Сергий Радонежский

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сергий Радонежский

Изображение Сергия Радонежского на покрове XV века
Имя в миру

Варфоломей Кириллович

Рождение

3 мая 1314 года или май 1322 года
с. Варницы, под Ростовом

Смерть

25 сентября 1392(1392-09-25)
Троице-Сергиева лавра

Монашеское имя

Сергий

Почитается

в православии, старообрядчестве, католичестве, церквах англиканского сообщества

Прославлен

в середине XV века

В лике

преподобных

Главная святыня

мощи в Свято-Троицком соборе Троице-Сергиевой лавры

День памяти

25 сентября (8 октября), 5 (18) июля, 6 (19) июля

Покровитель

учащихся

Труды

основал несколько
крупных монастырей

Подвижничество

молитвенный подвиг
пост
отшельничество

Се́ргий Ра́донежский[Коммент. 1], игумен Радонежский, игумен земли Русской, всея России чудотворец (в миру Варфоломе́й; 3 мая 1314 года[Коммент. 2] или май 1322 года[Коммент. 3]25 сентября 1392 года) — иеромонах Русской церкви, основатель ряда монастырей, в том числе Свято-Троицкого монастыря под Москвой (ныне Троице-Сергиева лавра).

Духовный собиратель русского народа, с которым связаны культурный идеал Святой Руси и возникновение русской духовной культуры (и русской культуры вообще)[1]. Письменного наследия не оставил, однако известны его духовные наставления[2].

Известен также как представитель деятельного исихазма, основоположник русского старчества[1] и возобновитель монашеского общежития[⇨], которое идёт от Антония и Феодосия Печерских.

С XV века почитается Русской православной церковью святым в лике преподобных[⇨] и считается величайшим подвижником земли Русской. С древних времён почитается православными и старообрядцами. Считается покровителем учащихся.

До начала XX века почитание Сергия Радонежского ограничивалось почти исключительно территорией исторической Руси, однако после революции 1917 года оно распространилось далеко за её пределы, что стало заслугой русской эмиграции[3].

В 1940 году папа Пий XII признал допустимым почитание святых Восточной церкви, канонизированных до Ферраро-Флорентийского собора, включая Сергия Радонежского, — в первую очередь греко-католиками. С 1969 года по распоряжению папы Павла VI имя преподобного Сергия включено в богослужебный календарь римско-католической церкви[4].

Дни памяти у православных, старообрядцев и восточных католиков:

В Русской православной церкви имеются и другие дни памяти[⇨].

В приходах западных обрядов римско-католической церкви и в церквах англиканского сообщества день памяти — 25 сентября по григорианскому календарю.





Содержание

Биография

Новая философская энциклопедия[5]
Основным источником о подвижнике является житие, написанное его учеником Епифанием Премудрым около 1418, затем переработанное Пахомием Логофетом и Симоном Азарьиным.

М. Н. Громов

Основной первичный источник сведений о преподобном Сергии — «житие, написанное его учеником Епифанием Премудрым»[5], которое входит в «число вершин русской агиографии»[6] и «является ценнейшим источником сведений о жизни Московской Руси XIV века»[6].

Епифаний, составляя «Житие», подходил к работе как исследователь, пользуясь многими источниками, включая рассказы о жизни Сергия его старшего брата[7].

Для «Жития» характерны сообщения о чудесах[⇨] и отсутствие прямых указаний на год появления на свет будущего святого.

Нерешенная проблема датировки

Первый жизнеописатель будущего святого, Епифаний Премудрый, указал год его появления на свет, пользуясь затейливой формулировкой[8]:

Хочу также сказать о времени и годе, когда преподобный родился: в годы правления благочестивого, славного и державного царя Андроника, самодержца греческого, который царствовал в Царьграде, при архиепископе Константинополя Каллисте, патриархе вселенском; родился он в земле Русской, в годы княжения великого князя тверского Дмитрия Михайловича, при архиепископе преосвященном Петре, митрополите всея Руси, когда приходило войско Ахмыла.

В результате исследователи сталкиваются с нелегкой проблемой интерпретации этих данных. В житии, составленном Никоном (Рождественским) в XIX веке, фигурировала дата 3 мая 1319 года[9], а в «Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона» В. Е. Рудаков указал в качестве вариантов 1314 и 1319 годы[10].

Дата рождения Сергия Радонежского[11]
Исследователь Дата
Н.С. Борисов 3 мая 1314 года
В. А. Кучкин 3 мая 1322 года
Б. М. Клосс 29—31 мая 1322 года
К. А. Аверьянов 1 мая 1322 года

Современные варианты жития в качестве дня его рождения дают 3 мая 1314 года[12]. Современные светские исследователи также не единодушны по вопросу о дате рождения Сергия Радонежского[11] (см. таблицу).

Вообще, важнейшая проблема для историков — отсутствие в житии преподобного Сергия каких-либо дат, за исключением даты кончины[11]. Это и порождает разногласия, связанные с датировками событий его жизни.

В частности, дату рождения преподобного Сергия историки определяют отталкиваясь от даты его смерти и прожитых им лет. Впрочем, сведения о возрасте при кончине расходятся, и приходится выбирать между 70 и 78 годами жизни[11].

Варианты датировки

Некоторые вехи биографии Сергия Радонежского[13]
Епифаниева датировка Пахомиева датировка
Рождение 1322 год 1314 год
Монашеский по́стриг 1342 год 1337 год
Кончина 1392 год 1392 год
Лет жизни 70 78

Проблема датировки не ограничивается одной лишь датой рождения. По сути, источники содержат два варианта датировки — «епифаниевский» и «пахомиевский»[13] (см. таблицу).

Как считает Н. С. Борисов, на раннюю дату рождения Сергия (1314 год) указывает сообщение Вкладной книги Троице-Сергиева монастыря, согласно которой преподобный Сергий был игуменом в продолжение 48 лет, и следовательно, он возглавил монашескую общину в 1344 году. Если взять 1314 год, то он стал игуменом в 30 лет; если же взять 1322 год, то он стал игуменом в 22 года. Однако монашеские уставы требовали от игумена достижения «возраста Иисуса», то есть 33 лет. В такой ситуации, продолжает своё рассуждение Борисов, допустить 30-летний возраст игумена как-то можно, но 22 года исключены совершенно[13].


Место и обстоятельства рождения

«Преподобный отец наш Сергий родился от родителей благородных и благоверных: от отца, которого звали Кириллом, и матери, по имени Мария», — сообщает Епифаний Премудрый[8].

В повествовании Епифания не указано точное место рождения преподобного, сказано лишь, что до переселения из Ростовского княжества семья преподобного проживала «в деревне в той области, которая находится в пределах Ростовского княжества, не очень близко от города Ростова»[8]. Принято считать, что речь идёт о селе Варницы под Ростовом[5][7][9][12]. Будущий святой получил при крещении имя Варфоломей[8] в честь апостола Варфоломея[9].

Как отмечает церковный исследователь Т. Крючков, Ростовское княжество ко времени рождения преподобного Сергия представляло собой примечательное явление русской жизни: его территория уходила далеко на север, в нынешнюю Вологодчину; княжество соперничало с Великим Новгородом в освоении нынешнего русского Севера; Ростовская земля была осколком русской домонгольской цивилизации; общий упадок, разделивший русскую историю на Киевский и Московский периоды, коснулся его примерно на столетие позже, и на это время Ростов стал негласным культурным центром Руси[14].

В Ростове существовали библиотеки и школы, одну из которых посещал отрок Варфоломей, хотя в разорённой Русской земле школы были редкостью[14].

Ростовскую культурную и религиозную жизнь того времени характеризовало «грекофильство». В Ростове сохранялась греческая церковная и культурная традиция: «тогда было в церкви Святой Богородицы так, что левый клирос пел по-гречески, а правый — по-русски». Святитель Стефан Пермский, прежде чем создать письменность зырян и перевести на язык зырян Священное Писание, отправился в Ростов, чтобы выучить греческий язык. Епифаний, первый составитель Сергиева жития, познакомился со Стефаном в так называемом Григорьевского затворе — училище при монастыре святителя Григория Богослова. Путешествия Епифания по христианскому Востоку (посещение Иерусалима, проживание на Афоне) означают, что он владел греческим языком. Это также указывает на греческий характер обучения в ростовских учебных заведениях[14].

Существует мнение, что греческим языком овладел и Сергий Радонежский[⇨].

Детские годы

Согласно Епифанию, Кирилл и Мария, родители преподобного, имели трёх сыновей: «первый Стефан, второй — этот Варфоломей, третий Пётр…». Когда Варфоломей был в возрасте семи лет, «родители его отдали учиться грамоте», но учёба не продвигалась: хотя «Стефан и Пётр быстро изучили грамоту», Варфоломей учился «как-то медленно и не прилежно». Старания учителя не приносили плодов: «отрок не слушал его и не мог научиться». Варфоломея бранили родители, учитель наказывал, товарищи укоряли, он же «со слезами молился Богу»[8].

Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона так описывал обучение Варфоломея: «Сначала обучение его грамоте шло весьма неуспешно, но потом, благодаря терпению и труду, он успел ознакомиться со Священным писанием и пристрастился к церкви и иноческому житию»[10].

Чудесное научение грамоте

Совершенно иначе рассказывает об этом житие преподобного, которое сообщает о неожиданной встрече Варфоломея с таинственным старцем[8]:

…он увидел некоего черноризца, старца святого, удивительного и неизвестного, саном пресвитера, благообразного и подобного ангелу, на поле под дубом стоящего и прилежно со слезами молящегося.
.

По окончании молитвы старца Варфоломей сообщил ему о своей неспособности овладеть грамотой и попросил его помолиться Богу. После усердной молитвы старец подал мальчику кусок святой просфоры, который Варфоломей съел, получив от старца предсказание, что с этого дня он будет знать грамоту лучше своих братьев и сверстников, которое вскоре и подтвердилось[8].

Этот рассказ лёг в основу знаменитой картины «Видение отроку Варфоломею» работы художника Нестерова (см. иллюстрацию), а также установленного в Радонеже памятника работы скульптора Клыкова.

Первые подвиги

Как сообщает Епифаний, ещё до достижения двенадцатилетнего возраста Варфоломей «стал поститься строгим постом и от всего воздерживался, в среду и в пятницу ничего не ел, а в прочие дни хлебом питался и водой; по ночам часто бодрствовал и молился», что послужило источником некоторых разногласий между сыном и матерью, которую беспокоили такие подвиги её сына[8].

Иные сведения о занятиях Сергия в детские годы до нас не дошли[7].

Полученное образование

Существует мнение, что в Ростове Варфоломей овладел греческим языком, которое высказывает церковный исследователь Т. О. Крючков, выставляя в поддержку этой точки зрения как греческий характер образования в Ростове, так и другие факты, среди которых — предполагаемая начитанность Сергия в святоотеческой литературе (ещё бедной в те времена на переводы) и свободное владение греческим языком Сергиева племянника (святителя Феодора Ростовского), который с 11 лет жил в Троицкой обители: овладеть греческим будущий святитель мог только в стенах монастыря, будучи научен кем-то из троицкой братии[14].

Переселение в Радонеж

Через какое-то время сильно обедневшая семья Варфоломея была вынуждена перебраться в город Радонеж. Епифаний указывает в своем житии, каким образом отец преподобного утратил своё богатство[8]:

Скажем и о том, как и почему он обнищал: из-за частых хождений с князем в Орду, из-за частых набегов татарских на Русь, из-за частых посольств татарских, из-за многих даней тяжких и сборов ордынских, из-за частого недостатка в хлебе.

Но наихудшим бедствием, как сообщает Епифаний, стало «великое нашествие татар, во главе с Федорчуком Туралыком», переход великого княжения к московскому князю Ивану Даниловичу и лишение ростовской знати её власти, имущества, почестей и всего прочего. Назначение и приезд в Ростов московского воеводы Василия сопровождались насилием и многочисленными злоупотреблениями москвичей, которые, согласно Епифанию, вкупе с татарскими набегами, посольствами и данями, а также частыми неурожаями побудили Кирилла к переселению: «собрался он со всем домом своим, и со всеми родными своими поехал, и переселился из Ростова в Радонеж»[8].

Год переселения семьи Варфоломея
Источник Год
Современный вариант жития на сайте Православие.Ru 1328 год[12]
Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона 1330 год[10]
Б. М. Клосс примерно 1334 год[15]
К. А. Аверьянов 1341 год[7]

В XIX веке считали, что переселение произошло, когда Варфоломею было примерно 12 лет[7]. Сходно и мнение Б. М. Клосса, который считает, что переселение произошло примерно в 1334 году (а рождение — в 1322 году)[15].

Н. С. Борисов не указывает конкретную дату переезда в Радонеж и описывает событие не как собственное решение боярина Кирилла, а как принудительное переселение: «Иван Калита уплатил в Орде долги ростовчан и теперь мог поступать с ними по своему усмотрению», поскольку по тогдашним законам «неисправный должник попадал в полную личную зависимость от своего кредитора»[13].

Другой современный историк, Аверьянов, считает, что переселение произошло в 1341 году, когда Варфоломею было примерно 19 лет[7]. Современный церковный исследователь Т. О. Крючков также полагает, что переселение могло произойти на рубеже 1330-х и 1340-х годов, после неурожаев и голода в Ростовской земле, которые окончательно разорили боярина Кирилла[16].

