Атака лёгкой бригады

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
На эту страницу перенаправляется запрос Атака лёгкой кавалерии. О фильмах см. Атака лёгкой кавалерии (фильм).
Атака лёгкой кавалерии
Основной конфликт: Балаклавское сражение, Крымская война

Картина «Атака лёгкой кавалерии под Балаклавой» Вильяма Симпсона (1855), изображающая атаку лёгкой кавалерии по Долине смерти.
Дата

25 октября 1854 года

Место

44°32′16″ с. ш. 33°37′27″ в. д. / 44.53778° с. ш. 33.62417° в. д. / 44.53778; 33.62417 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=44.53778&mlon=33.62417&zoom=14 (O)] (Я)

Итог

Победа России

Противники
Соединённое королевство Российская империя
Командующие
лорд Кардиган Павел Липранди
Силы сторон
670+ неизвестно
Потери
102 убитых (из них 9 офицеров), 129 раненых (из них 11 офицеров) и 58 пленных (в том числе 2 офицера), причем последние были также почти все ранены. Позже еще 16 человек умерли от ран (9 из них в русском плену). Англичане потеряли 362 лошади. (Всего в день союзники потеряли более 850 человек, из которых половина приходилась на долю англичан) неизвестно

Атака лёгкой бригады (англ. The Charge of the Light Brigade) — героическая, но катастрофическая по последствиям атака британской кавалерии под командованием лорда Кардигана на позиции русской армии во время Балаклавского сражения 25 октября 1854 года в ходе Крымской войны. Она вошла в историю также благодаря стихотворению Альфреда Теннисона «Атака лёгкой бригады».





Предыстория

Кавалерийская дивизия британской «Восточной армии» стояла лагерем в Балаклавской долине, охраняя пути, соединяющие английскую армию под Севастополем с морской базой в Балаклаве. В состав дивизии входили тяжёлая и лёгкая бригады, каждая имела по 5 полков кавалерии (всего около 1500 всадников). Дивизии были приданы две артиллерийские батареи (12 орудий). Во главе дивизии находился генерал-лейтенант Чарлз Бингэм, граф Лукан[1], а тяжёлой и лёгкой бригадами командовали генерал-майор Джеймс Скарлетт и генерал-майор Джеймс Браденелл, граф Кардиган. До Крымской войны Кардиган никогда не участвовал в боевых действиях[2].

В состав лёгкой бригады входили 4-й и 13-й лёгкие драгунские полки, 17-й уланский полк, 8-й и 11-й гусарские полки.

25 октября главнокомандующий русскими войсками в Крыму А. С. Меншиков решил нанести удар по коммуникациям противника. На Чёрной реке был собран отряд под командованием генерала Павла Петровича Липранди, около 16 000 человек. В 05:00 отряд перешёл в наступление, и в 07:30 Азовский пехотный полк штурмом взял турецкий редут № 1 на Кадыкёйских высотах. Турки бежали, бросив ещё 3 редута. Англичане в этом бою потеряли около 9 орудий.

Артиллерийское оружие в те годы было больше чем средство ведения боя — это был своеобразный символ. Артиллерийские части не имели знамён, а на стволах орудий стояли эмблемы армии и государства. Даже повреждённая вражеская пушка забиралась в качестве трофея. Именно из русских бронзовых пушек была отлита часть высших военных наград Великобритании — Кресты Виктории[3].

В 8:00 на место боя прибыли командующие — английский генерал лорд Реглан и французский генерал Канробер. Лорд Реглан, указывая Канроберу на русских, увозящих орудия с редутов, сказал, что жаль отдавать им эти орудия. Канробер ответил: «Зачем идти самим на русских? Предоставим им идти на нас: мы на превосходной позиции, не будем отсюда трогаться!» Однако Реглан позвал генерала Эйри и продиктовал ему несколько строк. Эйри передал бумажку капитану Нолэну и велел передать её командиру кавалерии, лорду Лукану. В приказе Лукан прочитал:

Лорд Реглан желает, чтобы кавалерия быстро выдвинулась к линии фронта, преследуя противника, и попыталась воспрепятствовать неприятелю увезти прочь орудия. Отряд конной артиллерии также может присоединиться. Французская кавалерия находится на вашем левом фланге. Немедленно.[4]

Впоследствии Реглан утверждал, что капитан Нолэн забыл прибавить устно, что ему было приказано: «если возможно (if possible)». Лукан же выражал готовность под присягой засвидетельствовать, что этих слов («если возможно») Нолэн ему не показал.

Атака

Получив приказ атаковать, лорд Лукан спросил Нолэна, какие именно орудия имеются в виду в приказе. Нолэн показал рукой, причём вроде бы на позиции в дальнем конце долины. Сам Нолэн погибнет во время атаки и суть его жеста останется неизвестной. Лукан приказал лорду Кардигану возглавить бригаду, численностью 673 человека (по другим данным 661 или 607) и атаковать по долине между Федюхиными горами и захваченными утром редутами. Кардиган пытался возразить, что на равнине находятся тяжёлые русские пушки, которые защищены с обоих флангов пушечными батареями и стрелками на окружающих холмах[5][6]. Лукан ответил: «Тут нет выбора, кроме как повиноваться (we have no choice but to obey)»[4]. Затем Кардиган скомандовал: «В атаку!»

