Рудановский, Леонид Платонович

Леонид Платонович Рудановский
Дата рождения	21 ноября 1814(1814-11-21)
Место рождения	Нежин
Дата смерти	20 августа 1877(1877-08-20) (62 года)
Место смерти	Мариенбад (Богемия, Австро-Венгрия)
Принадлежность	Россия Россия
Род войск	пехота
Звание	генерал-лейтенант
Командовал	1-я бриг. Черноморских лин. б-нов, 8-я пех. див., 29-я пех. див.
Сражения/войны	Кавказская война, Крымская война, Польская кампания 1863 г.
Награды и премии	Орден Святого Станислава 3-й ст. (1842), Орден Святой Анны 3-й ст. (1845), Орден Святого Владимира 4-й ст. (1845), Орден Святой Анны 2-й ст. (1847), Золотое оружие «За храбрость» (1849), Орден Святого Георгия 4-й ст. (1853), Орден Святого Станислава 1-й ст. (1857), Орден Святой Анны 1-й ст. (1857), Орден Святого Владимира 2-й ст. (1864), Орден Белого Орла (1866)

Леонид Платонович Рудановский (1814—1877) — российский генерал-лейтенант, участник Кавказских походов.

Родился 21 ноября 1814 г. в городе Нежине, Черниговской губернии. Отец его, бывший сначала учителем Нежинского уездного училища, а потом инспектором Нежинской же гимназии, человек образованный, с ранних лет старался воспитать в сыне любовь к труду и привычку к чтению; мальчик чуть не пяти лет выучился читать и зачитывался историческими книгами, из которых главным образом состояла библиотека его отца, увлекался, по словам H. B. Гербеля, военными подвигами героев Греции и Рима и мечтал о военной славе. В 1826 г. он поступил в 4-й класс гимназии высших наук князя Безбородко и в июле 1832 г. окончил в ней курс с правом на чин 12-го класса. По желанию отца Рудановский поступил, 29 июля 1833 г., канцелярским чиновником в Департамент разных податей и сборов, в августе того же года был утвержден в чине губернского секретаря, но гражданская служба была не по душе ему: 13 февраля 1834 г. он взял отпуск и уехал в Нежин, а затем 1 ноября поступил, на правах студентов, унтер-офицером в Якутский пехотный полк, выказав себя, как он сам выражался, «непокорным сыном». 17 сентября 1835 г. Рудановский был произведён в прапорщики, 25 марта 1838 года — в подпоручики, 6 ноября 1838 поступил в Императорскую Военную академию, 8 мая 1840 г. был произведён в поручики, а 29 декабря, по окончании курса Академии, причислен был к Генеральному штабу, 2 января 1841 г. назначен был в штаб 3-го пехотного корпуса, 9 декабря 1841 г. был переведён в Отдельный Кавказский корпус и уже 25 декабря 1842 г., за отличие в делах против горцев, получил орден св. Станислава 3-й степени. С этих пор до 1860 г. почти непрерывно продолжалась боевая деятельность Рудановского, и этот период является самым блестящим периодом его жизни и деятельности.

4 июля 1844 г. за экспедицию 1843 г. ему объявлено было Высочайшее благоволение, 24 июля он произведён был в капитаны, а в экспедицию 1845 г. принимал деятельное участие в атаке правого неприятельского фланга, в завладении высотами Данкуль-Бярского хребта и в преследовании бежавших горцев до сел. Ницы. За это Рудановский получил орден св. Анны 3-й степени с бантом и 10 апреля 1845 г. произведён в подполковники. В том же 1845 г., 10 декабря, Рудановский пожалован был орденом св. Владимира 4-й степени с бантом, а 4 октября 1846 г. он был назначен в штаб войск Кавказской линии и Черномории и 11 марта 1847 г. награждён орденом св. Анны 2-й степени за взятие 25 июля 1846 г. штурмом завалов на хребте Тлия, в экспедицию 1846 г.; 27 октября того же года Рудановский был перечислен обратно в корпусную квартиру, а 20 апреля 1848 г. отправлен для исправления должности дивизионного квартирмейстера 20-й пехотной дивизии, в каковой должности и утверждён приказом от 28 июля того же года. 20 марта 1849 г. Рудановский назначен был обер-квартирмейстером войск Кавказской линии и Черномории, 16 августа того же года за экспедицию против горцев 1848 г. ему пожалована была золотая шпага с надписью «За храбрость», 3 июня 1850 г. он произведён был в полковники и получил последовательно целый ряд наград, в том числе 26 ноября 1853 г. орден св. Георгия 4-й степени.