Крючков также указывает, что при таких сроках переезда будущий преподобный Сергий вполне мог закончить полный курс обучения в греческих школах Ростова[16], подкрепляя этим наблюдением мнение о том, что преподобный Сергий свободно владел греческим языком[14].

Принятие монашества и основание монастыря

Мнения историков о дальнейших событиях также существенно расходятся. Ниже описываются подходы Борисова и Клосса в сравнении с Епифаниевым житием. Для удобства восприятия информация сведена в таблицы.

Епифаниево житие[8] Изложение Н. С. Борисова[13] Изложение Б. М. Клосса[15]
Желание монашества Ещё при жизни родителей Варфоломей захотел посвятить себя монашеской жизни, а родители не возражали, но просили дождаться их смерти. Варфоломей ухаживал за родителями, пока они не постриглись в монахи. Кирилл до самой своей кончины не благословил сына на пострижение, но и сын не отказался от своего желания. Монашеский по́стриг родителей, возможно, «не более чем дань агиографическому канону». Реальность пострига родителей Варфоломея не отвергается.

Пустынное жительство

После смерти родителей Варфоломей отдал свою долю наследства младшему брату, Петру, и направился в Покровский Хотьковский монастырь, где были похоронены его родители и жил старший брат Стефан. Варфоломей уговорил Стефана уйти на пустынное жительство. «Вскоре оба они покинули Хотьково»[13].

Епифаниево житие[8] Изложение Н. С. Борисова[13] Изложение Б. М. Клосса[15]
Выбор места Братья после долгих поисков «наконец пришли в одно место пустынное, в чаще леса, где была и вода», соорудили келью, а затем и небольшую церковь, которую братья, посовещавшись, решили освятить во имя Святой Троицы. Н. С. Борисов описывает поиски места в близком соответствии с Епифаниевым рассказом, но добавляет, что «Стефану, как старшему и наставнику, принадлежало решающее слово» при выборе. Место для жительства было выбрано не в результате случайных поисков: там, по мысли историка, «располагалось владение Стефана, которое он передал Варфоломею после своего пострижения в монахи».
Освящение храма После постройки храма братьями от митрополита Феогноста приехали священники «и привезли с собой освящение, и антиминс, и мощи святых мучеников, и всё, что нужно для освящения церкви». Она была освящена во имя Святой Троицы. Построенный храм был освящён далеко не сразу: первоначально постройка использовалась как часовня, а освящение состоялось гораздо позже, после ухода Стефана.

К сказанному следует добавить, что посвящение храма Троице, как отмечает Н. С. Борисов, было чрезвычайно редким явлением: на Руси в ту эпоху предпочитали иные посвящения — в честь Спаса, Богородицы, святых воинов, отцов Церкви. Лишь традиция Киево-Печерского монастыря уделяла Троице большое внимание: и над главными воротами монастыря в начале XII века была поставлена Троицкая церковь[13].

Уход Стефана

Согласно житию преподобного, старший брат Стефан «недолго прожил в пустыни с братом своим»: вскоре он «увидел, что трудна жизнь в пустыни, жизнь печальная, жизнь суровая, во всем нужда». Тогда Стефан оставил брата, возлюбившего пустынное жительство, и ушёл в Москву, поселился в Богоявленском монастыре, где познакомился с будущим митрополитом Алексием: «в церкви на клиросе оба, рядом стоя, пели». Великий князь Симеон, узнав о добродетелях Стефана, велел митрополиту Феогносту «поставить его в пресвитеры, облечь его в священнический сан», а затем «велел игуменство ему поручить в том монастыре» и сделал его своим духовником[8].

Монашеский по́стриг Варфоломея

Варфоломей, оставшись в полном одиночестве, призвал некоего игумена Митрофана и принял от него постриг под именем Сергия, так как в тот день (7 октября) праздновалась память мучеников Сергия и Вакха.

Как указано выше[⇨], датировки принятия монашества Варфоломеем разнятся: одна схема предполагает рождение Варфоломея в 1314 году, а постриг в 1337 году (23-летний возраст); другая — рождение в 1322 году, а постриг в 1342 году (20-летний возраст)[13].

Первые ученики преподобного Сергия

Через некоторое время вокруг Сергия начинает селиться братия, и вскоре их стало 12 человек, включая самого Сергия[15].

Впоследствии число учеников значительно увеличилось[⇨].

Троицкий монастырь. Основание

1342 год — одна из предполагаемых дат образования обители, впоследствии Троице-Сергиевой лавры, эту дату предложил Клосс[15].

Игуменство Сергия

Сергий был вторым игуменом основанного монастыря (первый — Митрофан) и пресвитером (с 1354 года), посвятил его в сан управляющий делами Русской церкви в отсутствие митрополита Алексея епископ Владимиро-Волынский Афанасий, проживавший в это время в Переяславле-Залесском (из-за чего его неканонически называли также Переяславским). Возможно, епископ Афанасий был близким родственником опального у московских властей боярина Кирилла — отца преподобного Сергия.[17][18] Запретив просить подаяние, Сергий поставил правилом, чтобы все иноки жили от своего труда, сам подавая им в этом пример.

С начала 1370-х годов положение обители меняется: около 1374 года умерла вдова Ивана Калиты княгиня Ульяна, в удел которой входил монастырь, и Радонеж отошёл князю Владимиру Андреевичу, став его «вотчиной».[15] С этого времени князь Владимир часто посещает монастырь, организует снабжение его всем необходимым (ранее инокам нередко приходилось голодать)

Общежитийная реформа

К периоду 1364—1376 годов исследователи относят введение в монастыре общежития — вместо устава скитского (особножительства).[15] Эта реформа связывается с посланием Вселенского Патриарха Филофея, который также прислал игумену крест, параман и схиму. Проведение общежитийной реформы встретило активное противодействие: у части братии возникла мысль «яко не хотети Сергиева старейшинства». Свои права предъявил скрывавшийся в Троицкой обители Сергия от недругов после смерти Симеона Гордого его духовник старший брат Сергия Стефан, сторонник особножития: «И кто есть игумен на месте сем? Не аз ли прежде седох на месте сем?»[15] (слова, изречённые, согласно «Житию», Стефаном).

Вследствие конфликта, не желая деления братии на «партии», Сергий (как оказалось потом, временно) покинул обитель, направился к глубоко почитаемому им Стефану Махрищскому, но смущённый тем, что Стефан сам преклонился перед Сергием и хотел передать ему свою обитель, удалился и основал небольшую обитель на реке Киржач (ныне Благовещенский монастырь)[19].

Ученики

Основание других монастырей

Кроме Троицкого монастыря и Благовещенского монастыря на Киржаче, преподобный Сергий основал ещё несколько монастырей: Старо-Голутвин близ Коломны, Высоцкий монастырь, Георгиевский на Клязьме, во все эти обители он поставил настоятелями своих учеников[10].

Учениками и духовными чадами преподобного Сергия основано (как при его жизни, так и после смерти) до сорока монастырей; из них, в свою очередь, вышли основатели ещё примерно пятидесяти монастырей. К числу учеников — основателей монастырей относятся:

  • Преподобный Авраамий Галицкий, называемый также Городецким и Чухломским, который был одним из первых учеников и постриженцев преподобного Сергия. Из обители Сергия Радонежского он удалился в страну Галицкую. Он основал четыре обители: монастырь в честь Успения Пресвятой Богородицы, монастырь Положения пояса Богоматери, монастырь во имя Собора Богоматери и обитель в честь Покрова Пресвятой Богородицы, где и скончался.
  • Преподобный Павел Обнорский, или Комельский. Был келейником у самого игумена Сергия. Потом испросил у старца благословения жить в уединении в окрестных лесах. Основал общежительный монастырь во имя Живоначальныя Троицы.
  • Преподобный Сергий Нуромский. Он был грек по происхождению. Основал на реке Нурме монастырь Преображения Господня.
  • Сильвестр Обнорский. Основал обитель Воскресения Христова.
  • Преподобные Андроник и Савва. Святитель Алексий испросил у преподобного Сергия его ученика Андроника для устроения обители Всемилостивого Спаса в семи вёрстах от Кремля, на речке Яузе в 1361 году. Под руководством Преподобного Андроника воспитался его спостник и преемник по игуменству преподобный Савва.
  • Мефодий Пешношский, основатель обители Пешношской, 1361 год.

Сергий Радонежский и современники

Сергий и Стефан Великопермский

В глубокой духовной связи с преподобным Сергием находился Стефан Великопермский, креститель зырян, поэтому в Свято-Троицкой Сергиевой лавре на братской трапезе почитают преподобных Сергия и Стефана в единой молитве[20].

Сергий и митрополит Алексий

Высоко уважавший радонежского игумена митрополит Алексей перед смертью уговаривал его быть ему преемником, но Сергий решительно отказался[10].

По смерти святителя Алексия, Сергий предлагал великому князю Дмитрию избрать на митрополичью кафедру суздальского епископа Дионисия. Но Дмитрий желал иметь митрополитом своего духовника спасского архимандрита Михаила (Митяя). По повелению князя Михаил был избран в Москве собором епископов в митрополита Московского. Святитель Дионисий смело выступил против великого князя, указав ему на то, что поставление первосвятителя без воли Вселенского патриарха будет незаконно. Митяй вынужден был ехать в Константинополь. Дионисий хотел опередить Митяя и ехать в Константинополь сам, но был задержан и взят под стражу великого князя. Желая освободиться, Дионисий дал обещание не ехать в Константинополь и представил за себя порукою преподобного Сергия. Но как только получил свободу, по вызову патриарха, поспешил в Грецию вслед за Митяем. Своим поступком он причинил много неприятностей Сергию[21].

Миротворческая деятельность Сергия

По словам одного современника, Сергий «тихими и кроткими словами» мог действовать на самые загрубелые и ожесточённые сердца; очень часто примирял враждующих между собой князей, уговаривая их подчиняться великому князю московскому (например, ростовского князя — в 1356, нижегородского — в 1365, рязанского князя Олега и др.), благодаря чему ко времени Куликовской битвы почти все русские князья признали главенство Дмитрия Иоанновича[10].

Куликовская битва

Наследный правитель Синей Орды хан Тохтамыш с помощью Тимура овладел Белой Ордой. После этого ему предстоял поход на запад, чтобы изгнать Мамая. Для того чтобы оказать серьезное сопротивление, Мамаю надо было собрать достаточное количество людей, поэтому он привлёк профессиональных воинов-наёмников Востока и Запада. У самого Мамая денег было мало. Он рассчитывал получить ещё большую финансовую помощь от своих союзников — генуэзцев. Те потребовали взамен концессии для добычи мехов и торговли на севере Руси, в районе ростовского Великого Устюга. Мамай пообещал князю Дмитрию Московскому и некоторым его боярам устроить их личные дела, в том числе, молодому князю Дмитрию выдать ярлык на великое княжение в обмен на предоставление концессий. Если бы Дмитрий согласился на эту сделку, то Московское княжество стало бы торговой колонией генуэзцев. И хотя многим предложение показалось выгодным, Преподобный Сергий Радонежский заявил, что «на Святую Русскую землю допускать иноземных купцов нельзя, ибо это грех». Авторитет Сергия был настолько высок, что с ним нельзя было не считаться, к тому же его поддержал митрополит Алексий. В результате Москва отвергла предложение Мамая и генуэзцев и тем самым перешла от союза с Мамаем к вольному или невольному союзу с законным наследником ханов Золотой Орды — Тохтамышем[22].

Как сообщает первый жизнеописатель преподобного Сергия, битве с Мамаем предшествовала встреча князя Димитрия с преподобным Сергием: «Известно стало, что Божиим попущением за грехи наши ордынский князь Мамай собрал силу великую, всю орду безбожных татар, и идет на Русскую землю; и были все люди страхом великим охвачены»[8]. Великий князь Димитрий, впоследствии известный как Дмитрий Донской, «пришел к святому Сергию, потому что великую веру имел в старца, и спросил его, прикажет ли святой ему против безбожных выступить: ведь он знал, что Сергий — муж добродетельный и даром пророческим обладает»[8]. Преподобный Сергий, согласно Епифанию, ответил[8]:

Следует тебе, господин, заботиться о порученном тебе Богом славном христианском стаде. Иди против безбожных, и если Бог поможет тебе, ты победишь и невредимым в своё отечество с великой честью вернешься.

Получив от преподобного Сергия благословение, великий князь «ушел из монастыря и быстро отправился в путь»[8]. Отметим тот факт, что Сергий, согласно Епифанию, своим ответом (вопреки распространенному мнению) не предрёк великому князю безусловную победу и спасение от смерти, поскольку этот ответ содержал слова «если Бог поможет тебе» и по этой причине не был пророчеством. Лишь позже, когда русские воины, выступившие в поход, увидели войско «татарское весьма многочисленное» и «остановились в сомнении», «размышляя, что же делать», неожиданно «появился гонец с посланием от святого», в котором говорилось[8]:

Без всякого сомнения, господин, смело выступай против свирепости их, нисколько не устрашаясь, — обязательно поможет тебе Бог.

(Обратим внимание, что в более позднем варианте жития, так называемой «пространной» редакции Пахомия Логофета, изложение этого эпизода меняется и становится несколько двусмысленным, поскольку слова Сергия теперь звучат так: «Господин мой, тебе следует заботиться о врученном тебе Богом христоименитом народе. Иди против безбожных, и с Божией помощью ты победишь и вернешься в своё отечество невредимым с великими почестями»[23].) Последующие авторы, похоже, восприняли эту двусмысленную формулировку как твердое обещание победы, и у Димитрия Ростовского мы читаем: «Затем, осенив князя честным крестом, преподобный пророчески изрек: — Иди, господин, небоязненно: Господь поможет тебе против безбожных: победишь врагов своих»[24]. О том, что Сергий изначально предрек великому князю победу, говорится и в словаре Брокгауза и Ефрона[10].)

