Рыбальченко, Михаил Иванович

Михаил Иванович Рыбальченко
Общая информация
Дата рождения	1910(1910)
Место рождения	Одесса, СССР
Дата смерти	1994(1994)
Место смерти	Одесса, Украина
Гражданство	СССР СССР
Информация о гонщике
Нынешняя команда	Закончил карьеру
Специализация	универсал
Любительские команды
1931—1941	Сборная СССР
Профессиональные команды
нет	нет
Главные победы
Чемпион СССР (1934, 1935, 1938)

Михаи́л Ива́нович Рыба́льченко (1910, Одесса — 1994, там же) — известный в 1930-х гг. в СССР велогонщик, заслуженный мастер спорта СССР (1938). Единственный спортсмен, который по довоенным, но непревзойденным по сей день достижениям был занесен в Книгу рекордов Гиннесса.

Биография

Ещё в 1928 году Михаил, в 18 лет, стал чемпионом Украины по кроссу на 30 километров со временем, которое и сейчас поражает мастеров велоспорта − 56 минут 12,8 секунды. И это при том, что по условиям соревнований спортсменам пришлось два километра ехать по пересеченной местности в противогазах.

С 1931 года Рыбальченко — участник сборной страны по шоссейным гонкам, а в 1934 завоевывает первое место в Союзе в парной гонке по треку.

В 1935, вместе с четырьмя киевскими динамовскими одноклубниками, Михаил совершил беспримерный в истории мирового спорта велопробег Одесса — Владивосток. А через месяц после возвращения из пробега завоевал звание чемпиона СССР в так называемой получасовой трековой гонке.

Осенью 1936 года проходили очередные соревнования между советскими и турецкими спортсменами. На этот раз наряду с футболистами, борцами и фехтовальщиками впервые в составе спортивной делегации Турции прибыли в Советский Союз велосипедисты. Все три командные стокилометровые шоссейные гонки в Москве, Ленинграде и Киеве выиграли тогда турецкие спортсмены. Поражения лучших советских велосипедистов в этих международных встречах и явились причиной того, что уже через месяц Украинским спорткомитетом было принято решение о проведении республиканской кольцевой велогонки с использованием опыта ежегодных традиционных гонок по Франции, известных под названием «Тур де Франс». Вся сложность задуманного мероприятия заключалась, прежде всего, в том, что подобных многодневных гонок в Союзе ещё не было. Максимальная протяженность проводившейся тогда велогонки Москва — Ленинград составляла всего 700 километров. Теперь же предстояло подготовиться к утомительным многодневным гонкам на дистанцию свыше двух тысяч километров по шоссе, проселочным дорогам, булыжникам и пескам. Уже в декабре 1936 года было утверждено положение, согласно которому намечаемой гонке вокруг Украины должны были предшествовать областные отборочные велотуры, в которых могли принимать участие только победители соревнований в физкультурных коллективах на предприятиях, в колхозах и в добровольных спортивных обществах.

23 апреля 1937 года стартовал первый Одесский областной велотур по маршруту Одесса — Николаев — Вознесенск — Одесса общей протяженностью 340 километров. Через три дня на площади Коммуны одесситы горячо приветствовали абсолютного победителя велотура — мастера спорта Михаила Рыбальченко. Победа обнадеживала — впереди предстояла упорная многодневная борьба в Украинской велогонке.

Спустя месяц был дан старт первого Украинского велотура, в котором приняли участие 113 сильнейших гонщиков республики — победители прошедших перед ним областных туров. Всем стартовавшим в столице республики спортсменам предстояло преодолеть разбитые на пятнадцать этапов 2265 километров самых разнообразных дорог: по шоссе, покрытому гудроном, к которому в жару прилипали колеса велосипедов; грунтовым дорогам, представлявшим опасность во время дождей; по булыжникам, щебенке и пескам. Общая протяженность таких участков составляла около 1400 километров, то есть более половины всей дистанции. Спустя двадцать дней после старта — 13 июня в столице Украины сомкнулось кольцо велогонки. Её абсолютным победителем опять стал Михаил Рыбальченко, покрывший всю дистанцию за 87 часов 52 минуты 9 секунд и не уступивший лидерства ни на одном из пятнадцати этапов гонки. Занявшего второе место киевского армейца Савельева он опередил более, чем на восемь часов! Затем были 1-й Всесоюзный, 2-й Украинский, 2-й Всесоюзный, 1-й Грузинский велотуры, и их победителем неизменно оказывался Михаил.