12 марта 1854 г., с переходом Кавказской линии и Черномории в ведение атамана Войска Донского, Рудановский командирован был в его распоряжение для сообщения ему сведений о Кавказской линии и Черномории, 8 июля 1854 г. ему пожалован был перстень с вензелевым изображением Императорского имени за экспедицию против горцев 1853 г. 8 мая 1855 г. Рудановский командирован был, без отчисления от должности обер-квартирмейстера, в действующий против турок корпус на кавказско-турецкой границе и 3 июня принимал участие в кавалерийском деле нашего авангарда под стенами Карса; 28 июня он произвёл рекогносцировку части карсских укреплений, лежащих на левом берегу Карс-чая, 17 сентября участвовал в штурме Карса в составе колонны генерала Ковалевского, атаковал со своим отрядом турецкие войска, расположенные на Шорахских высотах. Приступ был отбит, причём сам Ковалевский — смертельно ранен, большинство офицеров перебито, а Рудановский ранен осколком гранаты в ступню левой ноги с повреждением костей, но сел на лошадь и, пока позволяли силы, не покинул поля сражения. После боя он взял отпуск и поехал в Тифлис, а в мае месяце 1856 г. снова принял команду над отрядом, назначенным для укрепления Анапы.

5 марта 1856 г. ему объявлено Высочайшее благоволение за дела против турок, а 21 марта он произведён в генерал-майоры, 8 апреля назначен командиром 1-й бригады Черноморских линейных батальонов и 16 августа — начальником штаба 20-й пехотной дивизии и войск левого крыла Кавказской линии. 22 февраля 1857 г. ему пожалован был орден св. Станислава 1-й степени за укрепление Анапы, и тогда же Государь разрешил ему ходить с ручным костылем для облегчения раненой ноги, которая давала себя чувствовать во время походов. В сентябре 1857 г. Рудановский начальствовал экспедицией против горцев, взял штурмом аул Осман-Юрт и за это 6 октября награждён орденом св. Анны 1-й степени с мечами.

10 апреля 1858 года Рудановский был командирован в распоряжение командующего войсками правого крыла Кавказской линии (впоследствии Кубанской области) для исправления должности его помощника и 12 июля утвержден в этой должности. В экспедиции, предпринятой в 1858 г. под начальством генерала Евдокимова для занятия Аргунского ущелья, он командовал левой колонной и послан был по правому берегу Шаро-Аргуна через Измаил-Юрт, левее Дутена, на хребте Шимберды, чтобы угрожать неприятелю обходом, если бы он решил держаться в Дутене. Затем, уже вполне самостоятельно, Рудановский построил и укрепил Майкоп — штаб-квартиру Кубанского пехотного полка — и, начальствуя осенней экспедицией, взял и истребил укрепленный Баракаевский аул, за что был награждён 6 ноября короной и мечами к ордену св. Анны 1-й степени. В 1859 г. Рудановский был начальником войск Майкопского и Белореченского отрядов, а также Люблинского, которым командовал и в 1860 г.

