Синодальный Знаменский собор

Достопримечательность
Синодальный Знаменский Собор Cathedral of Our Lady of the Sign
Страна	США
Конфессия	православие
Епархия	Русская православная церковь заграницей
Статус	действует
Сайт	[nycathedralofsign.org/ Официальный сайт]

Синода́льный Зна́менский Собо́р (англ. Cathedral of Our Lady of the Sign) — ставропигиальный домовый храм Русской Православной Церкви Заграницей, располагающийся в особняке в восточной части Манхэттена на пересечении Парк Авеню и 93-й улицы. В здании также заседает Архиерейский Синод Русской Зарубежной Церкви и расположена резиденция первоиерарха. Настоятель — митрополит Восточно-Американский и Нью-Йоркский Иларион (Капрал).

История

После Второй мировой войны решено было перенести Архиерейский Синод Русской Зарубежной Церкви из Европы в США, что и произошло в 1951 году. Для нужд Архиерейского Синода князь Сергей Белосельский-Белозерский (1895—1978) предоставил своё загородное поместье в местечке Магопак на север от Нью-Йорка, однако Магопак был местом достаточно удалённым от большинства мест компактного проживания русских эмигрантов, которые по экономическим соображениям селились в Нью-Йорке или его ближайших пригородах.

Тогда князь Белосельский-Белозерский передал Синоду дом на 77-й улице в западной части Манхэттена, куда и переехала церковная администрация РПЦЗ.

Тогда же американский банкир русского происхождения Сергей Семененко узнал, что в Нью-Йорке поселился митрополит Анастасий, который ещё в бытность архиепископом помог его семье выехать из объятой гражданской войной России, а ему самому поступить в Гарвардский университет. Малопрезентабельный дом из коричневого кирпича на 77-й улице показался Семененко не соответствующим достоинству и престижу Первоиерарха Русской Зарубежной Церкви. В благодарность за оказанную в сложный период жизни помощь, он обещал подыскать подходящий дом для митрополита и Синодальной администрации. К поискам подключился русский эмигрант Михаил Григорьевич Щербинин, вхожий в высшие круги нью-йоркского общества.

В итоге лучшим вариантом оказался особняк Палмера-Бейкера № 75 на Ист 93-й улице, который был приобретён в 1957 году и в 1958 году Архиерейский Синод переехал сюда. Сюда же «переехала» и чудотворная Курская Коренная икона Божией Матери, которая располагается по левую сторону от солеи в киоте.

Бальный зал стал соборным храмом Знамения Божией Матери, бывшая главная столовая была переоборудована под храм во имя преподобного Сергия Радонежского, где ежедневно совершаются богослужения, в том числе и ранние службы на английском языке для православных американцев. В главной гостиной разместился Синодальный зал, где отныне приходили заседания Архиерейского Синода.

12/25 октября 1959 года состоялось освящение Знаменского собора. Иконы для храмового иконостаса написал архимандрит Киприан (Пыжов). Во время паломничества святого образа его заменяет копия, написанная архимандритом Киприаном.

Ссылки

• nycathedralofsign.org/
• [www.neighborhoodpreservationcenter.org/db/bb_files/THEY-SYNOD-OF-BISHOPS.pdf Landmark Preservation Comission] (англ.)
• [rusk.ru/st.php?idar=723078 Священнослужители синодального собора Зарубежной Церкви желают восстановления полного общения с Церковью в Отечестве]

Отрывок, характеризующий Синодальный Знаменский собор

– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.