Рубинштейн, Николай Леонидович

Николай Леонидович Рубинштейн
Страна:	Российская империя Российская империя, СССР СССР
Научная сфера:	История
Место работы:	МИФЛИ, ГИМ, МГУ, МГИАИ
Учёная степень:	доктор исторических наук (1940)
Учёное звание:	профессор (1938)
Альма-матер:	Новороссийский университет
Научный руководитель:	Е. Н. Щепкин
Известные ученики:	И. А. Федосов

Николай Леонидович (Лазаревич) Рубинштейн (11 (23) декабря 1897, Одесса — 26 января 1963) — советский историк, специалист в области историографии истории России, социально-экономического развития России XVIII века.

Автор более 70 статей по разным темам и нескольких крупных монографий.

Биография

Рубинштейн был младшим из четырех сыновей состоятельного одесского юриста Лазаря Николаевича Рубинштейна и Полины Петровны Рубинштейн. Его отец был знаком с многими общественными деятелями, учёными и артистами, придерживался демократических взглядов, что повлияло на мировоззрение его сыновей. Дети получили хорошее домашнее образование.

В 1910 году, после домашней подготовки, Рубинштейн поступил сразу в трейти класс Ришельевской гимназии. Преподавателем истории в гимназии был известный архивовед И. Л. Маяковский, один из учеников Лаппо-Данилевского. Под руководством учителя Рубинштейн уже на гимназической скамье прочитал труды Виноградова, Кареева, Карелина, Соловьёва, Ключевского, Костомарова. Кроме того, он читал Канта, Риккерта, Виндельбанда, Штаммлера, выучил латынь.

Закончив гимназию с золотой медалью, он поступил в Новороссийский университет, где проучился с 1916 по 1922 год на историко-филологическом факультете. В начале учёбы интересы Рубинштейна лежали больше в области медиевистики и новой истории западной Европы, он занимался историко-философскими и методологическими вопросами. На старших курсах его заинтересовали вопросы, связанный с социально-экономической историей России.

В начале 1922 года Рубинштейн защитил дипломную работу на тему «Западные торговые пути Украины-Руси». Параллельно он являлся вольнослушателем юридического факультета, на котором после защиты диплома в 1924 году его лично просил остаться и продолжить работу декан факультета. Рубинштейн отказался от предложения и решил полностью посвятить себя изучению истории.

Рубинштейн совмещает несколько работ, продолжая научную деятельность, посвященную истории краеведения и декабристского движения. Статья «Экономическое развитие России в начале XIX века, как основа движения декабристов» публикуется в крупном историческом журнале «Каторга и ссылка» и приносит учёному успех.

В 1931 году Рубинштейн вместе с семьёй переселился в Москву, где приступает к углублённому изучению русской историографии. Он разработал курс русской историографии, который впервые прочёл в МИФЛИ в 1936 году, затем в МГУ в 1938—1939 учебном году.

Концепция и учебник «Русская историография»

15 мая 1940 года Рубинштейн защитил диссертацию на соискание учёной степени доктора исторических наук по теме «Основные пути развития русской исторической науки». Диссертация затем легла в основу монографии «Русской историографии», опубликованной в 1942 году и ставшей первой крупной обобщающей работой, посвящённой развитию исторической мысли России:

… по диапазону использованных источников и по чёткости историографического анализа труд Рубинштейна во многом не утратил своей научной ценности и в настоящее время..

Изданию монографии предшествовали споры, главный вопрос которых — возможность предоставления «Русской историографии» статуса вузовского учебника. В комиссию входили Готье, Тихомиров, Нечкина, Шестаков и др. Хотя монография подвергалась критике, но благодаря выступлению Тихомирова, вышла в свет в статусе учебного пособия. В конце 1942 года вышла рецензия Вайнштейна, которая, несмотря на перечисление некоторых недочётов, давала высокую оценку работы в целом.

В 1941 году в Саратове, куда эвакуировали Рубинштейна после начала Великой Отечественной войны, он возглавил кафедру истории СССР и стал деканом исторического факультета Саратовского университета.

В 1944 году вступил в компартию.