С весны 1860 г. Шапсугский отряд, начальство над которым было поручено Рудановскому, начал наступательные действия, взял штурмом аул Кубаниц, уничтожил аулы, известные под общим названием Этогу-Охо, аулы Тей-Маз-Хобль, два большие аула в ущелье Догай и множество других, так что, по словам газеты «Кавказ» (1860 г., № 77), только с 21 по 24 сентября 1860 г. Рудановский разорил 38 больших аулов, не считая малых, взял до 100 голов крупного скота, много сена и очистил от неприятеля все ущелье р. Азипса. В сентябре Рудановский возвел ещё Григорьевское укрепление и построил мост на р. Шебше. 17 октября 1860 г. он был произведён в генерал-лейтенанты, но уже в начале 1861 г. в его служебной деятельности произошёл крутой переворот; Н. В. Гербель в своей статье о Рудановском объясняет этот переворот возникшими у него несогласиями с начальством, — факт только тот, что с 1861 г. карьера Рудановского почти закончилась.

20 апреля 1861 г. он был переведен с Кавказа в распоряжение Главнокомандующего бывшей 1-й армией, затем, 31 мая 1861 г., назначен военным начальником Августовской губернии, 1 августа — начальником 8-й пехотной дивизии, 5 марта 1862 г. получил Высочайшее именное благоволение за успешные результаты, оказанные 8-м стрелковым батальоном по всем предметам образования. Во время подавления Польского восстания 1863 г. он командовал, с января по ноябрь 1863 г., сначала Владимиро-Волынским, а затем Кременецким отрядом, 3 июня 1863 г., в виде награды получил денежную аренду по две тысячи рублей в год на двенадцать лет, но вместе с этим 22 сентября был причислен к Генеральному штабу с зачислением по запасным войскам. Затем до 1869 г. Рудановский ещё получил несколько наград (16 января 1864 г. — орден св. Владимира 2-й степени, 15 апреля 1866 г. — орден Белого Орла и, наконец, в мае 1868 г. — табакерку с портретом Его Величества).

20 декабря 1864 г. Рудановский был назначен начальником 29-й пехотной дивизии, но 25 марта 1869 г. был окончательно отчислен в запас с оставлением в Генеральном штабе и с назначением кандидатом на должность коменданта, как уведомил его в письме военный министр. Рудановский не мог примириться с увольнением в запас и через полтора года обратился с письмом к военному министру, в котором говорил, что здоровье его поправилось, что он хотел бы более живого дела, чем должность коменданта, так как он ещё чувствует себя полным энергии и не жаждет отдыха. «Служба для общества, — писал он, — была всегда целью моей жизни, и теперь деятельность — лучшее лекарство для меня. Ни частная жизнь, ни материальные выгоды никогда не имели для меня значения; о средствах я не забочусь, так как привык довольствоваться самым необходимым». Ответа Рудановский не получил, и это окончательно подорвало его здоровье: летом 1874 г. его поразил нервный удар, который почти парализовал у Рудановского обе ноги и обе руки. Два раза ездил он за границу лечиться, но ничто уже не могло помочь ему, и 20 августа 1877 года он скончался в Мариенбаде, в Богемии; похоронен на семейном кладбище в местечке Мрине, Нежинского уезда.

Рудановский был человек хорошо образованный; свободное от походов время посвящал занятиям историей и, между прочим, по словам Гербеля, составил мемуары в 4-х больших томах: «Военный обзор Южного Дагестана» и «Записки очевидца о некоторых происшествиях кампаний на Кавказе в 1843, 1844, 1845 и 1846 гг.» — материалы для истории Кавказской войны. Записки эти достались его наследнику. М. Я. Ольшевский писал о Рудановском: «Не отнимая у него природных способностей, ума и сведений, приобретённых им чтением и в военной академии, нужно по справедливости сказать, что он был непомерно честолюбив, до смешного самолюбив и до крайности раздражителен. Но так как к раздражительности примешивалась нерешительность с подозрительностью, то и происходило на самом деле, что Леонид Платонович, мой хороший знакомый и соакадемик, или делался неуместно решительным и предприимчивым, или осторожным и предусмотрительным».

При Нежинской гимназии Рудановский учредил две стипендии в память своего отца, Платона Осиповича Рудановского.

Источники

• Гербель Н. В. Один из героев Кавказа // Гимназия высших наук и лицей князя Безбородко. СПб. 1881 (отд. изд.: СПб., 1881).
• Глиноецкий Н. П. Исторический очерк Николаевской академии Генерального штаба. СПб. 1882.
• Некролог // «Русский инвалид», 1877, № 229.
• Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
• Ольшевский М. Я. Кавказ с 1841 по 1866 год. СПб., 2003.