Упомянутую выше битву с Мамаем традиционно отождествляют с Куликовской битвой (в числе прочих источников об этом говорится в словаре Брокгауза и Ефрона[10].) Существует также версия (которую высказал В. А. Кучкин), согласно которой рассказ «Жития Сергия Радонежского» о благословении Сергием Радонежским Дмитрия Донского на борьбу с Мамаем относится не к Куликовской битве, а к битве на реке Воже (1378 год) и связан с Куликовской битвой как с более масштабным событием уже впоследствии, в более поздних текстах («Сказание о Мамаевом побоище»)[25]. Согласно «Сказанию о Мамаевом побоище», Сергий несмотря на запрет инокам участвовать в боях под угрозой отлучения от Церкви и гибели бессмертной души благословил на битву пожелавших стать добровольцами и выйти против преступников из орды Мамая не только с крестом, но и с оружием в руках двух схимонахов боярского рода - опытных в военном деле Пересвета и Ослябю[Коммент. 4]. После Куликовской битвы великий князь стал относиться ещё с большим благоговением к радонежскому игумену и пригласил его в 1389 году скрепить духовное завещание, впервые узаконивающее вместо способствовавшего усобицам и раздробленности лествичного права новый порядок престолонаследия: от отца к старшему сыну[10].

Прочее

В 1382 году, когда войско Тохтамыша подступило к Москве, Сергий на некоторое время покидает свой монастырь «и от Тахтамышова нахожения бежа в Тверь»[26] под защиту князя Михаила Александровича Тверского.

Чудеса

Согласно Епифанию Премудрому, жизнь преподобного Сергия сопровождалась многочисленными чудесами[⇨].

Старость и кончина преподобного Сергия

Как сообщает Епифаний Премудрый, в трудах, воздержании и молитве преподобный достиг глубокой старости и о смерти своей предуведомил братию монастыря[8]:

Предвидел он за шесть месяцев свою кончину и, призвав братию, вручил игуменство своему самому любимому ученику … по имени Никон.

После того как он дал наставления новому игумену, «Сергий … безмолвствовать начал». Незадолго до кончины Сергий, «видя, что он уже к Богу отходит», в последний раз призвал братию для беседы и наставлений[8].

И беседу повел подобающую, и полезным вещам учил, неуклонно в православии оставаться веля, и завещал единомыслие друг с другом хранить, иметь чистоту душевную и телесную и любовь нелицемерную, от злых и скверных похотей остерегаться, пищу и напитки вкушать трезвенные, а особенно смирением украшать себя, страннолюбия не забывать, от противоречия уклоняться, и ни во что ставить честь и славу жизни этой, но вместо этого от Бога воздаяния ожидать, небесных вечных благ наслаждения,

— так передаёт Епифаний Премудры содержание этой беседы[8].

Эти наставления преподобного Сергия нередко цитируют так:

Внимайте себе, братие. Прежде имейте страх Божий, чистоту душевную и любовь нелицемерную…

Перед самой смертью Сергий Радонежский «тела и крови Владыки причастился»[8]. Кончина пришлась на 25 сентября 1392 года.

Погребение

Историк церкви Е. Е. Голубинский писал о Сергии, что «он приказал было положить своё тело не в церкви, а вне её, на общем монастырском кладбище, вместе со всеми другими». Такое его приказание весьма огорчило монастырскую братию. В итоге «она обратилась со спросом и за советом к митрополиту Киприану», который, «по рассуждении … приказал положить его в церкви на правой стороне»[27].

Современный исследователь А. Г. Мельник считает, что именно стремление «утвердить почитание игумена Сергия» было причиной нежелания «монастырской братии хоронить его вне церкви» и что погребение Сергия в церкви было зачатком его почитания[28].

Чудеса

Епифаний Премудрый, первый составитель жития преподобного Сергия, сообщает о связанных с ним многочисленных чудесах, которых вовсе нет в написанном тем же Епифанием жизнеописании Стефана Пермского[6]. В частности, как сообщает Епифаний, одно из этих чудес предшествовало рождению будущего святого[8]:

И свершилось некое чудо до рождения его: случилось нечто такое, что нельзя молчанию предать.

«Когда ребёнок ещё был в утробе матери, однажды — дело было в воскресенье — мать его вошла в церковь, как обычно, во время пения святой литургии», и перед чтением Евангелия «внезапно младенец начал кричать в утробе матери». Перед пением «Иже херувимы» крик повторился: «внезапно младенец начал вторично громко кричать в утробе, громче, чем в первый раз», — а в третий раз младенец громко закричал после возгласа иерея: «Вонмем, святая святым!»[8].

Другой эпизод, связанный с полученной отроком Варфоломеем чудесной помощью, был описан выше, в разделе «Чудесное научение грамоте», и отражен в картине «Видение отроку Варфоломею»[⇨], в скульптуре, в иконописи[⇨].

Чудеса по молитвам преподобного Сергия

Согласно житию, Сергий Радонежский и сам совершил множество чудес.

Историк церкви Е. Е. Голубинский в своей работе перечисляет следующие чудеса преподобного[27]:

  • Изведение источника. Поскольку «монахи оказались вынужденными приносить себе воду издалека», возник ропот, и тогда преподобный, «нашедши в одном рву немного дождевой воды, сотворил над нею усердную молитву», после чего открылся обильный источник воды.
  • Воскрешение отрока. Один местный житель, имея тяжко больного сына, понёс его к преподобному Сергию. Но когда он вошёл к преподобному в келью и попросил молитв о больном, сын его умер. Убитый горем ушёл за гробом. «Но пока он ходил, преподобный помолился над умершим — и по его молитве дитя ожило».
  • Исцеление бесноватого вельможи.
  • Исцеление больного бессонницей, который «в продолжение двадцати дней не ел и не спал».
  • Наказание лихоимца, который «заставил одного бедного соседа своего уступить ему борова» и «не хотел платить за него денег». Сергий обратился к обидчику обличением и услышал в ответ обещание не только «заплатить за взятую у бедного соседа свинью, но исправить и всю свою жизнь», о котором вскоре забыл, и свиная туша была изъедена червями, «хотя время было зимнее».
  • Исцеление греческого епископа. «Слушая многие рассказы о преподобном Сергии, он не хотел верить им…» Но при встрече с преподобным «на него напала слепота», «и неволею исповедал он преподобному своё неверие», после чего преподобный Сергий вернул ему зрение.

Чудесные видения

Житие преподобного Сергия содержит описание двух чудесных видений. Одно из них таково: поздним вечером или ночью «появился на небе свет яркий, который всю ночную тьму разогнал»[8], и Сергий

увидел множество птиц очень красивых, прилетевших не только в монастырь, но и в окрестности монастыря. И голос был слышен, говорящий: «Как много ты видел птиц этих, так умножится стадо учеников твоих и после тебя не истощится, если они захотят по твоим стопам идти».

Кроме того, согласно житию, преподобному Сергию явилась Богородица «с двумя апостолами, Петром и Иоанном»[8].

Интерпретация сообщений о чудесах

Интерпретация чудес, точнее, сообщений о чудесах, зависит, конечно же, от мировоззренческой позиции интерпретатора (истолкователя). Очевидно, что материалистически настроенный исследователь, скорее всего, либо предпочтёт игнорировать информацию о чудесах, либо попытается дать ей какое-то иное (символическое, аллегорическое) толкование. Например, Б. М. Клосс предложил толковать описанное выше чудо (троекратный крик нерожденного младенца) как указание на дату рождения преподобного Сергия, но не как подлинное событие.

Когда родился Сергий Радонежский?[11]
Определяя возможное время появления Сергия на свет, Б. М. Клосс указал, что Епифаний в «Житии» приводит легенду, что появление Варфоломея на свет сопровождалось знамениями, которые были истолкованы в том смысле, что тот «явится ученик Святыа Троица» и «сосуд избран Святому Духу». Последнюю фразу можно истолковать как указание на церковный праздник Сошествия Святого Духа на апостолов, отмечаемый на 50-й день после Пасхи. В 1322 г. он приходился на 30 мая.

К. А. Аверьянов

Интересно, что к символическому истолкованию чуда прибегает и Епифаний. Он «пытается объяснить, во-первых, почему произошло чудо, а во-вторых, почему младенец „провереща“ именно в церкви и именно три раза»[29]:

Усматривая в происшедшем чуде Божественное предзнаменование и свидетельство о богоизбранничестве младенца, Епифаний толкует его в символических образах, а также посредством исторической аналогии.

Смысл чудес

В 2014 году Патриарх Кирилл в своём интервью журналу «Эксперт» пояснил, что «смысл чудес не в самом факте нарушения законов природы, но в подтверждении близости человека к Богу, Которому все возможно».

Чудо, отметил Патриарх, является там, «где вера неустойчива»: оно позволяет укрепиться в вере, побуждает к ней, но не принуждает, поскольку пытливый разум всегда имеет возможность «попытаться объяснить чудо естественными причинами». Глубокая вера ищет не чудес, а Бога, отметил Патриарх, и добавил[30]:

Главное чудо преподобного Сергия — он сам.

Таким образом, по мысли Патриарха Кирилла, чудо — это, в первую очередь, нравственное преображение и нравственное совершенствование.

Комментарий Ключевского

Мысль о том, что чудеса в жизни Преподобного не сводятся к необычным событиям, высказывал и русский православный историк XIX века В. О. Ключевский, который отметил, что преподобный Сергий примером собственной жизни «поднял упавший дух родного народа, пробудил в нём доверие к себе», показал русским людям, что в них «ещё не всё доброе погасло и замерло»[31][32]:

…он открыл им глаза на самих себя, помог им заглянуть в свой собственный внутренний мрак и разглядеть там ещё тлевшие искры того же огня, которым горел озаривший их светоч. Русские люди XIV века признали это действие чудом, <…> потому что его источник – вера.

(См. также оценку Ключевским исторической роли Сергия[⇨].)

Написание жития преподобного

Первое житие

Как уже говорилось, основной источник наших сведений о Сергии Радонежском — «житие, написанное его учеником Епифанием Премудрым»[5], которое входит в «число вершин русской агиографии»[6] и «является ценнейшим источником сведений о жизни Московской Руси XIV века»[6].

Словарь книжников и книжности
Древней Руси
[6]
Будучи тоже одной из вершин русской агиографии, Житие Сергия Радонежского, как и Слово о Стефане Пермском, является ценнейшим источником сведений о жизни Московской Руси XIV в. Оно содержит большое количество имен, начиная от людей, переселившихся вместе с родителями Сергия из Ростовской области в Радонеж, и кончая митрополитом и великим князем московским, появляющимися в некоторых его эпизодах. В отличие от «Слова о житии и учении» это житие полно чудесами. В середине XV в. дополнил его в части посмертных чудес, но также кое в чем и сократил и перекомпоновал Пахомий Серб.

Г. М. Прохоров

Личность создателя жития

Первое житие преподобного было создано Епифанием Премудрым, про которого известно, что он жил в XIV—XV веках, был иноком Троице-Сергиева монастыря, автором житий и произведений других жанров[6].

«Сведения о Епифании Премудром извлекаются только из его собственных сочинений». Судя по составленному им житию Стефана Пермского, Епифаний, как и Стефан Пермский, «учился в ростовском монастыре Григория Богослова, так называемом Затворе, славившемся своей библиотекой». Известно, что Епифаний «нередко „спирахся“ со Стефаном о понимании текстов» и по временам выступал как «досадитель». Этот факт «наводит на мысль, что если Стефан и был старше Епифания Премудрого, то ненамного»[6].

Епифаний был хорошо образован[6]:

Огромное в сочинениях Епифания Премудрого количество по памяти приведенных, сплетенных друг с другом и с авторской речью цитат и литературных реминисценций показывает, что он прекрасно знал Псалтирь, Новый завет и ряд книг Ветхого завета и был хорошо начитан в святоотеческой и агиографической литературе.

Кроме того, подобно Стефану Пермскому, «и он в какой-то мере выучил греческий язык». Более того, некоторые факты позволяют думать, «что автор много путешествовал и побывал в Константинополе, на Афоне и в Иерусалиме»[6].

Епифаний назван учеником преподобного Сергия в заглавии «Похвального слова Сергию Радонежскому», а Пахомий Логофет, или Серб, сообщает, что Епифаний много лет, от своей юности, «жил вместе с Троицким игуменом». В 1380 году, Епифаний находился в Троице-Сергиевой лавре, будучи «уже взрослым, грамотным, опытным книжным писцом и графиком, а также склонным к записям летописного характера наблюдательным человеком». «Когда умер Сергий Радонежский (1392 г.), Епифаний Премудрый начал делать записи о нём»[6].

К 90-м годам XIV века принято относить написанное Епифанием «Слово о житии и учении святого отца нашего Стефана, бывшаго в Перми епископа», хотя нельзя исключить и начало XV века. Епифаний сообщает, «что он старательно повсюду собирал сведения о Стефане и составлял собственные воспоминания», находясь при этом (по мнению Г. М. Прохорова) «в Москве, в Пермь не ездя». Написанное Епифанием произведение является «ценнейшим историческим источником. Наряду со сведениями о личности Стефана Пермского оно содержит важные материалы этнографического, историко-культурного и исторического характера о тогдашней Перми, о её взаимоотношениях с Москвой, о политическом кругозоре и эсхатологических представлениях самого автора и его окружения»[6].

