Свирщинская, Анна
Поделись знанием:
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.
Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
| Анна Свирщинская | |
| Anna Świrszczyńska | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
30 сентября 1984 (75 лет) |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Род деятельности: |
поэт, переводчик |
| Годы творчества: | |
| Язык произведений: | |
| Премии: |
Полный кавалер Ордена Возрождения Польши (1957, 1975) |
Анна Свирщинская (польск. Anna Świrszczyńska, 7 февраля 1909, Варшава, тогда Российская империя — 30 сентября 1984, Краков) — польская поэтесса, прозаик, переводчик, автор книг для детей.
Содержание
Биография
Дочь художника Яна Сверщинского (её фамилия — ошибка в записи о рождении). Закончила отделение полонистики Варшавского университета. Дебютировала в печати в 1930 году, первая книга «Стихи и проза» была издана на средства автора в 1936-м. Член Союза писателей Польши (1936). Работала редактором, писала стихи и прозу для детей. Годы войны провела в Варшаве. Её стихотворная драма «Орфей» (1943) получила премию на подпольном литературном конкурсе. Принимала участие в Варшавском восстании, была санитаркой. После поражения повстанцев бежала из города, перебралась в Краков, где прожила всю оставшуюся жизнь. Работала на радио, писала сценарии анимационных фильмов, переводила оперные либретто, обрабатывала для сцены классическую прозу («Монахиня» Дидро, «Госпожа Бовари» Флобера и др.). С 1951 года занималась только литературой. Вторая книга её стихов вышла в 1958 году. Последнее двадцатилетие жизни стало для Свирщинской временем расцвета.
Творчество
Поэтическое творчество Свирщинской определено темой пережитых ею и страной военных испытаний и её ролью женщины, или, как она предпочитала писать, бабы («Я — баба» называлась книга её стихов 1972 года). Редкая прямота и глубина в раскрытии обеих тем — а, по сути, единой темы — сделала Свирщинскую, по общему признанию публики и критики, одним из крупнейших и наиболее своеобразных польских поэтов XX столетия.
Избранные произведения
Стихотворения
- Wiersze i proza (1936)
- Liryki zebrane (1958)
- Czarne słowa (1967)
- Wiatr (1970)
- Jestem baba (1972)
- Poezje wybrane (1973)
- Budowałam barykadę (1974)
- Szczęśliwa jak psi ogon (1978)
- Wybór wierszy (1980)
- Poezje (1984)
- Teatr poetycki (1984)
- Cierpienie i radość (1985)
- Kobiety, baby (1988)
- Czysta rozkosz (1992)
- Radość i cierpienie. Utwory wybrane (1993)
- Ogromniejąca perła samotności: poezja (1996)
- Poezja (1997, составление Чеслава Милоша)
- Liryki najpiękniejsze (1999)
- Jestem baba. Wiersze z różnych lat (2000)
Драмы
- Śmierć Orfeusza (1938)
- Orfeusz. Sztuka w 3 aktach (1943)
- Ostrożny. Sztuka w 2 odsłonach (1946)
- Strzały na ulicy Długiej (1947)
- Odezwa na murze (1951, премия Министерства культуры и искусства)
- Czerwone sztandary (1952)
- Życie i śmierć (1956)
- Trzy kobiety i ja (1960)
- Miałem dwie żony (1963)
- Śmierć w Kongo (1963)
- Kiedy rzeka była źródłem (1967)
- Mama płaci alimenty (1967)
Публикации на русском языке
- Стихи / Пер. с польск. и вступл. Н. Астафьевой // Иностранная литература, 1973, № 10, с.52-60
- Стихи о Варшавском восстании // Иностранная литература, 1989, № 8, с. 108—114
- [Стихи] // Польские поэты / Сост. и предисл. А. Базилевского; Ред. Ю. Мориц. М.: Радуга, 1990, с.13-76.
- Стихи // Н. Астафьева, В. Британишский. Польские поэты ХХ века. Антология. Т. I. СПб.: Алетейя, 2000, с. 298—322
- [Стихи] // Астафьева Н. Польские поэтессы. Антология СПб.: Алетейя, 2002, с.206-257
- Небо оплёванных / Niebo oplutych / Сост. А. Базилевский. М.: Вахазар, 2011. 104 с.
Признание
Полный кавалер Ордена Возрождения Польши (1957, 1975), лауреат премии Кракова (1976) и других наград. Стихотворения Свирщинской на английский язык перевёл Чеслав Милош (1985, 1986), он же написал книгу о поэтессе — «Какой гость у нас был» (1996 год, 2-е издание в 2003 году).
Напишите отзыв о статье "Свирщинская, Анна"
Литература
- Miłosz Cz. Jakiegoż to gościa mieliśmy: o Annie Świrszczyńskiej. Kraków: Znak, 2003
- «Gdzie jestem ja sama»: o poezji Anny Świrszczyńskiej/Renata Stawowy, ed. Kraków: Universitas, 2004
- Ingbrant R. From her point of view: woman’s anti-world in the poetry of Anna Świrszczyńska. Stockholm: Stockholm University, 2007
- Британишский В. Речь Посполитая поэтов. Очерки и статьи. СПб: Алетейя, 2005, с.402-412
- [www.novpol.ru/index.php?id=1326 Чеслав Милош. Об Анне Свирщинской]
Ссылки
- www.culture.pl/pl/culture/artykuly/os_swirszczynska_anna (польск.)
- www.tat.pl/autor.php?id=834 (польск.)
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?: |
Отрывок, характеризующий Свирщинская, Анна
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.
Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