В 1938 году, через месяц после победы во 2-м Украинском туре, — снова ответственное состязание — первенство страны. Проводилось оно в окрестностях Ленинграда. Шесть кругов по 33 километра. Впервые в Союзе такая большая дистанция в соревнованиях по шоссейным гонкам.

«На этот раз мне с самого начала сильно не везло. Приехал в Ленинград из Одессы поздно вечером одиннадцатого июля, а стартовать предстояло на следующий день ровно в восемь утра. Даже отдохнуть как следует не успел, не говоря уже о положенных учебно-тренировочных сборах. Правда, подготовка у меня была неплохая: ежедневно до и после работы, в любое время года, на протяжении многих лет я выжимал на своем велосипеде, в общей сложности, как минимум, по сто, а в выходные дни — и по двести километров, постоянно поддерживая хорошую спортивную форму. В Ленинграде все участники, а их было 108 человек, стартовали одновременно. Но в соответствии с жеребьевкой, спортсмены выстраивались рядами в длинную цепь, по три человека в каждом ряду. И не на самом шоссе, а в боковой, довольно узкой, обсаженной с обеих сторон деревьями, аллее. Волею жребия я попал в одну из последних „троек“. Таким образом, между мной и передними спортсменами уже с самого начала получился разрыв почти в двести метров. Было ясно: до выхода на шоссе обойти их не удастся — не позволит ширина аллеи. А впереди, как назло, оказались сильнейшие гонщики страны: москвичи Вершинин, Денисов, ленинградцы Ковещенко, Кондрашков, харьковчанин Букреев и другие. После старта они, разумеется, сразу ушли в отрыв, оставив далеко позади основную группу почти в сто человек. Приблизиться к ним, пробившись через такую массу гонщиков, довольно трудно. Первый круг я прошел, кажется, пятнадцатым, так и не „достав“ лидирующих. В начале второго круга — прокол. Спешно меняю однотрубку — и в дорогу. Но тут отскочивший на большой скорости из-под переднего колеса камень попадает в мой „суперчемпион“ — французский четырехскоростной переключатель скоростей. Ведь все шоссе было не асфальтовым, а просто щебеночным. Первым подвернувшимся под руку булыжником рихтую поврежденный переключатель. А тут один из болельщиков, от всей души желавший помочь, резко наклоняет велосипед, и вся специально приготовленная мною заранее питательная смесь выливается из прикрепленной к раме фляги на дорогу. Пришлось потом останавливаться на питательном пункте, чтоб подкрепиться и пополнить запас. Снова вовсю нажимаю на педали. Начался дождь со встречным ветром. Иду в одиночку. Но даже оставив где-то позади основную группу, третий и четвертый круги прохожу уже с таким чувством, что передних все равно не догнать — слишком много времени для таких гонок ушло на все эти задержки. Однако с дистанции не схожу: через три недели должен состояться 2-й Советский велотур, и нынешняя гонка сможет послужить хоть какой-то к нему подготовкой. Неожиданно вижу на обочине сошедшего с дистанции грузинского гонщика Титико Хабурзани, который кричит и жестами показывает, что между мной и идущими впереди всего шесть минут разрыва. Жми, мол, еще не все потеряно. Откуда взялись силы — не знаю. Получилось что-то вроде психологического допинга — можно еще даже побороться за какое-нибудь из призовых мест. В конце пятого круга догнал-таки головную группу и пристроился к несколько по отставшему московскому гонщику Федору Тарачкову. Идущие впереди так меня и не заметили: оглянешься — потеряешь драгоценные секунды. Этим мы с Тарачковым и воспользовались, договорившись, что, попеременно „лидируя“ друг друга, постараемся уйти в отрыв. Передние никак не ожидали ни моего появления, ни такого маневра, и километров за тридцать до финиша им из преследуемых пришлось превратиться в преследователей. Так прошли километров пять. Не выдержав, отстал Тарачков. Резко взвинтив темп, ухожу вперед сам, так как понимаю, что все еще может случиться. И действительно, за несколько километров до финиша — страшная досада: снова прокол. А ведь стоявшие на обочинах болельщики, на глазах у которых проходила эта тяжелейшая гонка, всячески подбадривали меня и уже приветствовали как явного победителя. А тут — прокол! Да еще, как на грех, при смене однотрубки где-то в щебенке затерялась прижимающая колесо гайка! Искали её человек двадцать. Нашли! Но все-таки спасло выигранное время — так меня никто и не догнал. Вторым тогда пришел мой товарищ Федя Тарачков. Всегда надо бороться до конца. Даже тогда, когда порой кажется, что уже все потеряно и нет надежды на успех!»