Составленное Епифанием жизнеописание Стефана Пермского примечательно «отсутствием в его содержании каких бы то ни было чудес»[6].

«Умер Епифаний Премудрый не позже 1422 года, времени открытия мощей Сергия Радонежского (об этом он ещё не знает)»[6]. Епифаний Премудрый был причислен Русской Православной Церковью к лику святых и почитается как преподобный[33].

Причины написания жития

В самом начале написанного Епифанием Премудрым жития преподобного Сергия мы находим такие слова[8]:

Удивляюсь я тому, сколько лет минуло, а житие Сергия не написано.

Историю написания сам Епифаний так излагает в его начале: «Через один или два года после смерти старца <…> начал я подробно кое-что записывать о жизни старца… Были у меня за двадцать лет приготовлены с записями свитки, в которых написаны были некоторые главы о жизни старца для памяти». На протяжении долгих лет, сообщает Епифаний, он ждал, «желая, чтобы кто-нибудь значительнее меня и разумнее меня написал, а я бы пошел поклониться ему, чтобы и меня он поучил и вразумил»[8].

После долгого и напрасного ожидания «на закате своей жизни, убедившись, что никто другой не взял на себя труд составления жития великого старца, агиограф приступил к написанию» жития преподобного[34], предварительно испросив совета «неких старцев, премудрых в ответах, рассудительных и разумных»[8].

Епифаний признает себя неспособным справиться со стоящей перед ним задачей: «хотя бы я, недостойный, и мог писать, но мне все же следовало бы со страхом молчать и на уста свои перст наложить, зная свою немощь», — однако перевешивает иное соображение[8]:

Если не будет написано житие старца и оставлено без воспоминания, то не повредит это святому тому старцу… Но мы сами тогда пользы не получим, пренебрегши таким полезным делом.

Особенности языка

Иные особенности жития

Стоит обратить внимание, как минимум, ещё на две особенности рассматриваемого первоисточника. Во-первых, год появления на свет будущего святого напрямую не указан, что ставит перед исследователями жизни преподобного Сергия немалые трудности (см. раздел «Дата рождения»).

Другая особенность рассказа первого биографа Сергия Радонежского состоит в том, что привычные современному читателю биографические сведения перемежаются с рассказами о чудесах[Коммент. 5].

Пахомий Логофет, или Серб (XV век)

Православная энциклопедия[35]
Пахомия Логофета называют первым профессиональным писателем на Руси, имея в виду тот факт, что он получал вознаграждение за создаваемые им тексты. Работая в разных городах и монастырях, он ориентировался на источники и устные традиции, которые существовали в том или ином месте.

К. Иванова

Словарь книжников и книжности Древней Руси[36]
Судя по количеству произведений, Пахомий — один из плодовитейших писателей Древней Руси. Он был писателем, профессионально работавшим на заказ и получавшим за свою работу плату (он об этом пишет сам). Составляя по заказу жития, слова и службы с канонами, Пахомий имел в виду главным образом практические — церковно-служебные цели.

Г. М. Прохоров

Пахомий Логофет, или Серб, получивший известность своими переработками созданного Епифанием жития преподобного Сергия, начал работать над житием во время своего пребывания в Троице-Сергиевом монастыре (с 1440—1443 годов по 1459 год) и вёл эту работу, по-видимому, по официальному заданию, появлению которого способствовало обретение мощей преподобного Сергия в 1422 году[37][Коммент. 6]. Появление такого задания, или заказа, было обусловлено, помимо обретения мощей, «канонизацией святого в 1448—1449 годах при митрополите Ионе и необходимостью сделать житие пригодным для церковной службы»[37].

В результате житие пополнилось новыми (посмертными) чудесами[6], однако «описание жизни святого также подверглось под рукой Пахомия существенным изменениям: он значительно сокращает пространное житие Епифания, с тем чтобы сделать его пригодным и для церковной службы, усиливает элемент похвалы святому в новом панегирическом стиле, удаляет нежелательные политические намеки»[38].

Дальнейшая работа над составлением жития преподобного Сергия

Как отмечает К. А. Аверьянов, «известно до десятка вариантов жития основателя Троице-Сергиевой лавры»[39], но близкое знакомство с предметом заставляет усомниться в этой оценке.

Дробленкова Н. Ф.[Коммент. 7] в своей работе сообщает, что (помимо Епифания Премудрого и Пахомия Логофета, или Серба) над житием преподобного Сергия в различные годы трудились Герман Тулупов, Симон Азарьин, Димитрий Ростовский[37], а в XIX веке житие перекладывали на доступный (более современный) язык московский митрополит Филарет[Коммент. 8] и иеромонах Никон[37], впоследствии архиепископ Никон (Рождественский). Краткая характеристика трудов перечисленных агиографов дана ниже. (В иных источниках[39] можно найти и другие имена: митрополита Московского и Коломенского Платона (Левшина), Патриарха Московского и всея Руси Алексия I и даже императрицы Екатерины II.)

XVI век

XVII век

В XVII веке над житием преподобного работали Герман Тулупов, Симон Азарьин и Димитрий Ростовский.

Герман Тулупов подключился к работе над житием в связи с созданием Миней Четиих в 1627—1632 годах[37]. «Как установил В. Н. Алексеев, Тулупов обнаружил в библиотеке Троице-Сергиева монастыря рукопись XV века с текстом жития, утратившим 2 листа», и недостающие листы дописал[37]. Существенных редакторских правок в текст жития, судя по всему, не внёс[37].

Симон Азарьин осуществил «стилистическую переработку Епифаниевской и Пахомиевской редакций с добавлением новых чудес», совершавшихся в продолжение XV—XVII веков[37]. Текст в редакции Симона Азарьина вместе со Службой Сергию, по распоряжению царя Алексея Михайловича, был опубликован с некоторыми изменениями и сокращениями в Москве в 1646 году[37].

Димитрий Ростовский, работая над своими «Житиями святых», включает в их число свою редакцию жития преподобного Сергия. «Из его примечания к 25 сентября следует, что в основу своего сокращенного текста он взял житие из Великих Миней Четиих»[37].

XVIII век

На этот век приходится создание варианта, созданного митрополитом Московским и Коломенским Платоном (Левшиным)[39].

В том же веке было создано «Житие преподобного Сергия Радонежского написанное императрицей Екатериной II»[40]. Указание на это произведение как на житие, составленное императрицей Екатериной II и опубликованное историком, археографом и библиографом П. И. Бартеневым упоминает в «Православной энциклопедии» историк В. А. Фёдоров[41]. В то же время Дробленкова Н. Ф. сообщает, ссылаясь на А. Н. Пыпина, что оно представляет собой «не сочиненное императрицей житие, а всего лишь выписки о Сергии Радонежском из Никоновской летописи», и далее отмечает: «В составлении подобных исторических подборок для Екатерины II, как указывает Г. Н. Моисеева, принимали участие профессора Московского университета X. А. Чеботарев и А. А. Барсов»[37].

XIX век

«В широком смысле слова сочинение житий Сергия Радонежского продолжалось и в XIX веке»[37]. Именно тогда увидели свет следующие житийные сборники:

  • Муравьёв, Андрей Николаевич, Жития святых Российской Церкви, также иверских и славянских, тт. 1-12, 1855—1858; 2-е изд. 1859—1868;
  • Филарет, епископ Черниговский, Русские святые, чтимые всей Церковью или местно: Опыт описания жизни их. Чернигов, 1861—1864 (2-е издание — 1863—1865, 3-е издание — 1882).

В этот же период времени вышли в свет отдельными изданиями:

  • Житие преподобного Сергия Радонежского, составленное московским митрополитом Филаретом. Издание с другими словами и речами, произнесенными во время управления московской епархией. М., 1835; 2-е изд. М., 1848[37];
  • Житие и подвиги преподобного и богоносного отца нашего Сергия, игумена Радонежского и всея России чудотворца / Сост. иеромонахом Никоном. М., 1885; 2-е изд. М., 1891; 3-е изд. М., 1898[37].

Рубеж столетий

Работа над житием преподобного Сергия иеромонаха Никона, впоследствии архиепископа Никона (Рождественского), плавно перетекла в XX век. В предисловии к изданию 1904 года данный автор, излагая причины написания своего жития, отмечает отсутствие «простого полного перевода жития, написанного Епифанием» при наличии «более десятка разных житий Преподобного Сергия», считая лучшем из них «то, которое составлено святителем Московским Филаретом»[42]:

По своим достоинствам внутренним это житие – слиток золота, но, как предназначенное для церковного чтения, оно по необходимости отличается краткостию и опускает многие подробности, драгоценные для благоговейных почитателей памяти великого угодника Божия.

Точно так же он признает слишком краткими жития, составленные Филаретом, архиепископом Черниговским, и А. Н. Муравьевым: «ни то ни другое также не имеют желанной полноты, потому что составители этих житий, описывая жития всех Русских Святых, по необходимости старались быть краткими в изложении»[42]. Издание 1904 года оказалось пятым[42], и оно до сих пор широко переиздается[Коммент. 9].

XX век

Древние жития преподобного в переводе на русский язык

Переводы жития на другие языки

Диакон Георгий (Юрий) Максимов, известный богослов и религиовед, сообщает о многочисленных переводах жития Сергия Радонежского на другие языки[43]:

  • языки традиционно православных стран (болгарский, греческий, грузинский, румынский, сербский);
  • языки европейских неправославных стран (английский, немецкий, французский, итальянский, испанский, голландский, финский, польский);
  • азиатские языки (тайский, японский, китайский, урду).

Почитание преподобного Сергия

Мощи преподобного Сергия

МЕДИНСКИЙ: Мощи Сергия Радонежского чудеса творят?

АВЕРЬЯНОВ: Вы знаете, когда я писал книжку про Сергия Радонежского, поскольку я всё-таки историк, я сказал: «Богу – Богово, кесарю – кесарево». То есть, я писал только о светской жизни. Но чудеса, они зафиксированы, во всяком случае, каждый желающий может прочитать.

интервью с историком К. А. Аверьяновым, радиостанция Столица-FM[7]

…один американец, в то время всерьез увлекавшийся буддизмом, на несколько недель приехал в Россию. Он пишет: «Я посетил Троице-Сергиеву Лавру и впервые приложился к мощам святого. В этих “мертвых костях”, казалось, было больше жизни, чем во всей южной Калифорнии»[44]. Впоследствии он принял Православие, а затем и монашеский постриг с именем Адриан.

диакон Георгий Максимов[43]

Через 30 лет, 5 июля 1422 года, были обретены нетленными его мощи, о чём свидетельствовал Пахомий Логофет.

Когда Священный Собор открыл чудотворный гроб... все увидели чудное и умиления достойное зрелище: не только честное тело святого сохранилось целым и светлым, но и одежда, в которой он был погребен, оказалась целой, совершенно не тронутой тлением... Увидев это, все прославили Бога, ведь тело Преподобного, столько лет находившееся во гробе, сохранилось невредимым.

День 5 (18) июля является одним из дней памяти святого.

«За всю историю монастыря его главная святыня перемещалась только в случае серьезной угрозы её утраты»[45]. Дважды, в 1709 году и в 1746 году, причиной послужил пожар. В первом случае мощи вынесли на прилегающую к монастырю Красногорскую площадь, а во второй — на незастроенную окраину города. «Во время войны с Наполеоном в 1812 г., когда русские войска оставили Москву, мощи вывезли в Кирилло-Белозерский монастырь»[45].

Вскрытие мощей в первые годы Советской власти

«Это случилось в 1919 г. В целях атеистической пропаганды 1 февраля Наркомат юстиции (НКЮ) советского правительства издал постановление об организованном вскрытии мощей»[45]. 11 апреля 1919 года, в рамках общей кампании[46], мощи Сергия Радонежского подвергались вскрытию в присутствии специальной комиссии с участием представителей церкви. Останки Сергия были найдены в виде костей и фрагментов грубого монашеского одеяния, в котором он был похоронен. В черепе оказалась прядь волос русо-рыжеватого цвета, тщательно завернутая в провощённую бумагу недавнего происхождения[47].

Согласно преданию, сохранённому в семье Флоренских, о предстоящем вскрытии мощей стало известно Павлу Флоренскому, и при его участии (чтобы защитить мощи от возможности полного уничтожения) глава преподобного Сергия была тайно отделена от тела и заменена головой погребённого в лавре князя Трубецкого. До возвращения мощей Церкви глава преподобного Сергия хранилась отдельно. (См. Сохранение главы преподобного Сергия Радонежского.)

Мощи преподобного Сергия после вскрытия были переданы в качестве экспоната Сергиевскому историко-художественному музею, расположившемуся в Троице-Сергиевой лавре. Монастырские стены мощи покинули перед угрозой фашистской оккупации. «Опечатанная рака вместе с музейными фондами осенью 1941 г. была эвакуирована в глубокий тыл, в город Соликамск Пермского края»[45].

Возвращение мощей в послевоенные годы

В 1946 году, после Великой Отечественной войны и открытия Лавры, мощи были возвращены Московской Патриархии[45]. Это случилось накануне Пасхи, в Великую Субботу 1946 года[Коммент. 10], когда мощи были перенесены из Троицкого собора, который оставался за музеем, в Успенский[48].

