Святой Телемах
| Телемах | |
| Τηλέμαχος | |
 | |
| Рождение |
неизвестно |
|---|---|
| Смерть |
404 |
| Почитается |
в Православной и Католической церквях |
| В лике | |
| День памяти |
в Православной церкви — 31 августа (по юлианскому календарю), в Католической — 1 января |
Святой Телемах (также Альмахус, Almaquio или Тилемахос) — христианский святой, преподобномученик, монах IV века, знаменитый тем что, согласно христианскому историку Феодориту Кирскому, пытался остановить бои гладиаторов в римском амфитеатре, за что толпа забросала его камнями. Однако император Гонорий, впечатлённый его гибелью, запретил бои гладиаторов. Последний известный гладиатор сражался в Риме 1 января 404 года, поэтому эта дата считается датой мученичества Телемаха.
Мученичество Телемаха упоминается в V книге «Церковной истории» Феодорита Кирского:
…Гонорий, воцарившийся над Европою, отменил издавна производившееся в Риме поединки, и сделал это по следующему поводу: был тогда некто Телемах, возлюбивший подвижническую жизнь. Удалившись с Востока и с известною целию прибыв в Рим именно в то время, когда происходило то ненавистное зрелище, он сам вступил на поприще и, сошедши вниз, покушался остановить бойцов, действовавших друг против друга оружием. Но зрители кровопролития были раздражены этим и, воспламенившись неистовством демона, который увеселяется человеческою кровию, побили камнями поборника мира. Узнав это, дивный царь Телемаха повелел причислить к победоносным мученикам, а нечестивое зрелище отменил[1].
Традиционно местом события считается Колизей, хотя Феодорит упоминает только «стадион», не указывая деталей. Таким образом, благодаря вмешательству Святого Телемаха гладиаторский бой 1 января 404 года (предположительно) стал последним в истории гладиаторских боев Римской империи. Гладиаторские школы были закрыты за несколько лет до того, в 399 году[2].
Память Святого Телемаха помещена в «Мартирологах» Св. Беды Достопочтенного, Св. Адо Вьеннского и Усуарда, инока монастыря Сен-Жермен-ан-Пре.
Согласно версии мученичества Св. Телемаха, изложенной в «Мартирологе» святителя Адо Вьеннского (858 год), святой был убит гладиаторами по приказу префекта Рима Алипия.
В книге «Foxe’s Book of Martyrs» приводятся некоторые дополнительные детали. Говорится, что он пришел в Рим праздновать Рождество и про него не было известно ничего, кроме его имени[3].
Существует версия гибели Святого Телемаха в изложении Рональда Рейгана 1984 года. В этой версии гораздо больше деталей — например, говорится, что Телемах отправился в Рим по велению голоса Бога. «Один только тихий голос был услышан среди шума: „Во имя Христа, остановитесь!“, — это то самое, что мы должны сказать друг другу сегодня»[4].
В учебнике А. Кураева «Основы православной культуры» история Телемаха приводился для иллюстрирования заповеди «Блаженны миротворцы, ибо они будут названы сынами Божьими»:
Однажды из Иерусалима в Рим пришел монах. Рим к этому времени ещё не успел привыкнуть к своей новой христианской вере. Но Рим привык пышно праздновать свои военные победы. Телемах (так звали этого монаха) шел по городу и вдруг был увлечён толпой горожан на огромный стадион в центре Рима — Колизей. На арене же стадиона началась самая страшная из человеческих игр — бои гладиаторов. Гладиаторы — это рабы, которых на потеху зрителям заставляли драться друг с другом до смерти. Когда Телемах понял, что это всерьёз, он выбежал на арену Колизея и закричал: «Люди, что вы делаете?! Не убивайте другу друга!!![5]».
Иногда история излагается как пример взаимодействия Церкви и общества. Про Телемаха рассказывает И. И. Лещук в книге «Лабиринты духовности», делая вывод:
И в наше время Господь нуждается в Своих рабах, восстающих духом (но не впадающих в крайности!) при виде современного идолопоклонства, лишенных безразличия, способных «стать в проломе» за народ Божий, имеющих мудрость, мужество и духовную власть провозгласить всем заблуждающимся и духовно обольщённым: «Во имя Бога, остановитесь!». Остановитесь… «и рассмотрите, и расспросите о путях древних, где путь добрый, и идите по нему, и найдете покой душам вашим» (Иер. 6.16)[6].
В католической церкви день Святого Телемаха отмечается 1 января, в православной — 31 августа.
В культуре
Истории гибели Телемаха посвящена поэма Альфреда Теннисона «Святой Телемах».
Напишите отзыв о статье "Святой Телемах"
Примечания
- ↑ [www.sedmitza.ru/text/434091.html Церковная история, Глава V]
- ↑ [krotov.info/yakov/history/05_bio_moi/404_telemach.htm Яков Кротов, «Словарь Святых»]
- ↑ [www.ccel.org/ccel/foxe/martyrs/files/fox103.htm Foxe’s Book of Martyrs]
- ↑ [www.reagan.utexas.edu/archives/speeches/1984/20284a.htm Remarks at the Annual National Prayer Breakfast]
- ↑ [pokrov-forum.ru/library/uchebniki/Akur-OPK/OPK-glavi/ur-20.php Основы православной культуры, урок 20]
- ↑ [www.rusbaptist.stunda.org/dop/lab6.htm И. И. Лещук «Лабиринты духовности»]
Ссылки
- [krotov.info/yakov/history/05_bio_moi/404_telemach.htm Яков Кротов «Словарь святых»]
- [prayerfoundation.org/favoritemonks/favorite_monks_telemachus_coliseum.htm Favorite Monks: Telemachus]
- [orthodoxwiki.org/Telemachus Статья про Телемаха на orthodoxwiki]
- [aperges.com/EN/?about=19&product=1514 Икона с изображением Святого Телемаха]
- [www.poetrycat.com/alfred-tennyson/st-telemachus «Телемах» Теннисона (англ. яз.)]
Отрывок, характеризующий Святой Телемах
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