Отрывок, характеризующий Рудановский, Леонид Платонович

Весьма естественно, говоря о положении Пруссии, Анна Павловна попросила Бориса рассказать свое путешествие в Глогау и положение, в котором он нашел прусское войско. Борис, не торопясь, чистым и правильным французским языком, рассказал весьма много интересных подробностей о войсках, о дворе, во всё время своего рассказа старательно избегая заявления своего мнения насчет тех фактов, которые он передавал. На несколько времени Борис завладел общим вниманием, и Анна Павловна чувствовала, что ее угощенье новинкой было принято с удовольствием всеми гостями. Более всех внимания к рассказу Бориса выказала Элен. Она несколько раз спрашивала его о некоторых подробностях его поездки и, казалось, весьма была заинтересована положением прусской армии. Как только он кончил, она с своей обычной улыбкой обратилась к нему:
– Il faut absolument que vous veniez me voir, [Необходимо нужно, чтоб вы приехали повидаться со мною,] – сказала она ему таким тоном, как будто по некоторым соображениям, которые он не мог знать, это было совершенно необходимо.
– Mariedi entre les 8 et 9 heures. Vous me ferez grand plaisir. [Во вторник, между 8 и 9 часами. Вы мне сделаете большое удовольствие.] – Борис обещал исполнить ее желание и хотел вступить с ней в разговор, когда Анна Павловна отозвала его под предлогом тетушки, которая желала его cлышать.
– Вы ведь знаете ее мужа? – сказала Анна Павловна, закрыв глаза и грустным жестом указывая на Элен. – Ах, это такая несчастная и прелестная женщина! Не говорите при ней о нем, пожалуйста не говорите. Ей слишком тяжело!