В настоящее время мощи преподобного Сергия находятся в Троицком соборе Троице-Сергиевой лавры.

Канонизация

Почитание Сергия Радонежского возникло раньше, чем появились формальные правила канонизации святых (до Макарьевских соборов русская церковь не знала обязательной соборной канонизации). Поэтому нет документальных известий о том, когда и как началось его почитание как православного святого и кем оно было установлено. Возможно, что Сергий «сделался общерусским святым сам собою, по причине своей великой славы».[49] Уже в 1427 году, спустя пять лет после обретения мощей Сергия, на его родине в Варницах был основан Троице-Сергиев Варницкий монастырь (ныне подворье Свято-Троицкой Сергиевой лавры).[50]

Максим Грек открыто высказывал прямые сомнения в святости Сергия. Причина сомнений была в том, что Сергий, как и московские святители «держали города, волости, сёла, собирали пошлины и оброки, имели богатства».[51] (Здесь Максим Грек примыкает к нестяжателям.)

Церковный историк Е. Е. Голубинский не даёт однозначных сообщений о начале его почитания.[52] Он упоминает две княжеские грамоты, написанные до 1448 года, в которых Сергий называется преподобным старцем, но считает, что в них он указан пока как местночтимый святой.[49] По его мнению, фактом причисления Сергия к лику святых для общецерковного почитания служит грамота митрополита Ионы к Дмитрию Шемяке, датируемая 1449 или 1450 годом (неопределённость года вызвана тем, что неизвестно, когда именно старое мартовское летоисчисление было заменено сентябрьским[53]). В ней предстоятель Русской церкви называет Сергия преподобным и ставит его рядом с другими чудотворцами и святителями, угрожая лишить Шемяку «милости» московских святых.[52][54] Голубинский считает, что общецерковное прославление Сергия Радонежского вместе с преподобным Кириллом Белозерским и святителем Алексием было одним из первых деяний митрополита Ионы после возведения его на кафедру.[52]

В ряде светских энциклопедий указано, что Сергий причислен к лику святых в 1452 году.[55][56][нет в источнике]К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[57][58]

Некоторые светские историки считают, что Сергий причислен к святым по политическим мотивам волей великого князя Василия Тёмного. Великий князь включил Сергия в число московских святых не специальным актом, а по частному случаю, в договорной грамоте 1448 года с князем Иваном Можайским.[59][60][61]

Сергий Радонежский и католицизм

Информация о почитании Сергия Радонежского католиками до II Ватиканского собора и включения его имени в общецерковный мартиролог римско-католической церкви в 1969 году разноречива.

Журнал «Наука и религия» приводит такой рассказ: «После ареста священника Николая Александрова отец Сергий в 1925 году возглавил общину русских католиков в Москве… <…> Тернистый путь Соловьёва был омрачён и столкновением с реальной позицией католической иерархии — тогда ещё очень консервативной — по отношению к восточному обряду и русским католикам вообще»[62].

Отец Сергий Соловьёв, руководитель описываемой в журнале московской общины, выражал уверенность в незыблемости «восточных обрядов и традиций», гарантией чему служит «многовековая, неизменная политика пап», хотя и признавал: «Конечно, могут быть отдельные злоупотребления…» В итоге он столкнулся с этими «злоупотреблениями» в 1929 году, «когда послал свою рукопись о преподобном Сергии Радонежском в Рим». В ответ на рукопись цензор дал заключение[62]:

Нельзя говорить о Сергии Радонежском как о святом, потому что в Русской Церкви не было святых после разделения Церквей.

«Вопрос о почитании преподобного Сергия и других русских святых, живших до Флорентийского собора 1439 года, получил своё благоприятное разрешение только в период понтификата Пия XII»[62], — сообщает Марк Смирнов, автор цитируемой статьи. Диакон Георгий (Юрий) Максимов подтверждает: «В 1940 году папа Пий XII признал преподобного Сергия Радонежского в числе нескольких древнерусских святых, чье почитание благословлялось для русских католиков», — и добавляет: «Хотя это решение, по-видимому, было продиктовано желанием содействовать католическому прозелитизму среди русских, однако в результате почитание преподобного Сергия распространилось и на католических приходах латинской традиции, никак не связанных с Россией». В подтверждение своих слов Максимов цитирует американского католического священника Роберта Макнамару[43].

В настоящее время почитается как святой римско-католической церкви, его имя с 1969 года впервые включено в общецерковный мартиролог по распоряжению папы Павла VI, день его памяти у римо-католиков — 25 сентября по григорианскому календарю[63], его житие представлено в онлайновом житийном сборнике католических святых[64].

Дни памяти

Память преподобного Сергия празднуется в православных и старообрядческих церквах и в церквах восточных католиков 25 сентября (8 октября) (преставление), 5 (18) июля (обретение мощей).

В Русской православной церкви память Преподобного отмечается также

Кроме того, 24 августа (6 сентября) в Троице-Сергиевой лавре празднуется явление Богородицы преподобному Сергию[67].

В приходах западных обрядов римско-католической церкви и в церквах англиканского сообщества память Преподобного Сергия отмечается 25 сентября по григорианскому календарю.[4][43].

Иконография

Древнейшие изображения

«Самое древнее изображение преподобного Сергия — шитый покров, выполненный в 1420-е годы, ныне находится в Ризнице Троице-Сергиевой лавры»[68]. Изображение этого покрова даётся в самом начале данной статьи.

Среди житийных икон древнейшей является икона с поясным изображением в среднике «и 19 клеймами жития из местного ряда иконостаса Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры, авторство приписывается мастеру круга Дионисия, икона датируется около 1480 года или 1492 годом»[68].

Наиболее ранние житийные иконы, изображающие преподобного Сергия в полный рост, происходят из Успенского собора Московского Кремля (рубеж XV—XVI веков) и (предположительно) из надвратной Сергиевской церкви Троице-Сергиевой лавры (начало XVI века)[68].

Список клейм иконы «Сергий Радонежский в житии»[68]
  1. Рождество святого.
  2. Научение грамоте.
  3. Пострижение святого.
  4. Изгнание бесов молитвами святого.
  5. Поставление в диаконы.
  6. Поставление в иереи.
  7. Изведение источника.
  8. Моление святого над умершим младенцем.
  9. Святой возвращает живого младенца отцу.
  10. Служение Божественной литургии святым Сергием с Ангелом.
  11. Явление Богородицы святому.
  12. Приход послов от патриарха Константинопольского Филофея.
  13. Исцеление ослепшего греческого епископа.
  14. Исцеление Захарии Бороздина.
  15. Исцеление бесноватого вельможи.
  16. Погребение святого.
  17. Исцеление слепого у гроба святого.

Икона из собрания музея имени Андрея Рублева

«Икона Преподобного Сергия Радонежского с 17 клеймами жития из собрания музея имени Андрея Рублева происходит из местного ряда иконостаса Успенского собора города Дмитрова Московской области»[68]. Изображение и список клейм этой иконы приведёны во врезке.

«В среднике ростовое изображение преподобного Сергия, пропорции фигуры вытянутые. Правая рука сложена в жесте благословения, в левой — развёрнутый свиток с текстом, от которого сохранились несколько букв. Сохранившиеся буквы на свитке НЕ ДАЮТ возможности реконструировать текст…» Известно, однако, что для икон преподобного Сергия характерен следующий текст, «связанный со словами завещания святого, приведенными в его житии»[68]:

Внимайте себе о всем братия моя, всех молю, имейте страх Божий, чистоту душевную, любовь нелицемерную, к сим и страннолюбие…

Этот текст «перешёл на иконы других преподобных», и «на разных иконах существуют вариации этого текста». «Состав клейм иконы соответствует первой пахомиевской редакции жития преподобного, схемы композиций восходят к лаврской иконе круга Дионисия»[68].

Пятнадцатое клеймо изображает исцеление бесноватого вельможи — «редкая сцена, вероятно связанная с заказом дмитровской иконы». Возможный заказчик иконы — «Дмитровский князь Юрий Иоаннович, особо почитающий преподобного Сергия». В известных житийных иконах преподобного Сергия такое клеймо не встречается, хотя соответствующий сюжет присутствует в житийном цикле 1463 года «в росписях Сергиевской церкви Новгородского кремля». Сцена исцеления бесноватого изображена на северной стене храма[68].

Образцы житийных икон

Храмы в честь преподобного Сергия Радонежского

Сергий Радонежский — один из самых почитаемых русских святых, ему посвящено большое количество храмов Украины, России, Белоруссии.

Всего в мире Сергию Радонежскому посвящено не менее 781 храма с учётом храмов с приделами Сергия Радонежского[69] (по состоянию на 19 сентября 2015 года).

Российские храмы

Храмы и часовни Сергия Радонежского в центре России
Регион Число открыть список
Москва
71
[temples.ru/names.php?RegionID=41&ID=310 см. список по Москве]
Московская область
181
[temples.ru/names.php?RegionID=42&ID=310 см. список по Московской области]
Владимирская область
51
[temples.ru/names.php?RegionID=34&ID=310 см. список по Владимирской области]
Рязанская область
24
[temples.ru/names.php?RegionID=44&ID=310 см. список по Рязанской области]
Тульская область
20
[temples.ru/names.php?RegionID=48&ID=310 см. список по Тульской области]
Калужская область
32
[temples.ru/names.php?RegionID=37&ID=310 см. список по Калужской области]
Смоленская область
11
[temples.ru/names.php?RegionID=45&ID=310 см. список по Смоленской области]
Ярославская область
50
[temples.ru/names.php?RegionID=49&ID=310 см. список по Ярославской области]
Итого

Согласно информации из базы данных сайта [temples.ru Храмы России] (с учётом храмов с приделами Сергия Радонежского) по всей России ему посвящены храмы и часовни общим числом 743 ([temples.ru/names.php?RegionID=0&ID=310 показать список по всем регионам России]). Статистика (по состоянию на 19 сентября 2015 года) включает действующие, не действующие, не сохранившиеся и строящиеся храмы, старообрядческие храмы и домовые храмы (расположенные на территориях больниц и других социальных учреждений), а также данные по часовням.

В Москве Сергию Радонежскому посвящены 71 храм и часовня (см. таблицу). Если же ограничиться лишь теми сохранившимися храмами, в которых Сергию Радонежскому посвящён главный престол, список этот заметно сократится, и в данных по Москве мы встретим (в скобках указаны даты постройки):

  1. собор Сергия Радонежского в Высокопетровском монастыре (1690—1694);
  2. храм Сергия Радонежского в Бибиреве (1893—1894);
  3. храм Сергия Радонежского в Бусинове (2-я пол. 1850-х);
  4. храм Сергия Радонежского в Зеленограде (1997);
  5. храм Сергия Радонежского в Новоспасском монастыре (1787);
  6. храм Сергия Радонежского в Крапивниках (1678)
  7. и некоторые другие храмы.

В этот список не входят:

  1. известный московский храм Сергия Радонежского в Рогожской слободе, который называют так не по главному престолу (который освящен в честь Троицы Живоначальной[70]);
  2. храм Троицы Живоначальной в Конькове (1690—1694), который иначе именуется храмом Сергия Радонежского (главный престол также освящен в честь Троицы Живоначальной[71], хотя до закрытия храма в годы советской власти главный престол был освящен во имя Сергия Радонежского[72]).

Информация по отдельным храмам этих и других областей представлена на странице Церковь Сергия Радонежского.

Храмы за рубежом

  • храм [www.st-sergius.info Сергия Радонежского в г. Йоханнесбурге], ЮАР (освящен 2 марта 2003 года митрополитом Смоленским и Калининградским Кириллом)
  • [www.monastirsr.ru монастырь Сергия Радонежского, г. Румия], Черногория

Особое почитание преподобного Сергия

Своим святым покровителем преподобного Сергия считали артиллеристы («пушкари»). В Москве в 1684 году была освящена каменная церковь преп. Сергия в Пушкарях; в С.-Петербурге в 1798—1800 годах был сооружен Сергиевский всей артиллерии соборК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3104 дня].

Празднование 700-летия преподобного Сергия Радонежского

14 сентября 2011 года Президент России Дмитрий Медведев подписал указ о праздновании в 2014 году 700-летия со дня рождения преподобного Сергия Радонежского[73][74][75]. Основным местом праздничных мероприятий является Сергиев Посад[76].

Исторические заслуги преподобного Сергия Радонежского

Сергий глазами Ключевского

Колонизация Заволжья
(по Ключевскому)

Влияние преподобного Сергия обусловило, в числе прочего, заметное оживление стремления к монашеской жизни: с 1240 по 1340 годы возникло около 30 новых монастырей, а в следующее столетие, с 1340 по 1440 годы, поколение времён Куликовской битвы и его ближайшие потомки дали миру основателей до 150 новых монастырей. Изменилось и направление монастырской жизни. До середины XIV века «почти все монастыри на Руси возникали в городах или под их стенами». Впоследствии решительный численный перевес берут монастыри, возникавшие в отдалении от городов, на невозделанных землях, и монашеская борьба с духовными недостатками человека соединилась с новой борьбой — «с неудобствами внешней природы», причём «эта вторая цель стала новым средством для достижения первой»[77].

