Аккорд

Акко́рд (фр. accord, итал. accordo, от позднелат. accordo — согласовываю) — сочетание трёх и более музыкальных звуков разной высоты, взятых одновременно. Применительно к музыке барокко и классико-романтического периода данный термин используется главным образом по отношению к созвучиям терцовой структуры. Применительно к музыке XX века «аккордами» называют любые вертикальные созвучия (в том числе и нетерцовой структуры) кроме соноров.

Общие сведения

В классическом учении о гармонии под аккордом понимают сочетание таких звуков, которые отстоят друг от друга на терцию или могут быть расположены по терциям путём перестановок и переносов на октаву. Г. Л. Катуар (1924) со ссылкой на Ж. Ф. Рамо приводит следующуюю «аксиому» (авторское выражение): «всякое сочетание тонов, могущее быть расположенным в виде ряда терций, образует аккорд. Всякая иная совокупность тонов будет случайным сочетанием». Ю. Н. Тюлин (1937, 1939 et passim) определяет аккорд как «одновременное сочетание, состоящее минимум из трёх тонов, расположенных по терциям». До того как установилось это понимание аккорда (термин фр. accors — с конца XV в.), а также во многих трудах о гармонии в XX в. под «аккордом» понималось любое сочетание трёх (и более) разновысотных тонов.

На фортепиано аккорды берутся одновременным нажатием трёх и более клавиш, на гитаре — щипком трёх и более струн. Аккорды могут исполняться несколькими инструментами одновременно, в том числе симфоническим оркестром, а также несколькими певческими голосами.

Аккорды имеют названия по количеству входящих в аккорд разновысотных (без октавных дублировок) звуков, отстоящих друг от друга на терции:

3 — трезвучие (сочетание двух терций);

4 — септаккорд (три терции);

5 — нонаккорд (четыре);

6 — ундецимаккорд (пять терций; встречается редко);

7 — терцдецимаккорд (шесть терций; встречается очень редко).

Нижний звук аккорда в основном положении называют основным тоном (от нем. Grundton), остальные звуки называются по интервалу, на который они отдалены от основного тона (терция, квинта, септима, нона, ундецима). Любой звук аккорда может быть перенесён на октаву или продублирован в других октавах, при этом аккорд сохраняет своё название. Если при этом основной тон аккорда перестаёт быть нижним, происходит так называемое обращение аккорда. Более подробная информация содержится в статье Классификация аккордов.

Аккорды нетерцовой структуры

В классико-романтической гармонии всякое отступление от терцового состава аккорда означало введение неаккордовых звуков. Начиная со второй половины XIX века предпринимались попытки замены терцового состава квартовым, однако широкого распространения такие замены не получили. В качестве краски или харáктерного колористического средства квартаккорды встречаются уже в музыке М. П. Мусоргского (№ 4 из «Детской»). В качестве других примеров можно привести Первую симфонию А. П. Бородина, а также фигурации в третьей части Шестой симфонии П. И. Чайковского.

Начиная с конца XIX века неоднократно предпринимались попытки использовать аккорды нетерцовой структуры как композиционную основу (а не только как колористическое средство), вне мажорно-минорного тонального контекста. Наиболее известными образцами подобных опытов стали, к примеру, «Прометей» (1910) А. Н. Скрябина и Камерная симфония op.9 (1906) А.Шёнберга. Антон Веберн (1912) рассматривал квартаккорд как аккордовую структуру, из которой путём альтерации (наподобие альтерации в терцовых аккордах) возможно выводить новые «неслыханные гармонии, свободные от всяких тональных отношений». Квартаккорды часто встречаются в «Микрокосмосе» (№ 131) и «Музыке для струнных, ударных и челесты» Б.Бартока, у П.Хиндемита, О.Мессиана, С. С. Прокофьева.

Согласно Ю.Ханону, впервые в истории европейской музыки сочетания квартаккордов и других нетерцовых аккордов в виде преобладающего и формообразующего фактора музыкальной структуры применил Эрик Сати в своих ранних импрессионистских псевдо-религиозных сочинениях. Тогда же он познакомил с этими экспериментами (которые сам позднее охарактеризовал как «первые ещё зелёные плоды» новой музыки) и своего близкого приятеля, Клода Дебюсси, в то время ещё всецело находившегося в сфере влияния эстетики и гармонии Вагнера. В начале 1892 года Сати сочинил три оркестровые прелюдии (интродукции к каждому из трёх актов) пьесы «Сын звёзд» (фр. Le Fils des Etoiles), халдейской вагнерии Жозефа Пеладана, «верховного жреца» католического ордена Розы+Креста. Для усиления «мистических ощущений» Сати употребляет в этих трёх прелюдиях «шестизвучные аккорды, состоящие из кварт». Чуть позже, в ноябре 1892 года Сати сочинил «христианский балет» (авторское обозначение жанра) «Успуд» (фр. Uspude), а 1893—1895 годах — «Мессу бедняков» (фр. Messe des Pauvres) для хора с органом; в этих сочинениях квартовые гармонии встречаются между терцовых и вплетены в общую хоральную фактуру. Своими ранними гармоническими опытами Эрик Сати оказал влияние на Дебюсси и Равеля,. Квартовые созвучия в ранних «мистических» опусах Сати «намного опередили квартовые созвучия в сочинениях Скрябина, Шёнберга и Мийо».

В целом, несмотря на более или менее удачные эксперименты с квартаккордами различных композиторов конца XIX — первой половины XX веков, квартаккорды так и не стали структурно-композиционной основой гармонии.

В современной музыке терцовые аккорды также усложняются при помощи внедрения диссонансов (см.: кластерный аккорд). Используются и аккорды смешанного строения.

Логическая структура аккорда

В противовес конкордам (интервальным комплексам из трёх и более разновысотных звуков, с возможными октавными дублировками), которые господствовали в полифонической музыке Средних веков и Возрождения, аккорд представляет собой цельную единицу звуковысотной вертикали, воспринимаемую, по определению К. Дальхауза, как «непосредственная данность» (нем. unmittelbar gegebene Einheit).

Монолитность аккорда поддерживается взаимодействием и взаимозависимостью разнофункциональных составляющих его элементов. Это, можно сказать, внутриаккордовая функциональность различных по смысловому (логическому) значению тонов. Совокупность и взаимодействие различных внутриаккордовых функций придают внутреннюю жизнь аккорду, составляют основу богатства его гармонической экспрессии. В аккордах классико-романтической гармонии различимы следующие внутриаккордовые функции:

1.  — основной тон — «корень» аккорда (тоника);
2.  — аккордовые консонансы — квинта и терция от основного тона;
3.  — аккордовые диссонансы — включая альтерацию;
4.  — побочные тоны — (также органные пункты, педали и т. п.).

Для аккорда существенны неаккордовые звуки (линейные неустои), а также родственные хроматическим проходящим альтерации. Не входя в состав аккорда, они не обретают внутриаккордовых функций, но, соотносясь с аккордом, могут давать

5.  — внеаккордовые функции (задержания, проходящие и прочие линейные неустои; в старинной теории они назывались одним словом «тра́нзиты»).

См. также

• Классификация аккордов
• Квартовая гармония (нем.)

Литература

• Холопов Ю. Н. Гармония. Теоретический курс. М., 2003.

Ссылки

• Аккорд // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Аккорд

Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.