Когда Борис и Анна Павловна вернулись к общему кружку, разговором в нем завладел князь Ипполит.
Он, выдвинувшись вперед на кресле, сказал: Le Roi de Prusse! [Прусский король!] и сказав это, засмеялся. Все обратились к нему: Le Roi de Prusse? – спросил Ипполит, опять засмеялся и опять спокойно и серьезно уселся в глубине своего кресла. Анна Павловна подождала его немного, но так как Ипполит решительно, казалось, не хотел больше говорить, она начала речь о том, как безбожный Бонапарт похитил в Потсдаме шпагу Фридриха Великого.
– C'est l'epee de Frederic le Grand, que je… [Это шпага Фридриха Великого, которую я…] – начала было она, но Ипполит перебил ее словами:
– Le Roi de Prusse… – и опять, как только к нему обратились, извинился и замолчал. Анна Павловна поморщилась. MorteMariet, приятель Ипполита, решительно обратился к нему:
– Voyons a qui en avez vous avec votre Roi de Prusse? [Ну так что ж о прусском короле?]
Ипполит засмеялся, как будто ему стыдно было своего смеха.
– Non, ce n'est rien, je voulais dire seulement… [Нет, ничего, я только хотел сказать…] (Он намерен был повторить шутку, которую он слышал в Вене, и которую он целый вечер собирался поместить.) Je voulais dire seulement, que nous avons tort de faire la guerre рour le roi de Prusse. [Я только хотел сказать, что мы напрасно воюем pour le roi de Prusse . (Непереводимая игра слов, имеющая значение: «по пустякам».)]
Борис осторожно улыбнулся так, что его улыбка могла быть отнесена к насмешке или к одобрению шутки, смотря по тому, как она будет принята. Все засмеялись.
– Il est tres mauvais, votre jeu de mot, tres spirituel, mais injuste, – грозя сморщенным пальчиком, сказала Анна Павловна. – Nous ne faisons pas la guerre pour le Roi de Prusse, mais pour les bons principes. Ah, le mechant, ce prince Hippolytel [Ваша игра слов не хороша, очень умна, но несправедлива; мы не воюем pour le roi de Prusse (т. e. по пустякам), а за добрые начала. Ах, какой он злой, этот князь Ипполит!] – сказала она.
Разговор не утихал целый вечер, обращаясь преимущественно около политических новостей. В конце вечера он особенно оживился, когда дело зашло о наградах, пожалованных государем.
– Ведь получил же в прошлом году NN табакерку с портретом, – говорил l'homme a l'esprit profond, [человек глубокого ума,] – почему же SS не может получить той же награды?
– Je vous demande pardon, une tabatiere avec le portrait de l'Empereur est une recompense, mais point une distinction, – сказал дипломат, un cadeau plutot. [Извините, табакерка с портретом Императора есть награда, а не отличие; скорее подарок.]
– Il y eu plutot des antecedents, je vous citerai Schwarzenberg. [Были примеры – Шварценберг.]
– C'est impossible, [Это невозможно,] – возразил другой.
– Пари. Le grand cordon, c'est different… [Лента – это другое дело…]
Когда все поднялись, чтоб уезжать, Элен, очень мало говорившая весь вечер, опять обратилась к Борису с просьбой и ласковым, значительным приказанием, чтобы он был у нее во вторник.
– Мне это очень нужно, – сказала она с улыбкой, оглядываясь на Анну Павловну, и Анна Павловна той грустной улыбкой, которая сопровождала ее слова при речи о своей высокой покровительнице, подтвердила желание Элен. Казалось, что в этот вечер из каких то слов, сказанных Борисом о прусском войске, Элен вдруг открыла необходимость видеть его. Она как будто обещала ему, что, когда он приедет во вторник, она объяснит ему эту необходимость.
Приехав во вторник вечером в великолепный салон Элен, Борис не получил ясного объяснения, для чего было ему необходимо приехать. Были другие гости, графиня мало говорила с ним, и только прощаясь, когда он целовал ее руку, она с странным отсутствием улыбки, неожиданно, шопотом, сказала ему: Venez demain diner… le soir. Il faut que vous veniez… Venez. [Приезжайте завтра обедать… вечером. Надо, чтоб вы приехали… Приезжайте.]
В этот свой приезд в Петербург Борис сделался близким человеком в доме графини Безуховой.