Однако бегство монахов от соблазнов мира послужило его насущным нуждам. До середины XIV века русское население было заперто в междуречье Оки и Верхней Волги — в треугольнике, выход из которого на запад, юг и юго-восток запирали татары и Литва. Открытый путь на север и северо-восток вёл за Волгу, в глухой непроходимый край, кое-где заселённый финно-угорскими племенами. Селиться в этих местах русские крестьяне боялись. «Монах-пустынник и пошел туда смелым разведчиком»[77].

Новые монастыри с середины XIV века и до конца XV века в своём большинстве возникали за Волгой, среди костромских, ярославских и вологодских лесов. Русское монашество мирным путём завоевало для христианской Церкви и русского народа финское языческое Заволжье. Опорными пунктами крестьянской колонизации становились многочисленные лесные монастыри[77].

По мысли Ключевского, имя Преподобного входит в число тех имён, которые «выступили из границ времени, когда жили их носители»: дело Сергия оказало настолько глубокое и благотворное действие на жизнь дальнейших поколений, что сам преподобный Сергий из исторического деятеля превратился «в народную идею»[77].

Преподобный Сергий, пишет Ключевский, посвятил свою жизнь нравственному воспитанию народа. Историк отмечает, что «политическая крепость прочна только тогда, когда держится на силе нравственной». Нравственное влияние преподобного Сергия, по мысли Ключевского, обусловило два факта, которые вошли в число основ русской государственности: 1) народ преодолел страх перед завоевателями и вышел на Куликовскую битву; 2) «дружными усилиями монаха и крестьянина» создалась верхневолжская Великороссия[77].

Первый из двух фактов обнаружился при жизни преподобного Сергия, второй же — «целый сложный и продолжительный исторический процесс», лишь начавшийся при жизни Сергия Радонежского[77] (см. врезку).

Нравственное воздействие преподобного Сергия на русский народ было таково, что Ключевский признавал его чудом[⇨].

Сергий глазами Флоренского

Вглядываясь в русскую историю, в самую ткань русской культуры, мы не найдём ни одной нити, которая не приводила бы к этому первоузлу; нравственная идея, государственность, живопись, зодчество, литература, русская школа, русская наука — все эти линии русской культуры сходятся к Преподобному. В лице его русский народ сознал себя; своё культурно-историческое место, свою культурную задачу и тогда только, сознав себя, получил историческое право на самостоятельность.

Павел Флоренский[78]

Сергий глазами Голубинского

Во главе многочисленного сонма русских подвижников стоят три великих… преподобные Антоний и Феодосий Печерские и преподобный Сергий Радонежский.

Евгений Голубинский. Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая Лавра, 1909 г.

Сергий глазами Федотова

Имя преподобного Сергия Радонежского сияет никогда не меркнущим светом на русском небе, торжествуя над временем.

Георгий Федотов[79]

Сергий глазами Лихачёва

Сергий Радонежский был проводником определенных идей и традиций: с Церковью связывалось единство Руси. Князья ссорились, наводили татар на Русскую землю, как когда-то половцев. Шло постоянное соперничество за великое княжение, за титул великого князя. А Церковь-то была едина. И поэтому главная идея рублёвской «Троицы» – идея единства, столь важная во тьме разделения нашего. <…> И Москва от этого выиграла в глазах всей Руси. Она выиграла не потому, что, как пытаются это доказать, стояла на очень выгодных торговых путях, а потому, что в этой сложнейшей ситуации возглавила политику объединения Русской земли. То есть, Москва выиграла духовно. Москва не была экономически сильней Твери или Новгорода, она оказалась духовно сильней».

Лихачёв, Дмитрий Сергеевич[80]

Сергий Радонежский в светском искусстве

Сергий Радонежский в живописи

На протяжении долгого времени русского «изобразительного искусства почти в прямом смысле» не существовало[81]. «Русская живопись родилась совсем недавно. Она совсем молодая — появилась в XVIII веке»[81]. Фактически, «существовал запрет — только икона и только церковное искусство»[81].

XIX век в российской духовной и творческой жизни можно рассматривать как начало философского пробуждения: «поклонение и подражание Западу», свойственное образованному слою России XVIII века, «вызвало к жизни естественный и мощный анти-импульс, выразившийся в подъёме национального самосознания, в стремлении осмыслить особый путь России», и на всем протяжении этого столетия «происходит мучительный поиск самоидентификации русской культуры, поиск духовных путей выхода России из общественного и культурного кризиса»[81].

«Споры о русской судьбе, месте народа в истории нашли отражение в религиозной и исторической живописи XIX века»[81]. «Духовные искания стали источником вдохновения для многих художников рубежа XIX—XX веков»[82]. Одним из них стал Михаил Васильевич Нестеров.

Сергий Радонежский в творчестве Нестерова

«В 1889 году в Уфе Нестеров завершил … картину „Пустынник“, задуманную ещё летом 1883 года в Сергиевом Посаде. В „Пустыннике“ уже во весь голос зазвуча­ла „нестеровская тема“ — поэзия одиночества, „пустынножития“, то есть жизни человека вдали от мирской суеты, в гар­монии с природой во имя нравственного очищения души и обретения духовной стойкости и ясного смысла жизни. Эта тема возникла у Нестерова не случайно — у неё был трагический посыл: в 1886 году родами умерла горячо любимая им жена Маша, оставив новорожденную дочь Олю. Нестеров переживал эту трагедию тяжело, хотя понимал, что нужно жить, хотя бы ради дочери»[83].

«Однажды найдя для себя свою собственную религиозно-религиозную тему, он непреклонно соответствовал ей. Это поражало поклонников творчества Михаила Васильевича»[82].

«Сер­гия, как и Тихона Задонского, Нестеров любил с детства; оба святые были особо почитаемы в его семье. В Сергие он нашёл воплощение идеала чистой и подвижниче­ской жизни, и именно с Сергием пришла к нему мысль о создании целого цикла, посвящённого его жизни и деяниям»[83].

Другие живописцы

К образу Сергия Радонежского обращались многие художники, в том числе, например, В. М. Васнецов (образ Преподобного для храма в Абрамцево [84]), Э. Э. Лисснер («Сергий Радонежский, благословляющий Дмитрия Донского перед Куликовской битвой» [85], Н. К. Рерих (среди его картин — «Святой Сергий Радонежский», 1932 год, Государственная Третьяковская галерея[86]). Один из сюжетов, который получил широкое отражения на живописных полотнах, — Сергиево благословение Дмитрию Донскому, которому посвящено не менее десятка работ[87]:

  • А. Д. Кившенко. «Преподобный Сергий Радонежский благословляет святого благоверного великого князя Димитрия Донского на Куликовскую битву»;
  • А. Немеровский. «Сергий Радонежский благословляет Дмитрия Донского на ратный подвиг»;
  • А. Н. Новоскольцев. «Преподобный Сергий благословляет Дмитрия на борьбу с Мамаем»;
  • Ю. П. Пантюхин. «Дмитрий Донской и Сергий Радонежский». Центральная часть триптиха «За землю Русскую»[88];
  • Ю. М. Ракша. «Благословение Дмитрия Сергием Радонежским»;
  • П. В. Рыженко. «Преподобный Сергий Радонежский благословляет князя Дмитрия Донского на битву»;
  • М. И. Самсонов. «Благословение»;
  • В. Соковинин. «Благословление преподобным Сергием Радонежским Великого князя Дмитрия Донского на брань»;
  • И. М. Сушенок. «Не уступим земли Русской. Сергей Радонежский благословляет Дмитрия Донского» (2001);
  • В. А. Челышев. «Благословение Сергия Радонежского Дмитрию Донскому».

Скульптурные изображения

Скульптуру, очевидно, следует признать сравнительно нехарактерной для сложившихся в России традиций почитания святых. Тем не менее, скульптурные изображения Сергия Радонежского существуют.

Одно из них — горельеф, изображающий посещение Дмитрием Донским Сергия Радонежского перед походом против татар, исполненный скульптором Логановским. Этот горельеф украшал московский Храм Христа Спасителя, был демонтирован перед тем, как храм взорвали, и сохранился до наших дней. На восстановленном храме установлена бронзовая копия этого горельефа.

Ещё одно скульптурное изображение Сергия Радонежского входит в состав многофигурной композиции на памятнике «1000-летие России» в Великом Новгороде, открытом в 1862 году.

В конце XX и в XXI веке преподобному Сергию были установлены памятники в местах, тесно связанных с его жизнью: один находится в Сергиевом Посаде «у стен основанной им святой обители», другой — в селе Радонеж[45]. Первый из них, изготовленный из бронзы, был освящён 18 марта 2000 года патриархом Алексием II, его авторы — скульптор Валентин Чухаркин и архитектор Виктор Журавлёв, выигравшие творческий конкурс[45]. Второй расположен рядом с Преображенской церковью в селе Радонеж и был установлен несколько раньше — 29 мая 1988 года (авторы: скульптор В. М. Клыков и архитектор Р. И. Семерджиев)[45].

Помимо этих двух памятников, установлены памятники в Москве, Коломне, Ростове-на-Дону, Элисте, Самаре, многих других городах и сёлах России[89], а в рамках празднования 700-летия преподобного Сергия были открыты памятники в Минске[90], Симферополе[91] и Черкесске[92].

Сергий Радонежский в художественной литературе

Сергий Радонежский в кино

  • [vidoz.pp.ua/video/ooG9vRKT_vt.html Преподобный Сергий Радонежский. Документальный фильм]

Мультфильмы

Сергий Радонежский в зеркале социологии

Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ) представил данные о том, что знают граждане России о Сергии Радонежском.

Инициативный всероссийский опрос ВЦИОМ проведён 10-11 мая 2014 г. Опрошено 1600 человек в 130 населенных пунктах в 42 областях, краях и республиках России. Статистическая погрешность не превышает 3,4 %[93].

— ВЦИОМ

«Имя Сергия Радонежского знакомо большинству россиян (72 %), при этом четверть респондентов (24 %) хорошо осведомлена о том, кто он такой, а половина опрошенных (48 %) слышала о нём, но подробностей биографии не знает»[93].

На ответы «Впервые слышу это имя» и «Затрудняюсь ответить» приходится 27 % и 1 % соответственно[93]. Таким образом, имеющие смутное представление о преподобном Сергии[Коммент. 11] составляют 76 % населения[Коммент. 12].

Информированность в целом растёт с возрастом и уровнем образования: при переходе от одной возрастной группы (18-24 года, 25-34 года, 35-44 года, 45-59 лет, 60 лет и старше) к непосредственно следующей за ней доля хорошо информированных постоянно возрастает и составляет, соответственно, 13 %, 19 %, 23 %, 28 % и 32 %[93].

Аналогичную картину мы увидим, если рассмотрим влияние уровня образования. С каждой следующей ступенькой доля хорошо информированных увеличивается[93].

Особенно интересна информация о том, чем известен Сергий Радонежский нашим современникам:

Сергий Радонежский известен, в первую очередь, как святой, почитаемый Православной Церковью, — об этом сказали 38 % тех, кому знакома его личность. Часть респондентов вспомнила о том, что он был монахом (18 %). Кроме того, Сергия Радонежского называли основателем монастырей (6 %), религиозным деятелем (5 %), православным (3 %), священником (2 %). Также некоторые участники опроса считают его защитником людей (1 %), великой исторической личностью (1 %), человеком, способствовавшим сохранению государства (1 %) и прочее[93].

— ВЦИОМ

Такие характеристики, как «воин (богатырь)», «великомученик», «иконописец», набрали по 1 %[93].

Орден и медаль Сергия Радонежского

Орден преподобного Сергия Радонежского (трёх степеней) и медаль преподобного Сергия Радонежского (двух степеней) входят в число наград Русской православной церкви[94].

См. также

Исторический фон

Места жизни в миру

Монашеская жизнь

Современники

События

Агиографы (составители жития)

Разное

Напишите отзыв о статье "Сергий Радонежский"

Комментарии

  1. Краткие именования — преподобный Сергий, авва Сергий.
  2. Эту дату приводят Н. С. Борисов и современные варианты жития. См. подробности в соответствующем разделе.[⇨]
  3. Большинство исследователей (К. А. Аверьянов, В. А. Кучкин, Б. М. Клосс) считает, что Сергий Радонежский родился в мае 1322 года (1 мая, 3 мая, конец мая). См. подробности в соответствующем разделе.[⇨]
  4. Цитируемый в данной статье вариант Епифаниевой редакции жития ничего не сообщает об их участии в битве.
  5. Особенность характеризует не писателя, а его конкретное произведение: «В отличие от своей предыдущей агиобиографии Епифаний наполняет описание жизни преподобного Сергия чудесами». (См. [www.portal-slovo.ru/philology/37338.php Кириллин, В. М., Епифаний Премудрый: «Житие Сергия Радонежского».])
  6. Зная, что Пахомий был профессиональным литератором (см. врезки), полученное им задание мы можем смело назвать заказом.
  7. Надежда Феоктистовна Дробленкова около 40 лет проработала в [odrl.pushkinskijdom.ru/ Отделе древнерусской литературы Пушкинского Дома].
  8. В цитированной выше публикации Дробленковой говорится о митрополите Филарете Черниговском, но приводится ссылка на книгу московского митрополита Филарета (Дроздова). На самом деле, оба написали свой вариант жития.
  9. Вот лишь некоторые издания последних лет:
    • Никон (Рождественский), архимандрит. Житие преподобного Сергия Радонежского. — М.: Артос-Медиа, 2007. — 304 с.
    • Никон (Рождественский), архиепископ. Житие преподобного Сергия Радонежского. — 3-е изд. — М.: Издательство Сретенского монастыря, 2010. — 223 с. — (Жития Святых). — 5000 экз. — ISBN 978-5-7533-0496-4.
    • Никон (Рождественский), архиепископ. Житие, чудеса и подвиги преподобного и Богоносного отца нашего Сергия, игумена Радонежского и всея России чудотворца. — М.: Ковчег, 2010. — 416 с. — (Великие святые России). — 7000 экз. — ISBN 5-7850-0088-1.
    Различные издательства: 1) издают книгу под разными названиями и 2) по-разному именуют автора (то архимандритом, то архиепископом), что может вызвать недоразумения. По этой причине имеет смысл пояснить: как бы ни именовался автор, имеется в виду один и тот же человек
  10. В 1946 году Пасха пришлась на 21 апреля ([www.packa.ru/ask/?ID=92 см.]), а Великая Суббота — на 20 апреля.
  11. Не знающие подробностей биографии, не знающие имени Сергия Радонежского и затрудняющиеся с ответом.
  12. 76 = 48 + 27 + 1 = 100 — 24.

