИ.

Валентин Розанцев работал художником в редакциях газет «Московский Комсомолец», «Труд», «Социалистическая Индустрия», «Известия», главным художником журналов «Советский Союз» и «Миша». Активно продвигал в 70-у годы XX века с другими художниками группы «чудаки» при "Литературной газете (Бахчинян, Песков, Иванов, Макаров, Куриц, Тюнин, Златковский, Смирнов и другие) новую, «умную» карикатуру в пику так называемой «советской сатирической», делавшейся по указке сверху. Новые формы, несмотря на восторженный прием публикой, встречали яростное сопротивление заслуженных художников старой формации, крокодильцев. Вот как об этом писал сам Валентин:

«Крокодилу» — 70 лет. И по этому поводу было торжество. И его показывали по ТВ. И чтобы было поинтересней, врезали в ТВ-показ кусочки интервью с разными важными «крокодилами».

Был среди них и Борис Ефимов, самый старый и заслуженный из отряда пресмыкающихся, и он немножко поплакал «по-крокодильски», как и положено). Дескать время было такое, что все мы должны были делать заказную карикатуру. Приходилось! Приходилось? И вы конечно, сопротивлялись? Вас и нас заставляли, бедненьких? И Академиком Вас насильно сделали? Скажите, а кто заставлял Вас устраивать судилище над Виталием Песковым, над «чудаками» из ЛГ? Кто предавал анафеме Сергея Тюнина и других художников за участие в зарубежных конкурсах карикатуристов? Кто заставлял лично Вас с главным художником «Крокодила» Андреем Крыловым приходить в «Известия» для того, чтобы запретить печататься там Валентину Розанцеву? Кто заставлял Вас вынимать из производства в издательстве «Советский художник» уже практически готовые книжки карикатур неугодных лично Вам авторов? Одним словом, если уж вам очень захочется публично поплакаться еще, поплачьтесь. Но будет честнее, если при этом, ВЫ откровенно скажете, что плачете потому, что уже больше не можете скушать или, как у вас «крокодилов» говорят, сожрать всякую там «мелочь антисоветскую».

Реплика к юбилею «Крокодила» из газеты «Утюг» № 9 1992 г.

С приходом перестройки в 1986—1987 году Валентин Розанцев совместно с А. Безиком придумал и организовал первый концептуальный театр карикатур «TEART» (Театр на бумаге). Театр «ТЕАРТ» проводил публичные выставки в сюжетных выгородках на фигурах, организовывал международные акции, конкурсы, фестивали и при этом активно издавал каталоги карикатур.

Позже, в 1988 году Валентин также придумал и создал уникальный Центр Юмора, в 1989 году получивший статус представительства Европейской ассоциации карикатуристов (FECO) в СССР — SoFECO. Валентин Розанцев и стал его бессменным Президентом на долгое время. При Центре юмора SoFECO почти ежемесячно проводились международные конкурсы-выставки карикатур, а в качестве каталогов служил регулярный выпуск придуманной Валентином же юмористической газеты «Утюг» (1989—1993). Вся прибыль от газеты шла на организацию конкурсов, создавая в смутное время возможность поддержки талантливой молодежи. Юридически Центр Юмора существовал на основании странного статуса «местное добровольное общество без вышестоящего звена», которое выискал в советском законодательстве соратник Валентина Александр Безик — по забытому чиновниками Положению 1933 года, которое, впрочем, реально действовало вплоть до распада СССР. На тех же основаниях в то время существовали два известных новых объединения Фонд социальных изобретений при КП Геннадия Алференко и Объединение «Круг» из Ярославля Сергея Зеленкова.

В. Розанцев был лауреатом премии «Золотой теленок», Членом Союза журналистов СССР. Он участвовал во многочисленных международных конкурсах карикатуры по всему миру и лауреат 33-х из них. Наиболее значимые призы получены в Болгарии, Бельгии, Греции, Италии, Канаде, Турции, Югославии, Японии. Также Валентин участвовал в проведении и организации и как член жюри более чем в 30 международных конкурсах карикатур.

В 2000-е годы он работал главным редактором ежемесячной рекламно-информационной иллюстрированной газеты «Самохвал» (тираж — 200 тыс. экземпляров), издаваемой одноименной сетью магазинов, проводил детские конкурсы карикатур, организовал онлайн конкурс карикатуристов в онлайн в блогах Мой мир@mail.ru[1]. Продумывал идею объединения карикатуристов Украины, России и Белоруссии в проекте «СРУБ» (Сообщество Россия-Украина-Белоруссия), хотел создать большой онлайн-блоговый постоянно действующий ресурс для художников России. Но не успел.