«Дистанция 198 километров шоссейной гонки представляла собою почти кросс: крупный булыжник, выбоины, подъемы, рассыпанный щебень… Вдоль живописной аллеи Красного Села — сотни зрителей. Вдали появляется зеленая майка. Это Рыбальченко. Последнее усилие — и колесо машины нового чемпиона СССР пересекает финиш. Он прошел 198 км за 7:30:12. Прекрасное время для такой тяжелой дистанции!»

Во время войны он отказывался от предложений новой власти участвовать в престижных велогонках в столице Румынии, A также на него было много наветов соотечественников. Его жена, продавая дорогие спортивные призы, не единожды находила пути, что бы выкупить мужа из застенок сигуранцы. Она же и сохраняла, спасая от обысков, все долгие четырнадцать военных и первых послевоенных лет тщательно зарытые в подвале альбомы с вырезками из газет о триумфальных победах мужа, его фотографии, спортивные награды, орден «Знак Почета» за участие в велопробеге «Одесса — Владивосток» в 1935 году и другие семейные реликвии. После войны он оказался «врагом народа», и был сослан на угольные шахты в район вечной мерзлоты на мучительно долгие, продолжительнее, чем вся жизнь, десять кошмарных лет.

В 1940 году в течение небольшого промежутка времени им было установлено восемнадцать всеукраинских и всесоюзных рекордов.

Зафиксированные рекорды

Рекордное количество побед на этапах

В 1937—1938 гг. в течение полутора лет Михаил Иванович Рыбальченко участвовал в многодневных велосипедных гонках по классу гоночных машин. Общая протяженность всех маршрутов составила около 10 тыс. км. Во всех этих гонках с первого и до последнего этапа (58 этапов) Рыбальченко был лидером и неизменно следовал в красной лидерской майке.

Максимальный отрыв лидера

С 24 мая по 13 июня 1937 г. во время проведения 1-го Украинского велотура протяженностью 2265 км М. И. Рыбальченко опередил занявшего второе место киевского армейца Савельева на 8 ч 8 мин 20 с. (из Книги рекордов Гиннесса)

См. также

• Велопробег «Одесса — Владивосток»

Галерея

• OdessaVladivostok.jpg

  На старте велопробега Одесса—Владивосток

• OdsVlad-Uniform.jpg

  Униформа участников

• OdsVlad-group.jpg

  Участники велопробега

• OdsVlad-Taiga.jpg

  Участники велопробега пробираются через тайгу

• OdsVlad-Railway.jpg

  По шпалам к Владивостоку

Литература

• [www.odessitclub.org/index.php?name=reading_room/korchenov/rybalchenko&title=%C2%E8%EA%F2%EE%F0%20%CA%EE%F0%F7%E5%ED%EE%E2 Виктор Корченов. ИЗ ФАШИСТСКОЙ ТЮРЬМЫ В СТАЛИНСКИЕ ЛАГЕРЯ]

Отрывок, характеризующий Рыбальченко, Михаил Иванович

Они подъехали к разлившейся реке, которую им надо было переезжать на пароме. Пока устанавливали коляску и лошадей, они прошли на паром.
Князь Андрей, облокотившись о перила, молча смотрел вдоль по блестящему от заходящего солнца разливу.
– Ну, что же вы думаете об этом? – спросил Пьер, – что же вы молчите?
– Что я думаю? я слушал тебя. Всё это так, – сказал князь Андрей. – Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы – люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.
Пьер перебил его. – Верите вы в будущую жизнь? – спросил он.
– В будущую жизнь? – повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.
– Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды – всё ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется Божество, – высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим. Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.
– Да, это учение Гердера, – сказал князь Андрей, – но не то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть…. Вот что убеждает, вот что убедило меня, – сказал князь Андрей.
– Ну да, ну да, – говорил Пьер, – разве не то же самое и я говорю!
– Нет. Я говорю только, что убеждают в необходимости будущей жизни не доводы, а то, когда идешь в жизни рука об руку с человеком, и вдруг человек этот исчезнет там в нигде, и ты сам останавливаешься перед этой пропастью и заглядываешь туда. И, я заглянул…
– Ну так что ж! вы знаете, что есть там и что есть кто то? Там есть – будущая жизнь. Кто то есть – Бог.
Князь Андрей не отвечал. Коляска и лошади уже давно были выведены на другой берег и уже заложены, и уж солнце скрылось до половины, и вечерний мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров и перевозчиков, еще стояли на пароме и говорили.
– Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить, – говорил Пьер, – что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там во всем (он указал на небо). Князь Андрей стоял, облокотившись на перила парома и, слушая Пьера, не спуская глаз, смотрел на красный отблеск солнца по синеющему разливу. Пьер замолк. Было совершенно тихо. Паром давно пристал, и только волны теченья с слабым звуком ударялись о дно парома. Князю Андрею казалось, что это полосканье волн к словам Пьера приговаривало: «правда, верь этому».
Князь Андрей вздохнул, и лучистым, детским, нежным взглядом взглянул в раскрасневшееся восторженное, но всё робкое перед первенствующим другом, лицо Пьера.
– Да, коли бы это так было! – сказал он. – Однако пойдем садиться, – прибавил князь Андрей, и выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз, после Аустерлица, он увидал то высокое, вечное небо, которое он видел лежа на Аустерлицком поле, и что то давно заснувшее, что то лучшее что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе. Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь.