Примечания

  1. 1 2 Владимир Легойда. [foma.ru/sergiy-radonezhskiy-byil-bogoslovom-v-samom-vyisshem-smyisle-etogo-slova-vladimir-legoyda.html Сергий Радонежский был богословом в самом высшем смысле этого слова] // Фома, 23 июля 2014 г.
  2. [www.stsl.ru/news/all/12-dukhovnykh-nastavleniy-prepodobnogo-sergiya-radonezhskogo 12 духовных наставлений преподобного Сергия Радонежского] // Свято-Троицкая Сергиева Лавра, официальный сайт.
  3. Антоний Борисов. [radiovera.ru/pochitanie-prepodobnogo-sergiya-radonezhskogo-za-rubezhom.html#.VT0EY8dwvUl О почитании Сергия Радонежского за границами Русской церкви] // Радио «Вера», 3 ноября 2014 г.
  4. 1 2 [ria.ru/religion/20140718/1016534060.html Сергия Радонежского почитают не только православные, но и католики] // РИА Новости, 18 июля 2014 г.
  5. 1 2 3 4 Громов М. Н. [iph.ras.ru/elib/2699.html Сергий Радонежский] // Новая философская энциклопедия / Ин-т философии РАН; Нац. обществ.-науч. фонд; Предс. научно-ред. совета В. С. Стёпин, заместители предс.: А. А. Гусейнов, Г. Ю. Семигин, уч. секр. А. П. Огурцов. — 2-е изд., испр. и допол. — М.: Мысль, 2010. — ISBN 978-5-244-01115-9.
  6. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 Прохоров Г. М. [lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=3853 Епифаний Премудрый] // Словарь книжников и книжности Древней Руси
  7. 1 2 3 4 5 6 7 [skopal.narod.ru/finam72.html Загадки судьбы Сергия Радонежского] //Архив «Мифов о России», эфир от 19 января 2010 г.
  8. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 Житие Сергия Радонежского (Подготовка текста Д. М. Буланина, перевод М. Ф. Антоновой и Д. М. Буланина, комментарии Д. М. Буланина) // Библиотека литературы Древней Руси, том 6 (доступно по адресу lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=4989, сперва высвечивается вступление, переключение на просмотр оригинала, или перевода, или двух параллельных текстов производится вручную)
  9. 1 2 3 Никон (Рождественский), архиепископ. Житие и подвиги преподобного Сергия Радонежского (полный вариант названия — «Житие, чудеса и подвиги преподобного и Богоносного отца нашего Сергия, игумена Радонежского и всея России чудотворца»). — М.: Трифонов Печенгский монастырь, Ковчег, 2003. — С. 32—33.
  10. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Рудаков В. Е. Сергий Радонежский // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  11. 1 2 3 4 5 Аверьянов К. А. [www1.rostmuseum.ru/publication/historyCulture/2003/averiyanov01.html «Когда родился Сергий Радонежский?»] // История и культура Ростовской земли, 2003. Ростов, 2004. С. 241-247.
  12. 1 2 3 [days.pravoslavie.ru/Life/life1602.htm Житие преподобного Сергия Радонежского] на сайте Православие.Ru.
  13. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Николай Борисов. [www.hist.msu.ru/Departments/RusHis19/Books/Borisov.Sergiy.pdf Сергий Радонежский]
  14. 1 2 3 4 5 [www.stsl.ru/news/all/obshchie-svedeniya-o-rostovskom-knyazhestve-i-ego-meste-v-russkom-mire-nakanune-rozhdeniya-prepodobn Глава 1. Общие сведения о Ростовском княжестве и его месте в русском мире накануне рождения преподобного Сергия и в первые годы его жизни] // Т. Крючков. Преподобный Сергий Радонежский и его окружение. Исторический очерк. Издательство Московской Патриархии Русской Православной Церкви. Москва, 2012 г.]
  15. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Клосс Б.М. [lib.pravmir.ru/library/readbook/2411 Житие Сергия Радонежского]
  16. 1 2 [www.stsl.ru/news/all/zhizn-semi-boyarina-kirilla-v-radonezhe-vladeltsy-radonezha Глава 5. Жизнь семьи боярина Кирилла в Радонеже. Владельцы Радонежа. Люди, уехавшие с преподобным Кириллом из Ростова в Радонеж. Хотьковский Покровский монастырь] // Т. Крючков. Преподобный Сергий Радонежский и его окружение. Исторический очерк. Издательство Московской Патриархии Русской Православной Церкви. Москва 2012.
  17. [dic.академик.ru/dic.nsf/enc_biography/6363/Афанасий Афанасий Волынский]
  18. [www.stsl.ru/news/all/o-seme-i-rode-prepodobnogo-sergiya Т. Крючков. О семье и роде преподобного Сергия. Т. Крючков. Преподобный Сергий Радонежский и его окружение. Исторический очерк. Издательство Московской Патриархии Русской Православной Церкви. Москва 2012]
  19. Вячеслав Дятлов. [www.pravoslavie.ru/smi/54938.htm Киевские пути преподобного Сергия] // Православие.Ru, 19 июля 2012 г. (Перепечатано из издания «Православіє в Україні»).
  20. [www.saints.ru/s/Stefan_Velikopermskii.html Стефан Великопермский (святитель)]
  21. Ульянов О. Г. [www.bogoslov.ru/text/622211.html Поручительство прп. Сергия Радонежского: инцидент с клятвой великому князю Дмитрию Донскому епископа Дионисия Суздальского] // Право в средневековом мире. — М., 2009. — С. 188-209.
  22. Л.Н. Гумилёв[www.bibliotekar.ru/gumilev-lev/39.htm Синяя орда. // От Руси до России.]
  23. [www.stsl.ru/lib/book2/chap_e18-31.htm#ch_e22 Глава 22 О победе над Мамаем и о монастыре на Дубенке] // Житие и чудеса преподобного Сергия игумена Радонежского, записанные преподобным Епифанием Премудрым, иеромонахом Пахомием Логофетом и старцем Симоном Азарьиным
  24. Димитрий Ростовский Житие и чудеса преподобного и богоносного отца нашего Сергия, Радонежского чудотворца
  25. Кучкин В. А. Антиклоссицизм // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. М., 2002. 2003. № 1 (11). С. 114—115.
  26. Полное собрание русских летописей. СПб., 1853. Т. 6. С. 122.
  27. 1 2 Голубинский Е. Е. [www.sedmitza.ru/lib/text/438558/ Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая лавра]. Ч. I, гл. I: Жизнеописание преподобного Сергия.
  28. Мельник, 2014.
  29. Кириллин В. М. [www.portal-slovo.ru/philology/37338.php Епифаний Премудрый: «Житие Сергия Радонежского»] // Образовательный портал «Слово»
  30. [expert.ru/expert/2014/30/glavnoe-chudo-sergiya-radonezhskogo--on-sam/ «Главное чудо Сергия Радонежского — он сам»] // «Эксперт», 21 июля 2014 г.
  31. [leb.nlr.ru/fullpage/333448 Благодатный воспитатель русского народного духа], 1892 г.
  32. [www.litmir.co/br/?b=114475&p=4 В. О. Ключевский. Сергий Радонежский.]
  33. [calendar.rop.ru/svyat1/svm-e.html Имена святых] // Официальный православный церковный календарь, Русская Православная Церковь, сайт calendar.rop.ru/
  34. Цыпин В. А., прот.[www.pravoslavie.ru/arhiv/49092.htm К вопросу о дате рождения преподобного Сергия Радонежского] // Сретенский сборник. Выпуск 2
  35. Иванова, К. [www.pravenc.ru/text/182317.html Восточнославянская Житийная литература] // Православная энциклопедия. Том XIX. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2008. — С. 283-345. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 978-5-89572-034-9
  36. Прохоров, Г. М.[lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=4505 Пахомий Серб (Логофет)] // Словарь книжников и книжности Древней Руси
  37. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 Дробленкова Н. Ф. [lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=3933 Житие Сергия Радонежского] // Словарь книжников и книжности Древней Руси
  38. [lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=4989 Житие Сергия Радонежского, вступление] // Библиотека литературы Древней Руси, том 6
  39. 1 2 3 [www.nsad.ru/articles/den-goroda-prazdnik-moskovskih-svyatyh День города: праздник московских святых]
  40. [www.sedmitza.ru/text/687465.html «Житие преподобного Сергия Радонежского написанное императрицей Екатериной II»]
  41. Фёдоров В. А. [www.pravenc.ru/text/77626.html Бартенев, Пётр Иванович] // Православная энциклопедия. Том IV. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2002. — С. 367-368. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 5-89572-009-9
  42. 1 2 3 [www.stsl.ru/lib/book1/preface.php Предисловие] // Житие и подвиги преподобного и Богоносного отца нашего Сергия игумена Радонежского и всея России чудотворца
  43. 1 2 3 4 Максимов Ю. В., диакон, [www.pravoslavie.ru/put/66991.htm Почитание преподобного Сергия Радонежского в Дальнем Зарубежье] // Православие.ру, 25.12.2013
  44. Adrian, monk, Himalayan Ascent to Christ // Orthodox Word. 1997. № 190. Р. 32.
  45. 1 2 3 4 5 6 7 8 Иоанн (Самойлов), игумен. [www.mepar.ru/library/vedomosti/71/1485/ «Земной Ангел и Небесный человек». К 700-летию преподобного Сергия Радонежского] // Моск. епархиальные ведомости. — № 9-10. — 2013.
  46. Козлов В. Ф. [www.pravenc.ru/text/155572.html Вскрытие мощей] // Православная энциклопедия. Том IX. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2005. — С. 719-721. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 5-89572-015-3
  47. Горев, Михаил [www.scepsis.ru/library/id_1476.html На «вскрытии». Впечатления очевидца] // «Революция и церковь». № 6-8 за июнь-август 1919
  48. [www.pravmir.ru/hvalebnyiy-gimn-lavre-prepodobnogo-sergiya/ Хвалебный гимн Лавре преподобного Сергия] // Православие и мир, ежедневное интернет-издание.
  49. 1 2 Голубинский Е. Е. История канонизации святых в Русской Церкви // Богословский вестник. 1894. Т. 3 № 7. С. 85
  50. [www.pravoslavie.ru/guest/4738.htm Варницкий монастырь как памятник преподобному Сергию] // Православие.Ru
  51. Иконников, В. С. Максим Грек / В. С. Иконников. Киев, 1915. С. 471—473.
  52. 1 2 3 Голубинский Е. Е. [www.krotov.info/libr_min/g/golubin/com-i_1_s.htm#73 Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая лавра.] М., 1909. Примечание 73.
  53. [Краткая редакция Жития преподобного Сергия Радонежского для чтения в церкви и трапезе, церковного биографа XV в. Пахомия Логофета на основе Жития, составленного учеником Сергия Епифанием премудрым в 1418 г., другие многочисленные издания: Житие преподобного, написанное митрополитом московским Филаретом, изд. вместе со Словами и речами, произнесенными во время управления московской епархией, 2 изд., 1835 и 1848]
  54. Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею. Санкт-Петербург, 1841. Т. 1. № 43.
  55. Сергий Радонежский // История Отечества с древнейших времен до наших дней. — БРЭ.
  56. Кучкин В. А. Сергий Радонежский // Большая Советская Энциклопедия.
  57. Сост. и общ. ред. А. А. Грицанов, Г. В. Синило Сергий Радонежский // Религия: Энциклопедия. — Книжный Дом, 2007.
  58. Сергий Радонежский // Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 4 т. — СПб., 1907—1909.
  59. Собрание государственных грамот и договоров. М., 1813. Том 1. № 63, 68.
  60. Смирнов М. И.. Культ Сергия Радонежского (Исторический очерк) // Антирелигиозник. 1940. № 5—6. С. 32—39.
  61. Филимонов С. Б. Обзор архива М. И. Смирнова // Археографический ежегодник за 1971 г. М., 1972. С. 318—324.
  62. 1 2 3 Смирнов М. А. [www.n-i-r.su/modules.php?name=Content&op=showpage&pid=345 Последний Соловьёв] // Наука и религия, № 11, 2011 г.
  63. [ria.ru/religion/20140718/1016534060.html Сергия Радонежского почитают не только православные, но и католики]
  64. [www.catholic.org/saints/saint.php?saint_id=2508 St. Sergius of Radonezh] // Catholic Online.
  65. 1 2 3 4 5 [azbyka.ru/days/sv-sergij-radonezhskij Православный церковный календарь. Сергий Радонежский, игумен]
  66. [www.pravenc.ru/rubrics/128869.html Собор Московских святых (воскресенье перед 26 августа)]
  67. [days.pravoslavie.ru/Days/20150824.html ЯВЛЕНИЕ ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ ПРЕПОДОБНОМУ СЕРГИЮ РАДОНЕЖСКОМУ] // Православный календарь, Православие.Ru.
  68. 1 2 3 4 5 6 7 8 [www.spbda.ru/news/a-1864.html Велик, Евгения, Житие в иконе: преподобный Сергий Радонежский] // Доклад кандидата искусствоведения, старшего научного сотрудника Музея имени Андрея Рублева Евгении Велик на VI Сретенских чтениях, проходивших 19 февраля 2012 г. в г. Хельсинки (Финляндия).
  69. [sobory.ru/mapsearch/?altar=231 Все храмы Сергия Радонежского] // Соборы.Ру.
  70. [days.pravoslavie.ru/hram/253.htm Храм прп. Сергия Радонежского (Троицы Живоначальной) в Рогожской слободе] // Православие.Ru.
  71. [drevo-info.ru/articles/14703.html МОСКОВСКИЙ ТРОИЦКИЙ ХРАМ В КОНЬКОВЕ] // ДРЕВО — открытая православная энциклопедия.
  72. [trinity.kmail.ru Сайт храма Троицы Живоначальной в Конькове]
  73. [graph.document.kremlin.ru/images.ashx?path=72/49/724973.png&ID=1572162 Указ Президента РФ № 1197 от 14.09.2011]
  74. [www.garant.ru/products/ipo/prime/doc/55084569/ Указ Президента РФ от 14 сентября 2011 г. N 1197 «О праздновании 700-летия со дня рождения преподобного Сергия Радонежского»]
  75. [www.patriarchia.ru/db/text/1622430.html Президент России подписал Указ «О праздновании 700-летия со дня рождения преподобного Сергия Радонежского»]
  76. [www.inmosreg.ru/northeast_news/20140128/602315115.html Празднование 700-летия со дня рождения Сергия Радонежского начнется в мае]
  77. 1 2 3 4 5 6 В. О. Ключевский. [leb.nlr.ru/fullpage/333448 Благодатный воспитатель русского народного духа], 1892 г.
  78. Виктор Аксючиц. [svpressa.ru/blogs/article/92897/ Воспитатель русского народного духа]
  79. [www.pravoslavie.ru/smi/54938.htm Вячеслав Дятлов. Киевские пути преподобного Сергия.]
  80. [www.pravoslavie.ru/jurnal/28333.htm Виктор Аксючиц. Становление русского мировоззрения.]
  81. 1 2 3 4 5 [www.pravmir.ru/liliya-ratner-bogoiskatelstvo-v-russkoy-zhivopisi-xix-veka/ Ратнер, Лилия, Богоискательство в русской живописи XIX века]
  82. 1 2 [hallart.ru/knownnamesofartists/mv-nesterov-in-the-mirror-of-time Хасанова, Элеонора, Художники Башкирии — М. В. Нестеров. В зеркале времени.// сайт hallart.ru: современные художники Башкирии]
  83. 1 2 [hallart.ru/culturallifeofbashkortostan/nesterov-art-masterpieces Игнатенко, Светлана, Нестеровский, художественный. Шедевры.] // сайт hallart.ru: современные художники Башкирии
  84. В. М. Васнецов. [upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/c/cf/Vasnetsov_sergij_radonezh.jpg Святой Сергий Радонежский].
  85. Э. Э. Лисснер. [upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/2/2e/Lissner_TroiceSergievaLavr.jpg Святой Сергий Радонежский].
  86. Н. К. Рерих. [gallery.facets.ru/show.php?id=726 Святой Сергий Радонежский].
  87. Посмотреть можно [www.liveinternet.ru/community/2332998/post84490667/ здесь]
  88. Мясникова А. [pantyukhin.ru/za-zemlyu-russkuyu/ За землю Русскую]. Художник Юрий Пантюхин. Проверено 31 марта 2015.
  89. [www.stapravda.ru/20140528/k_700letiyu_prepodobnogo_sergiya_radonezhskogo_budet_ustanovlen__76984.html К 700-летию преподобного Сергия Радонежского будет установлен памятник в Минеральных Водах] // Ставропольская правда : газета. — 28 мая 2014.
  90. [www.patriarchia.ru/db/text/3679217.html В Минске открыт памятник преподобному Сергию Радонежскому] // Официальный сайт Московского патриархата.
  91. [www.interfax-religion.ru/?act=news&div=55548 Нарышкин принял участие в открытии памятника Сергию Радонежскому в Симферополе] // Интерфакс.
  92. [www.pravmir.ru/v-cherkesske-otkryili-pamyatnik-prepodobnomu-sergiyu-radonezhskomu/ В Черкесске открыли памятник преподобному Сергию Радонежскому] // Православие и мир.
  93. 1 2 3 4 5 6 7 [wciom.ru/index.php?id=459&uid=114838 Пресс-выпуск № 2592, 28.05.2014, «СЕРГИЮ РАДОНЕЖСКОМУ — 700 ЛЕТ»] // Всероссийский центр изучения общественного мнения
  94. [rusk.ru/st.php?idar=413404 Положение о наградах РПЦ]