В 1947 году Жданов подверг критике работу Г. Ф. Александрова «История западноевропейской философии», которая по замыслу и структуре была близка к работе Рубинштейна. Критика заключалась в том, что история философии изображалась как плавный эволюционный этап, тем самым марксизм представлялся простым преемником предыдущих учений; также критиковалось «отсутствие партийности в философии». Эти обвинения вскоре были адресованы и «Русской историографии». Рубинштейн в ответ опубликовал статью «Проблемы построения русской историографии» в журнале «Вопросы истории», в которой отметил следующие свои «ошибки»:

• слишком высокая оценка влияния западноевропейской мысли на развитие русское исторической науки;
• переоценка роли Г.-Ф. Миллера;
• недостаточное внимание творчеству М. В. Ломоносова.

Начались дискуссии, результатом которых стал разгром «Русской историографии» на совещании, прошедшем 15—20 марта 1948 года, на котором Рубинштейну не предоставили слова и на котором были выдвинуты следующие обвинения:

• преувеличение западноевропейского влияния на русскую историографию;
• игнорирование исторических воззрений декабристов и революционеров-демократов;
• увлечение абстрактно-академическими определениями и буржуазным объективизмом;
• схематизм и упрощение важных проблем;
• отсутствие классового принципа при рассмотрении предмета историографии и её периодизации и т. д.

Статья Рубинштейна с признанием своих «ошибок» была проигнорирована. Критика была настолько резкой, что Министерство высшего образования запретило использовать книгу в качестве учебного пособия. В течение следующих двух лет Рубинштейн еще несколько раз прорабатывался на подобных совещаниях, где его обвиняли в космополитизме, а затем увольняли с работы.

В начале 1950-х годов Рубинштейна снова начали привлекать к историографической деятельности. Он участвовал в работе над «Очерками истории исторической науки СССР», учебником «Историография истории СССР», «Советской исторической энциклопедией» и др.

Научные труды

• [vk.com/doc49772349_437909902 Рубинштейн Н. Л. Русская историография. — СПб.: Изд-во СПбГУ, 2008. — 938 с.]
• [vk.com/doc49772349_437909899 Рубинштейн Н. Л. Сельское хозяйство России во второй половине 18 в. - М., 1957. - 496 с.]

Литература

• Рубинштейн Николай Леонидович — статья из Большой советской энциклопедии.
• Дмитриев С. С. К истории советской исторической науки. Историк Н. Л. Рубинштейн // "Учёные записки Горьковского университета. Серия историко-филологическая", 1964, в. 72, т. 1.

Отрывок, характеризующий Рубинштейн, Николай Леонидович

– Je vous aime! [Я вас люблю!] – сказал он, вспомнив то, что нужно было говорить в этих случаях; но слова эти прозвучали так бедно, что ему стало стыдно за себя.
Через полтора месяца он был обвенчан и поселился, как говорили, счастливым обладателем красавицы жены и миллионов, в большом петербургском заново отделанном доме графов Безухих.


Старый князь Николай Андреич Болконский в декабре 1805 года получил письмо от князя Василия, извещавшего его о своем приезде вместе с сыном. («Я еду на ревизию, и, разумеется, мне 100 верст не крюк, чтобы посетить вас, многоуважаемый благодетель, – писал он, – и Анатоль мой провожает меня и едет в армию; и я надеюсь, что вы позволите ему лично выразить вам то глубокое уважение, которое он, подражая отцу, питает к вам».)
– Вот Мари и вывозить не нужно: женихи сами к нам едут, – неосторожно сказала маленькая княгиня, услыхав про это.
Князь Николай Андреич поморщился и ничего не сказал.
Через две недели после получения письма, вечером, приехали вперед люди князя Василья, а на другой день приехал и он сам с сыном.
Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере князя Василья, и тем более в последнее время, когда князь Василий в новые царствования при Павле и Александре далеко пошел в чинах и почестях. Теперь же, по намекам письма и маленькой княгини, он понял, в чем дело, и невысокое мнение о князе Василье перешло в душе князя Николая Андреича в чувство недоброжелательного презрения. Он постоянно фыркал, говоря про него. В тот день, как приехать князю Василью, князь Николай Андреич был особенно недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал архитектору входить с докладом к князю.
– Слышите, как ходит, – сказал Тихон, обращая внимание архитектора на звуки шагов князя. – На всю пятку ступает – уж мы знаем…
Однако, как обыкновенно, в 9 м часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.
– А проехать в санях можно? – спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.
– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.