В десять минут двенадцатого в атаку пошла наша бригада лёгкой кавалерии… Когда она двинулась вперёд, русские встретили её огнём пушек с редута справа, ружейными и штуцерными залпами. Наши кавалеристы гордо промчались мимо; их амуниция и оружие сверкали под утренним солнцем во всём великолепии. Мы не верили своим глазам! Неужели эта горстка людей собралась атаковать целую армию, выстроенную в боевой порядок? Увы, так оно и было: их отчаянная храбрость не знала границ, настолько, что позабыто было то, что называют её самым верным спутником — благоразумие (Уильям Рассел).[7]

Атака началась внезапно для самих русских. Английской лёгкой кавалерийской бригаде удалось пройти под перекрёстным огнём русской артиллерии и пехоты с Федюхиных и Балаклавских (Кадыкёйских) высот, опрокинуть 1-й Уральский казачий полк, прорваться к русским пушкам и изрубить орудийную прислугу. Стоявшие за артиллерией Киевский и Ингерманландский гусарские полки не смогли организовать контратаку английской лёгкой кавалерийской бригаде из-за скученности в своих боевых порядках, усиленной отступающими уральцами. Из-за этого у гусар не осталось ни времени, ни места для манёвра чтобы перейти к контратакующим действиям. Но, в результате фланговой атаки трёх эскадронов Сводного уланского полка подполковника Еропкина, лёгкая кавалерийская бригада англичан была рассеяна и отступила с большими потерями. Отступать пришлось опять под перекрёстным огнём русской артиллерии и пехоты, что ещё больше увеличило количество убитых и раненных.

Последствия

Английский журналист Уильям Рассел, очевидец, в своем репортаже для газеты «Таймс» описал окончание атаки в следующих словах:

«Итак, мы наблюдали, как они ворвались на батарею; затем, к восторгу своему, мы увидели, что они возвращаются, пробившись сквозь колонну русской пехоты, разметав её как стог сена. И тут их — потерявших строй, рассеявшихся по долине — смёл фланговый залп батареи на холме. Раненые и потерявшие коней кавалеристы, бегущие к нашим позициям, красноречивее любых слов свидетельствовали об их печальной судьбе — да, они потерпели неудачу, но даже полубоги не смогли бы сделать большего… В 11:35 перед проклятыми московитскими пушками более не осталось британских солдат, кроме мёртвых и умирающих…»

Итог атаки для британцев был трагичен: за 20 минут боя из немногим более 600 кавалеристов погибло и попало в плен 365 человек. Британцы потеряли и почти 500 своих лошадей[3].

Участник сражения, французский генерал Пьер Боске, произнёс по поводу действий британской кавалерии знаменитую фразу: «C’est magnifique, mais ce n’est pas la guerre: c'est de la folie» («Это великолепно, но это не война: это безумие»)[8].

В кино, литературе и музыке

Этому событию посвящены:

Напишите отзыв о статье "Атака лёгкой бригады"

Примечания

  1. Тарле называет его «лорд Лекэн», что однако не соответствует традициям перевода (см. А. И. Рыбакин. Словарь английских фамилий)
  2. [www.genstab.ru/balaklava.htm Атака Лёгкой бригады под Балаклавой: Война — это не покер]
  3. 1 2 [www.geocaching.su/?pn=101&cid=3548 Триумф и трагедия Лёгкой бригады]
  4. 1 2 [www.militera.lib.ru/h/tarle3/index.html Тарле Е. В. Крымская война: в 2-х т. — М.-Л.: 1941—1944.]
  5. [crimeantexts.russianwar.co.uk/topics/maxlet.html The Maxse Letter]
  6. [www.victorianweb.org/history/crimea/chargelb.html The Charge of the Light Brigade]
  7. [www.inosmi.ru/world/20071025/237433.html Атака лёгкой бригады]. ИноСМИ.ру (25 октября 2007). Проверено 13 августа 2010. [www.webcitation.org/67Oh6LgIT Архивировано из первоисточника 4 мая 2012].
  8. Raugh Harold E. The Victorians at War, 1815–1914: An Encyclopedia of British Military History. — Santa Barbara, CA: ABC CLIO. — P. 93. — ISBN 1-57607-926-0.

Ссылки

  • [www.geocaching.su/?pn=101&cid=3548 Триумф и трагедия Лёгкой бригады]
  • [crimeantexts.russianwar.co.uk/sources/hansard/h550329a.html Заседание Палаты Общин, посвященное расследованию атаки] (англ.)
  • [www.genstab.ru/balaklava.htm Атака Лёгкой бригады под Балаклавой]
  • [www.militera.lib.ru/h/tarle3/index.html Тарле Е. В. Крымская война: в 2-х т. — М.-Л.: 1941—1944.]
  • Дубровин Н. Ф. История Крымской войны и обороны Севастополя. Том IІ. / Н. Ф. Дубровин — СПб.: Тип. Товарищества «Общественная Польза», 1900. — 524 с.
  • Арбузов Е. Ф. Воспоминания о кампании на Крымском полуострове в 1854 и 1855 годах. — [Б. м.: б. и., 1874]. — С. 389—410. — Вырезка из журн. «Военный сборник». — 1874. — № 4.
  • О сражении под Балаклавой (записка генерал-лейтенанта Рыжова) / Дубровин Н. Ф. Материалы для истории Крымской войны и обороны Севастополя. Выпуск IV. — СПб.: Тип. Департамента уделов, 1872. — С. 73—80.
  • Хибберт Кристофер. Крымская кампания 1854—1855 гг. Трагедия лорда Раглана / Кристофер Хибберт [Пер. с англ. Л. А. Игоревского]. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2004. — 348 с.
  • Ананьин О. Российская кавалерия в Балаклавском сражении / О. Ананьин // Military Крым. Военно-исторический журнал № 24 — 2013.

Отрывок, характеризующий Атака лёгкой бригады

Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,