Именно в Центре Юмора в полной мере проявился талант Валентина Розанцева, как Педагога и Учителя — он без устали организовывал бесплатные для художников семинары, творческие учебы и различные встречи для общения, конкурсы под эгидой различных газет и журналов совместно с Центром Юмора, зарубежные выставки карикатур. Так в выставке-продаже советской карикатуры, Германия, Кассель в 1990 году участвовало самое большое количество работ советских художников за всю историю российско-германских отношений. А чего стоит уже забытая в России акция, проведенная Центром Юмора совместно с известным Фондом Социальных Изобретений (президент Г. Алференко) — выставка карикатур в США, прилетевшая туда из России из космоса в рамках международного проекта «Европа-Америка-500». Проект включал запуск искусственного спутника Земли «Ресурс-500» с космодрома Плесецк, и приводнение его спускаемой капсулы с образцами продукции и идей российских, американских и европейских компаний у берегов США в Тихом океане вблизи г. Сиэтл. В осуществлении проекта также принимали участие средства ПРО, береговая охрана США, международная космическая поисковая система «КОСПАС — САРСАТ», поисково-спасательный корабль «Маршал Крылов» ВМФ России[2]. Найденный спускаемый аппарат-модуль восторженные американцы возили на автомобильном прицепе по улицам Сиэтла, что вызывало большой интерес у местных жителей и к выставке изделий и идей, и особенно к выставке карикатур, поэтому на выставке и побывало чрезвычайно много посетителей.

Особой своей заслугой Валентин Федорович считал то, что явился инициатором и организатором проведения первого и единственного фестиваля юмористов и сатириков России «Салтыков-Щедрин 93», который с триумфом и прошел на родине Салтыкова-Щедрина и самого Розанцева в городе Кимры Калининградской области летом 1993 года.

Так получилось, что своему личному творческому наследию Валентин Федорович посвящал немного времени. Его работы разбросаны по прессе и выставкам, авторских публикаций очень мало. Его ученики, единомышленники и почитатели пытаются собрать наследие мастера воедино.

Валентин Розанцев на все просьбы родных и друзей публиковать свои вещи отделывался шутками и говорил, что на это у него не хватает времени. А время это он посвящал в основном тому, чтобы пробивать молодых авторов, организовывать их участие в выставках по всему миру, учить уму разуму, как получить признание. Сегодняшнее поколение признанных карикатуристов России все — так или иначе вышло из под «сени» Валентина Федоровича.

В своих воспоминаниях лауреат многих международных конкурсов Вадим Коноплянский вспоминает о Розанцеве:

В 1984 году я показал свои карикатуры в клубе карикатуристов газеты «Труд» и руководитель клуба Валентин Розанцев предложил поучаствовать в международном конкурсе карикатуры в Токио при журнале «Иомиури шимбун». Я нарисовал несколько рисунков на заданную тему «Герой», а Розанцев отобрал по его мнению выигрышные и послал через газету в Японию. Спустя некоторое время пришло сообщение, что мне присуждена премия отборочного комитета. Разумеется, я был на седьмом небе. После этого мои работы отмечались в Габрово, Японии, Монреале.[3]

В интервью газете «Газета Дона» художник-карикатурист Сергей Хасабов вспоминал:

Меня попросили вернуться. Оказывается, Веселовский уже показал художнику мою графику. «Как зовут? — улыбнулся Розанцев и тут же добавил. — Впрочем, буду звать тебя малышом». Я был маленьким и щупленьким, одет не по сезону. Через всю заснеженную Москву мы пошли к нему домой. Несколько дней я жил у Розанцева. Мэтр познакомил меня с условиями всемирных конкурсов карикатуристов, показал подлинники великих мастеров карикатуры — поляка Анжия Чечеты, австрийца Адольфа Борна и аргентинца Гилермо Мордилло. Увидел эти шедевры и понял: я как художник ничто.[4]

В последнее время известный в России и мире художник Игорь Варченко общался с мастером чаще других. Он вспоминает также:

Валентин Фёдорович, будучи главным художником «Известий» и Директором Международного Центра Юмора в Москве, частенько организовывал творческие поездки для молодых авторов на Запад. Всех художников и все поездки не перечесть. Их было очень много. И по тем временам (когда россияне только начали выезжать за рубежи нашей Родины) это было очень круто![5]