Война разгоралась, и театр ее приближался к русским границам. Всюду слышались проклятия врагу рода человеческого Бонапартию; в деревнях собирались ратники и рекруты, и с театра войны приходили разноречивые известия, как всегда ложные и потому различно перетолковываемые.
Жизнь старого князя Болконского, князя Андрея и княжны Марьи во многом изменилась с 1805 года.
В 1806 году старый князь был определен одним из восьми главнокомандующих по ополчению, назначенных тогда по всей России. Старый князь, несмотря на свою старческую слабость, особенно сделавшуюся заметной в тот период времени, когда он считал своего сына убитым, не счел себя вправе отказаться от должности, в которую был определен самим государем, и эта вновь открывшаяся ему деятельность возбудила и укрепила его. Он постоянно бывал в разъездах по трем вверенным ему губерниям; был до педантизма исполнителен в своих обязанностях, строг до жестокости с своими подчиненными, и сам доходил до малейших подробностей дела. Княжна Марья перестала уже брать у своего отца математические уроки, и только по утрам, сопутствуемая кормилицей, с маленьким князем Николаем (как звал его дед) входила в кабинет отца, когда он был дома. Грудной князь Николай жил с кормилицей и няней Савишной на половине покойной княгини, и княжна Марья большую часть дня проводила в детской, заменяя, как умела, мать маленькому племяннику. M lle Bourienne тоже, как казалось, страстно любила мальчика, и княжна Марья, часто лишая себя, уступала своей подруге наслаждение нянчить маленького ангела (как называла она племянника) и играть с ним.
У алтаря лысогорской церкви была часовня над могилой маленькой княгини, и в часовне был поставлен привезенный из Италии мраморный памятник, изображавший ангела, расправившего крылья и готовящегося подняться на небо. У ангела была немного приподнята верхняя губа, как будто он сбирался улыбнуться, и однажды князь Андрей и княжна Марья, выходя из часовни, признались друг другу, что странно, лицо этого ангела напоминало им лицо покойницы. Но что было еще страннее и чего князь Андрей не сказал сестре, было то, что в выражении, которое дал случайно художник лицу ангела, князь Андрей читал те же слова кроткой укоризны, которые он прочел тогда на лице своей мертвой жены: «Ах, зачем вы это со мной сделали?…»
Вскоре после возвращения князя Андрея, старый князь отделил сына и дал ему Богучарово, большое имение, находившееся в 40 верстах от Лысых Гор. Частью по причине тяжелых воспоминаний, связанных с Лысыми Горами, частью потому, что не всегда князь Андрей чувствовал себя в силах переносить характер отца, частью и потому, что ему нужно было уединение, князь Андрей воспользовался Богучаровым, строился там и проводил в нем большую часть времени.
Князь Андрей, после Аустерлицкой кампании, твердо pешил никогда не служить более в военной службе; и когда началась война, и все должны были служить, он, чтобы отделаться от действительной службы, принял должность под начальством отца по сбору ополчения. Старый князь с сыном как бы переменились ролями после кампании 1805 года. Старый князь, возбужденный деятельностью, ожидал всего хорошего от настоящей кампании; князь Андрей, напротив, не участвуя в войне и в тайне души сожалея о том, видел одно дурное.
26 февраля 1807 года, старый князь уехал по округу. Князь Андрей, как и большею частью во время отлучек отца, оставался в Лысых Горах. Маленький Николушка был нездоров уже 4 й день. Кучера, возившие старого князя, вернулись из города и привезли бумаги и письма князю Андрею.
Камердинер с письмами, не застав молодого князя в его кабинете, прошел на половину княжны Марьи; но и там его не было. Камердинеру сказали, что князь пошел в детскую.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, Петруша с бумагами пришел, – сказала одна из девушек помощниц няни, обращаясь к князю Андрею, который сидел на маленьком детском стуле и дрожащими руками, хмурясь, капал из стклянки лекарство в рюмку, налитую до половины водой.
– Что такое? – сказал он сердито, и неосторожно дрогнув рукой, перелил из стклянки в рюмку лишнее количество капель. Он выплеснул лекарство из рюмки на пол и опять спросил воды. Девушка подала ему.
В комнате стояла детская кроватка, два сундука, два кресла, стол и детские столик и стульчик, тот, на котором сидел князь Андрей. Окна были завешаны, и на столе горела одна свеча, заставленная переплетенной нотной книгой, так, чтобы свет не падал на кроватку.
– Мой друг, – обращаясь к брату, сказала княжна Марья от кроватки, у которой она стояла, – лучше подождать… после…
– Ах, сделай милость, ты всё говоришь глупости, ты и так всё дожидалась – вот и дождалась, – сказал князь Андрей озлобленным шопотом, видимо желая уколоть сестру.
– Мой друг, право лучше не будить, он заснул, – умоляющим голосом сказала княжна.
Князь Андрей встал и, на цыпочках, с рюмкой подошел к кроватке.
– Или точно не будить? – сказал он нерешительно.
– Как хочешь – право… я думаю… а как хочешь, – сказала княжна Марья, видимо робея и стыдясь того, что ее мнение восторжествовало. Она указала брату на девушку, шопотом вызывавшую его.
Была вторая ночь, что они оба не спали, ухаживая за горевшим в жару мальчиком. Все сутки эти, не доверяя своему домашнему доктору и ожидая того, за которым было послано в город, они предпринимали то то, то другое средство. Измученные бессоницей и встревоженные, они сваливали друг на друга свое горе, упрекали друг друга и ссорились.
– Петруша с бумагами от папеньки, – прошептала девушка. – Князь Андрей вышел.
– Ну что там! – проговорил он сердито, и выслушав словесные приказания от отца и взяв подаваемые конверты и письмо отца, вернулся в детскую.
– Ну что? – спросил князь Андрей.
– Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.