Теннисон, Альфред

Запрос «Теннисон» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Альфред Теннисон
англ. Alfred Tennyson
Альфред Теннисон
Дата рождения:	6 августа 1809(1809-08-06)
Место рождения:	Линкольншир
Дата смерти:	6 октября 1892(1892-10-06) (83 года)
Место смерти:	Суррей
Гражданство:	Великобритания Великобритания
Род деятельности:	поэт
Язык произведений:	английский
Дебют:	«Poems of Two Brothers»

Альфред Теннисон (англ. Alfred Tennyson; 6 августа 1809 — 6 октября 1892) — английский поэт, наиболее яркий выразитель сентиментально-консервативного мировоззрения викторианской эпохи, любимый поэт королевы Виктории, которая дала ему почётное звание поэта-лауреата и титул барона, сделавший его в 1884 году пэром Англии (1-й барон Теннисон, 1st Baron Tennyson или лорд Теннисон, Lord Tennyson).

Раннее творчество

Родился и провёл детство в Линкольншире; в его поэзии отразились впечатления живописной природы его родины. Отец Теннисона был священником, по женским линиям вёл свой род от Плантагенетов. Теннисон получил прекрасное воспитание. Вместе со своим старшим братом Чарльзом, имевшим также склонность к поэтическому творчеству, Теннисон издал в 1827 г. сборник стихов «Poems of Two Brothers» (анонимно).

В 1828 г. Теннисон вместе с братом вступил в Тринити-колледж Кембриджского университета, но покинул его без учёной степени. Университетский период ознаменовался дружбой с Галамом (сыном историка), ранняя и трагическая смерть которого вдохновила впоследствии Теннисона на одно из его самых замечательных произведений, «In Memoriam». В университете он получил золотую медаль за поэму «Тимбукту», написанную на заданный Академией сюжет. Критика («Atheneum» и др.) отметила это раннее произведение молодого поэта.

В 1830 г. вышел второй сборник Теннисона — «Poems, Chiefly Lyrical» (всего 53). В нём собрано много стихотворений, ставших впоследствии очень популярными, и есть намеки на раздвоенность души, на борьбу чувства и ума, воплощённую потом более совершенно в «The Two Voices». Несмотря на несомненную талантливость, сказавшуюся в сборнике, критикой, за немногими исключениями, он был встречен неприязненно (в особенности известным «обличителем» Китса Вильсоном, в журнале «Блэквуд»).

В 1832 г. вышел его третий сборник, в котором помещены некоторые из его лучших произведений: «The Lady of Shalott», «Œnone», «The Lotos-Eaters», «A Dream of Fair Women», «The Palace of Art» и др. Этот сборник значительно выше предыдущего; стих гораздо проще и музыкальнее, чувства и настроения более разнообразные и глубокие. И всё-таки в этих стихах, как и во многих позднейших, есть некоторая односторонность, составляющая особенность поэзии Теннисона, преимущественно останавливающегося на чистых чувствах.

Зрелый период

В 1842 г. вышло новое издание стихов Теннисона, в которое вошли самые известные из его лирических стихотворений и поэм: «Ulysses», «Lady Clara Vere de Vere», «Locksley Hall», «The Blackbird», «Of old sat Freedom on the heights…», «Sir Launcelot and Queen Guinevere», «The Beggar Maid», «The Two Voices» и др. Сборник вызвал всеобщие восторги и выдвинул Теннисона в ряд первоклассных английских поэтов. В нём обозначились все лучшие свойства поэзии Теннисона: глубокий лиризм, чутье природы, уменье воссоздавать все особенные чары спокойного английского пейзажа, описывать английскую жизнь во всех её видах, как замки баронов, так и избы крестьян. Мелодичный, нежный и колоритный стих сливается с философским содержанием, отражающим идейную жизнь современной поэту Англии — борьбу позитивной науки со спиритуалистическими стремлениями. В этом сборнике проявилось также особое искусство Теннисона создавать поэтические женские образы: Лилиана, Майская королева, Элинора и другие — целая галерея неувядаемых художественных женских характеров. В дальнейшем своём творчестве Теннисон все более обогащал и разнообразил свою галерею.

