Ромов, Сергей Матвеевич

Ромов Сергей Матвеевич
Дата рождения:	1 ноября 1883(1883-11-01)
Место рождения:	Воронеж, Российская империя
Гражданство:	СССР СССР
Подданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	12 февраля 1939(1939-02-12) (55 лет)
Место смерти:	Москва, СССР

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Сергей Матвеевич Ромов (фр.  Serge Romoff, настоящее имя Соломон Давидович Роффман, 1 ноября 1883, Воронеж или Каменец-Подольский — 12 февраля 1939, Москва) — русский и советский художник, искусствовед, критик, публицист, исследователь авангардного искусства и литературы.

Биография

Участвовал в революционном движении, принадлежал к меньшевикам.

Годы во Франции

В 1906 переехал во Францию, женился, у него родились два сына. Писал на русском и французском языках. Был близок к дадаистам, принимал участие в их коллективных акциях (шутовской суд над Морисом Барресом и др.). Печатался в журналах Esprit nouveau, Les Amitiés Nouvelles, L’Art Vivant. Выпускал литературный журнал Удар, сотрудниками которого был А. Луначарский и И. Эренбург (1922—1923, вышли четыре номера), вместе с И. Зданевичем и А. Гингером создал в 1923 группу Через. Переводил А. Блока на французский (в его переводе и с иллюстрациями М. Ларионова в Париже вышла в 1920 поэма Двенадцать), эссе П. Валери на русский язык (переводы издавались в 1936, 1976, 1993).

Годы в Советской России

20 июля 1928 возвратился в СССР. Работал в Литературной газете, журнале 30 дней, сотрудничал с журналами Прожектор и Новый мир, Библиотекой "Огонька", печатал статьи о французской литературе в Литературной энциклопедии (Гиль, Марселина Деборд-Вальмор, Делавинь), переводил. Выпустил научно-фантастическую повесть Одна треть жизни (1928). Вместе с И. Клюном и Ю. Олешей участвовал в подготовке выпуска Хлебников в Баку (1930, под ред. А. Кручёных, обложка К. Зданевича), дружил с Татлиным.

Ученый секретарь МООСХ с 1932 г. Художественный редактор журнала «30 дней».

В 1936 году Ромов был арестован и в 1939 году расстрелян.

Семья

• Жена — писатель Нина Игнатьевна Бам.
  • Приёмный сын (биологический отец — Владимир Татлин) — российский писатель, автор остросюжетной прозы Анатолий Сергеевич Ромов (р. 1935).

Ссылки

• [magazines.russ.ru/slovo/2005/47/pom27.html Анатолий Ромов, Романтика и конспирация времен Большого террора.]
• [magazines.russ.ru/slovo/2005/47/pom27.html Мемуары А.Ромова, коллективная фотография из его архива]

Отрывок, характеризующий Ромов, Сергей Матвеевич

– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.