Валентин дружил с Вагричем Бахчиняном, Леонидом Тишковым, Олегом Теслером. Мастер с юмором рассказывал о пережитых с друзьями трудных временах советской карикатуры и о забавных способах отсылки карикатур на международные конкурсы в обход цензуры, один из них через знакомую Олега Теслера.
Об этой же ситуации в «Независимой газете» написала Марина Москвина:

И именно благодаря Олегу наши карикатуристы с оглушительным успехом начали участвовать в международных конкурсах карикатуры, в которых без проблем принимали участие прославленнейшие карикатуристы Земли. Случилось это так. Моя подруга Ольга работала в отделе писем журнала «Смена». И у неё была печать с очень важной надписью: «Недозволенных вложений нет». В те далекие времена это была совсем не такая распространенная печать, как, скажем, «Хлеб принят». Подобная печать хранилась еще на Главпочтамте, и совсем не факт, что там сочли бы вложения Теслера «дозволенными», к тому же рисунки на почте вполне могли потеряться или не дойти к назначенному сроку. А Ольга ему так доверяла, что она доверила ему всю свою жизнь плюс эту заветную печать. Теслер мог ею воспользоваться в одиночку, но он совершенно был не такой человек. Поэтому лауреатом международных конкурсов карикатуры в Канаде, Германии, Греции, Франции, Турции, Югославии и пр. стал не только сам Олег Теслер, но и Сергей Тюнин, Игорь Смирнов, Михаил Златковский, Вася Дубов, Валентин Розанцев и многие другие художники. В том числе Тишков, которого Теслер продолжал опекать двадцать лет как родного до своего последнего дня.[6]

Валентин Розанцев был Творцом с большой буквы, конструктором судьбы и жизни, и в творчестве, и в семейной жизни. Его наследие многомерно и неоднозначно. Он говорил незадолго до смерти, что с улыбкой вспоминает то, что раньше кого-то недолюбливал в мире искусства, в карикатуре, путая свои социальные оценки поведению людей и их творчество. В конце пути таких людей в российской карикатуре для Валентина Федоровича не было. Он принимал и понимал всех.

Анализ творчества

Выставки

Книги Валентина Розанцева

  • 1979 reader.boom.ru/smirs/smirs001.htm  — Сергей Смирнов. Сатиричинки / Иллюстрации В. Розанцева. — М.: Советская Россия, 1979.
  • 1986 — Иванов Е. П. Меткое московское слово / Иллюстрации В.Розанцева. — М. Московский рабочий, 1986. 320 с.
  • 1988 — «Валентин Розанцев. Сатира * Юмор * Гротеск» г. Москва, Театр «Teart», 1988. — [32] c.: черно-белые иллюстрации.

Напишите отзыв о статье "Розанцев, Валентин Фёдорович"

Примечания

  1. 1 2 Розанцев В. [my.mail.ru/community/utjug/6F6913EF24CEA3B.html Утюг-Уникальный Турнир Юморист Года]
  2. [www.toge.ru Корабли измерительного комплекса]
  3. [www.roscartoon.ru/konoplyansky/resume.htm Личный сайт Вадима Коноплянского]
  4. [restoranclub.ru/2007/07/12/s_karikaturojj_poshel_po_miru._intervju_s_khudozhnikom_khasabovym_v_gezete_dona.html Интервью Сергея Хасабова. Газета Дона. 25.01.2001]
  5. [ivar59.livejournal.com/464101.html?view=2922725#t2922725 Блог Игоря Варченко в livejournal.com, 26.06.2010]
  6. [www.ng.ru/comiks/2002-08-22/4_telser.html Человек в квадратике]

Ссылки

  • [cartoonia.net/index.php?option=com_content&task=view&id=18&Itemid=55 Интервью в МК о художниках-карикатуристах 70-х]
  • [logrys.net/Press/Caricature.htm «Краткая энциклопедия карикатуры» Дмитрий Москин]
  • [web.archive.org/web/20100215145007/www.knigiwam.ru/images/caricature/caricature.pdf «Чудаки» советской карикатуры. Монография «Русская и советская карикатура». В. Лисин (2003)]
  • [www.radio.cz/ru/statja/92104 Иржи Слива вспоминает, как его спасали «от голода» московские карикатуристы. Радио Прага ]
  • [www.cartoonblues.com/forum/viewtopic.php?f=5&t=7554 Пост поддержки карикатуристов во время болезни В.Розанцева в мае 2010]

Отрывок, характеризующий Розанцев, Валентин Фёдорович

– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.