В 1850 г. Теннисон женился, получил звание «поэта-лауреата» и издал «In Memoriam A.H.H.». Книга вышла сначала анонимно, но никто не сомневался в том, что один только Теннисон мог написать её. «In Memoriam A.H.H.» — ряд отдельных элегических стихотворений, вызванных смертью Галлама; по выражению одного критика, это «один из самых богатых даров, принесённых дружбой на алтарь смерти». Теннисон окружил романтическим ореолом свою дружбу к умершему юноше и создал современную пару прославленным античным идеалам дружбы. Основное настроение этих стихотворений — аккорд любви и чувства утраты; мысль автора никогда не покидает могилу, но есть переход от беспросветной скорби к утешению, которое приносит вера, спасающая от скептицизма.

В 1853 году началась война в Крыму (военные действия на суше начались в 1854 году), в которой боевые действия вели французы, турки, подданные королевства Сардиния и англичане против Российской Империи Николая I. В битве при Балаклавской долине под русским огнём погибла английская Лёгкая кавалерийская бригада, которую Теннисон воспел в стихотворении «The Charge Of Light Brigade».

Следующее крупное произведение Теннисона — поэма «Maud» (1855), история трагической любви, изложенная от имени несчастного героя, который произносит пламенные речи против пошлости окружающей жизни и благословляет войну как средство возбудить взрыв благородных чувств и заставить замолкнуть дух наживы, охвативший Англию. «Maud» вызвала большие порицания, потому что казалась апологией войны — в противоположность намерению автора, который вовсе не отождествлял себя со своим героем.

Теннисон написал стихотворение по случаю перезахоронения останков американского писателя Эдгара Аллана По в 1875 году, которое было зачитано на церемонии.

Его последним, написанным за день до смерти, стихотворением было «Crossing the Bar» — религиозные строфы, говорившие о примирении со смертью; переложенные на музыку, они были исполнены в день его похорон. По желанию поэта похороны его имели светлый, торжественный характер; траур заменён был преобладанием белого цвета в одеждах и убранстве Вестминстерского аббатства, где он погребён (в «уголке поэтов» — «Poets' Corner»).

Потомки

В 1853 году Теннисон арендовал поместье Фаррингфорд в приходе Фрешуотер на острове Уайт и в 1856 купил его. Позже в 1884 году Теннисону был присвоен созданный для него титул барона Теннисона Элдвортского, в графстве Суссекс, и Фрешуотерского, на острове Уайт (Baron Tennyson, of Aldworth in the County of Sussex and of Freshwater in the Isle of Wight), принадлежащий к пэрству Великобритании. Теннисон, ранее отказывавшийся от титула в 1865 и 1868 годах, принял пэрство от королевы Виктории, его горячей поклонницы, во многом ради своих детей. 11 марта 1884 г. он занял место в Палате лордов. Второй барон Теннисон, сын поэта Холлам Теннисон (1852—1928) был генерал-губернатором Австралии; третий барон — капитаном сборной Великобритании по крикету. Оба его сына, 4-й и 5-й бароны, не оставили детей, и в 2006 году титул перешёл к Дэвиду, правнуку второго сына поэта.

Значение Теннисона

Для Теннисона свойственны предельные музыкальность и живописность, подчас перехлёстывающие через край, как у французских «парнасцев». В эпоху модернизма началась реакция против чрезмерного возвеличивания Теннисона викторианцами. Его представляли как певца британского империализма и эпигона «проклятых» романтиков, который не высказал ни одной оригинальной мысли. Подобная судьба постигла веком ранее кумира XVIII века Александра Поупа.

Характерно в этом плане отношение Дж. Джойса, чей альтер-эго Стивен в «Портрете художника» ниспровергает Теннисона как заурядного «рифмоплёта», наделяя издевательским прозвищем Лаун-Теннисон. Даже Британская энциклопедия признаёт, что многое в стихотворном наследии Теннисона «можно назвать приторным и банальным, помпезным и напыщенно-претенциозным», а многое есть не более чем «изложение сладкозвучным метром мелких и путаных мыслишек».

Тем не менее, подобно Поупу, лорд Теннисон остаётся одним из самых цитируемых английских поэтов. Заключительная строчка из его «Улисса» — «Бороться, искать, найти и не сдаваться» — была выбрана девизом Олимпийских игр в Лондоне в 2012 году.

Ссылки

• [shchedrovitskiy.ru/AlfredLordTennyson.php?page=2#2 Альфред Теннисон в переводе Дмитрия Щедровицкого]
• [englishpoetry.ru/F_Tennyson.html Альфред Теннисон — биографическая справка и переводы Александра Лукьянова]
• Альфред Теннисон в переводе Никиты Плюснина - www.stihi.ru/avtor/achristie

Отрывок, характеризующий Теннисон, Альфред

Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.