Литература

  • Аверьянов К. А. Сергий Радонежский. Личность и эпоха. — М., 2006.
  • Балашов Д. М. [lib.ru/HIST/BALASHOW/bala8.txt Ветер времени] — Библиотека Максима Мошкова
  • Балашов Д. М. [lib.ru/HIST/BALASHOW/bala10.txt Святая Русь. Книга вторая. Сергий Радонежский — Библиотека Максима Мошкова]
  • Борисов Н. С. И свеча бы не угасла… Исторический портрет Сергия Радонежского. — М.: Молодая гвардия, 1990. — 304 с. — (Исторические портреты). — 100 000 экз. — ISBN 5-235-00329-2.
  • Борисов Н. С. Сергий Радонежский. — М.: Молодая гвардия, 2009. — 336 с. — (Жизнь замечательных людей). — 5000 экз. — ISBN 978-5-235-03284-2.
  • Г-в, А. О значении преподобного Сергия Радонежского в истории русского монашества // Чтения в Обществе любителей духовного просвещения. — 1892. — № 9.
  • Голубинский Е. Е. [www.stsl.ru/lib/book7/index.htm Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая Лавра.] Сергиев Посад,1892; 2-е изд.- М., 1909.
  • Горев М. Троицкая лавра и Сергий Радонежский. — М., 1920.
  • Духанина А. В. [www.drevnyaya.ru/vyp/2009_1/lang-2.pdf История создания похвального слова Сергию Радонежскому в свете лингвистических данных] //Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2009. № 1 (35). С. 67-74
  • Ермаков А. [www.hrono.info/public/2001/ermakov2.html Живой свет. Преподобный Сергий Радонежский и его значение для русской культуры и просвещения]
  • Жизнь и труды преподобного Сергия Радонежского // Странник. — 1892. — № 9.
  • Житие и подвиги преподобного Сергия Радонежского. Свято-Елисаветинский монастырь. Минск, 2009, 272 с.
  • Зернов Н. М. Сергий Радонежский — устроитель Руси / Н. М. Зернов. — М.: Русский Миръ, 2010. — 312 с. — ISBN 978-5-904088-07-1. (в пер.) (Впервые издана в Лондоне в 1939 на английском языке)
  • Кедров Н. И. Преподобный Сергий Радонежский и основанная им Троице-Сергиева лавра. — М., 1906
  • Костомаров Н. И. Бог и его подвижники. — М., 1930.
  • Костомаров Н. И. [www.hrono.info/libris/kostom10.html Преподобный Сергий] / Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей.
  • Ключевский В. О. [modernhistory.omskreg.ru/page.php?id=797 Значение преподобного Сергия для русского народа и государства]
  • Мельник А. Г. Почитание св. Сергия Радонежского в Ростовской земле XVI - XVII вв. — Троице-Сергиева лавра в истории, культуре и духовной жизни России: материалы V международной конференции. — Сергиев Посад: Ремарко, 2009. — С. 7-14. — ISBN 978-5-903615-13-1.
  • Мельник А. Г. К истории почитания Сергия Радонежского в XVI в. — Троице-Сергиева лавра в истории, культуре и духовной жизни России: материалы VI международной конференции. — Сергиев Посад: Ремарко, 2012. — С. 23-31. — ISBN 978-5-903615-31-5.
  • Мельник А. Г. [www.academia.edu/9845826 "Велико утешение душам нашим приемлем и от сего зело пользуемся..." К вопросу о начале почитания св. Сергия] // Родина. — 2014. — № 5. — С. 72-74.
  • Мельник А. Г. [www.academia.edu/9315544 Практики почитания св. Сергия Радонежского в Троице-Сергиевом монастыре в XV–XVI вв.] // Сообщения Ростовского музея. Выпуск 20. — Ростов, 2014. — С. 5-18. — ISBN 978-5-88697-245-0.
  • Мельник А. Г. [sergiy.rostmuseum.ru/sb/05.pdf Социальные функции св. Сергия Радонежского в XV–XVI вв.] // Преподобный Сергий, "родом ростовец...". Материалы конференции / Сост. А.Г. Мельник, С.В. Сазонов. — Ростов, 2014. — С. 66-77.
  • Мельник А. Г. Почитание Сергия Радонежского в русских монастырях XVI в. // Вопросы истории. — 2015. — № 1. — С. 152-156.
  • Никон (Рождественский). [www.stsl.ru/lib/book1/index.php Житие и подвиги преподобного и богоносного отца нашего Сергия игумена Радонежского и всея России чудотворца]. Сергиев Посад, 2003.
  • Никон (Рождественский), иеромонах. [www.stsl.ru/lib/book1/ Житие преподобного Сергия Радонежского]. — 2-е изд. — М.: Сретенский монастырь, 2009. — ISBN 978-5-7533-0279-3.
  • Преподобный Сергий Радонежский. По поводу 500-летия со времени его блаженной кончины // Христианское чтение. — 1892. — № 9—10.
  • Сергий (преподобный Радонежский) // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.М., 1896—1918.
  • Сергий Радонежский: [сборник] / Сост. В. А. Десятников. — М.: Патриот, 1991. — 544, [32] с. — Библиогр. / подгот. Н. И. Лясовым: с. 537—539. — ISBN 5-7030-0455-1.
  • [slovari.yandex.ru/dict/religion/article/rel/rel-1418.htm?text=сергий%20радонежский&stpar1=1.1.5 Сергий Радонежский](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2835 дней)) // Религия: Энциклопедия / Сост. и общ. ред. А. А. Грицанов, Г. В. Синило. — Мн., 2007.
  • Случевский К. К. Государственное значение Святого Сергия и Троице-Сергиевой Лавры. М.: Унив. тип., 1892. 100 с.
  • Федотов Г. П. [lib.eparhia-saratov.ru/books/20f/fedotov/saints/13.html Преподобный Сергий Радонежский] / Святые древней Руси
  • Чарская, Л. Святой отрок. Повесть о детстве великого подвижника земли Русской преподобного Сергия Радонежского". Свято-Троицкая Сергиева Лавра. 2005, 128 с.
  • Эйнгорн В. О. О значении преподобного Сергия Радонежского и основанной им обители в русской истории. — М., 1899.

Ссылки

  • Ранчин, А. М. [www.portal-slovo.ru/philology/44311.php Тройные повторы в житии преподобного Сергия Радонежского]
  • Иоанн (Самойлов), игумен, [www.mepar.ru/library/vedomosti/71/1485/ «Земной Ангел и Небесный человек». К 700-летию преподобного Сергия Радонежского] // Московские епархиальные ведомости, № 9-10, 2013 г.
  • [www.youtube.com/watch?v=95Bkq2n77_w Сергий Радонежский заступник Руси (2014)]
  • [www.youtube.com/watch?v=s66NIqCUog0 Обитель Сергия Радонежского. На последнем рубеже. К 700 летию святого]
  • [www.youtube.com/watch?v=W0CrkXK4XeE Сергий Радонежский. Земное и небесное (2014)]

Жития преподобного Сергия

  • [www.stsl.ru/lib/book1/oglavlenie Житие и подвиги преподобного и богоносного отца нашего Сергия, игумена Радонежского и всея России чудотворца], составлено иеромонахом Никоном (Рождественским), впоследствии архиепископом Вологодским и Тотемским
  • [www.stsl.ru/lib/book2/oglavlenie2 Житие и чудеса преподобного Сергия игумена Радонежского], записанные преподобным Епифанием Премудрым, иеромонахом Пахомием Логофетом и старцем Симоном Азарьиным

Иконография

  • [temples.ru/iconography.php?TerminID=576 Сергий Радонежский] на сайте [temples.ru Храмы России]
  • Николай, епископ Балашихинский , [www.mepar.ru/library/vedomosti/71/1486/ Иконография преподобного Сергия Радонежского] // Московские епархиальные ведомости, № 9-10, 2013 г.
  • [www.liveinternet.ru/users/3294106/post294575554/ СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ, ПРЕПОДОБНЫЙ ВСЕЯ РУСИ. ИКОНОГРАФИЯ]

Отрывок, характеризующий Сергий Радонежский

– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.


На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.


– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.