Уже смерклось, когда князь Андрей и Пьер подъехали к главному подъезду лысогорского дома. В то время как они подъезжали, князь Андрей с улыбкой обратил внимание Пьера на суматоху, происшедшую у заднего крыльца. Согнутая старушка с котомкой на спине, и невысокий мужчина в черном одеянии и с длинными волосами, увидав въезжавшую коляску, бросились бежать назад в ворота. Две женщины выбежали за ними, и все четверо, оглядываясь на коляску, испуганно вбежали на заднее крыльцо.
– Это Машины божьи люди, – сказал князь Андрей. – Они приняли нас за отца. А это единственно, в чем она не повинуется ему: он велит гонять этих странников, а она принимает их.
– Да что такое божьи люди? – спросил Пьер.
Князь Андрей не успел отвечать ему. Слуги вышли навстречу, и он расспрашивал о том, где был старый князь и скоро ли ждут его.
Старый князь был еще в городе, и его ждали каждую минуту.
Князь Андрей провел Пьера на свою половину, всегда в полной исправности ожидавшую его в доме его отца, и сам пошел в детскую.
– Пойдем к сестре, – сказал князь Андрей, возвратившись к Пьеру; – я еще не видал ее, она теперь прячется и сидит с своими божьими людьми. Поделом ей, она сконфузится, а ты увидишь божьих людей. C'est curieux, ma parole. [Это любопытно, честное слово.]
– Qu'est ce que c'est que [Что такое] божьи люди? – спросил Пьер
– А вот увидишь.
Княжна Марья действительно сконфузилась и покраснела пятнами, когда вошли к ней. В ее уютной комнате с лампадами перед киотами, на диване, за самоваром сидел рядом с ней молодой мальчик с длинным носом и длинными волосами, и в монашеской рясе.
На кресле, подле, сидела сморщенная, худая старушка с кротким выражением детского лица.
– Andre, pourquoi ne pas m'avoir prevenu? [Андрей, почему не предупредили меня?] – сказала она с кротким упреком, становясь перед своими странниками, как наседка перед цыплятами.
– Charmee de vous voir. Je suis tres contente de vous voir, [Очень рада вас видеть. Я так довольна, что вижу вас,] – сказала она Пьеру, в то время, как он целовал ее руку. Она знала его ребенком, и теперь дружба его с Андреем, его несчастие с женой, а главное, его доброе, простое лицо расположили ее к нему. Она смотрела на него своими прекрасными, лучистыми глазами и, казалось, говорила: «я вас очень люблю, но пожалуйста не смейтесь над моими ». Обменявшись первыми фразами приветствия, они сели.
– А, и Иванушка тут, – сказал князь Андрей, указывая улыбкой на молодого странника.
– Andre! – умоляюще сказала княжна Марья.
– Il faut que vous sachiez que c'est une femme, [Знай, что это женщина,] – сказал Андрей Пьеру.
– Andre, au nom de Dieu! [Андрей, ради Бога!] – повторила княжна Марья.
Видно было, что насмешливое отношение князя Андрея к странникам и бесполезное заступничество за них княжны Марьи были привычные, установившиеся между ними отношения.
– Mais, ma bonne amie, – сказал князь Андрей, – vous devriez au contraire m'etre reconaissante de ce que j'explique a Pierre votre intimite avec ce jeune homme… [Но, мой друг, ты должна бы быть мне благодарна, что я объясняю Пьеру твою близость к этому молодому человеку.]
– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.