Синица, Григорий Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Григорий Иванович Синица
Звания:

Премии:

Синица Григорий Иванович (17 января 1908, Одесса — 10 октября 1996, Кривой Рог) — заслуженный художник Украины — 1996, лауреат Шевченковской премии 1992 года — за возрождение украинской колористической школы.



Биография

В 1914 году перенёс тяжелую болезнь и стал инвалидом детства, рано остался сиротой. Воспитывался в детском приюте в Кировограде.

Учился в Кировоградском художественно-промышленном училище, затем в Одесской средней художественной школе, где учил его теоретик авангарда М. К. Гершенфельд. Потом учился в Киевском художественном институте в мастерской Николая Рокицкого — одного из учеников Михаила Бойчука и Е. Холостенко. Преследовался властями как формалист, националист и абстракционист.

В 1934 году живописный факультет объявлен «рассадником формализма» и всем студентам-«бойчуковцам» предлагается оставить учёбу. Синица снова по конкурсу поступил в институт, учился один год в мастерской профессора Падалка. Не желая предавать школу Бойчука, на 5 курсе Синица оставляет институт и занимается самообразованием. В 1941 году в Киеве состоялась персональная выставка.

При нацистской власти был отправлен в колонну, которую отправили в Бабий Яр, ему чудом удалось спастись; многочисленное количество своих работ посвятил этой трагедии. После войны работал над новой техникой — флоромозаики, создал 29 произведений в этой технике, над каждой работал по 2-3 года. Работал на заводе «Керамик» Киева мастером-технологом, выполнял задачи по восстановлению города: облицовка терракотой Главпочтамта, зданий на Крещатике, Красноармейской улице. Кандидатура Синицы была выдвинута на соискание Сталинской премии, однако без каких-либо объяснений в ней было отказано.

В 1960-х Синица с народными мастерами основал новое направление — «Украинская колористическая школа» — почитание народной культуры цвета как эстетического образа, материнского языка, национальной и исторической категории. В их число входили Мария и Фёдор Примаченко, Анна Собачко-Шостак и Иван Шостак — народная роспись, Анна Верес и Анна Василащук — ткачество, Фёдор Алексеенко — керамика, Евмен Войлочный — набивка, Александр Саенко — инкрустация соломкой. Автор эстетически-философского труда «Колорит в изобразительном искусстве». Вместе с учениками создаёт ряд монументальных ансамблей — из них мозаичная стенопись в Донецке и Александрии.

Под его руководством работали В. Якименко, А. Горская, Г. Зубченко, В. Зарецкий, Г. Марченко, Л. Тоцкий, Н. Шкарапута. Из-за обвинений в национализме и постоянных гонений со стороны власти — в частности, журнал «Коммунист Украины» за 1963 год, статья «Коммунистическое воспитание трудящихся — важнейшая задача партийных организаций» (секретарь ЦК КП Украины Андрей Скоба) в 1968 году вынужден был переехать в Кривой Рог.

Источники

  • [www.krivbass.in.ua/content/view/698/1/ Вестник Кривбасса]
  • [pres-centr.ck.ua/print/news-28718.html Пресс-центр]
  • [kpi.ua/sinitsia Григорий Синица]
  • [prosvita.at.ua/publ/1-1-0-15 Просвещение — Кривой Рог]
  • [knpu.gov.ua/content/sinitsya-grigorii-ivanovich Комитет по национальной премии имени Тараса Шевченко]
  • [artvertep.com/authors/synytsya/info Авторы.] [artvertep.com/authors/synytsya/info Григорий Синица.]

Напишите отзыв о статье "Синица, Григорий Иванович"

Отрывок, характеризующий Синица, Григорий Иванович

– Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли? – прокричала она.
– Любит ли он тебя?
– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.

В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.