Казанская икона Божией Матери

</th></tr>

Казанская икона Пресвятой Божией Матери
Московский список из Елоховского собора
Дата появления:	1579 год
Иконографический тип:	Одигитрия
Местонахождение:	первообраз утрачен
Дата празднования	8 (21) июля (обретение), 22 октября (4 ноября) (в честь избавления Москвы)
Изображения иконы на Викискладе

Каза́нская ико́на Бо́жией Ма́тери — почитаемая чудотворной икона Богородицы, явившаяся в Казани в 1579 году. Одна из самых чтимых икон Русской православной церкви.

Иконография

Иконографически Казанскую икону принято относить к сокращённому огрудному варианту Одигитрии. Такие иконы восходят к первообразу, хранившемуся во Влахернском храме в Константинополе.

Богородица изображается огрудно, в характерных одеждах, с небольшим наклоном головы к Младенцу. Младенец Христос представлен строго анфас, фигура ограничена по пояс, видна только правая рука с благословляющим (обычно двуперстным) жестом.

Казанская икона Богородицы — одна из наиболее почитаемых и воспроизводимых икон, ныне она является по сути одним из самостоятельных иконографических типов богородичных икон в России.

Обретение иконы

Как пишет современник событий патриарх Гермоген (в то время священник Гостинодворской церкви Казани Ермолай), после пожара в Казани в 1579 году, уничтожившего часть города, девятилетней Матроне во сне явилась Богородица, велевшая откопать её икону на пепелище:

Яви убо себе Богородицына икона сицевымъ образомъ. Не яви убо образа своего Владычица ни святителю града, ни начальнику властелинску, ниже вельможи или богату, ниже мудру старцу: но яви своё честное сокровище, источникъ неизсчерпаемый приходящимъ с вѣрою, чудный свой образъ, нѣкоего мужа от простыхъ, имуща мудрость на войнѣ стрелебную, сего дщи юнна, десяти лѣтъ суща, именемъ Матрона. Сей бо дѣвицы явися чюдная она и пресвѣтлая икона Богородицына. И после убо пожара в томъ же лѣте и месяце, сице нача являтися дѣвицы оной, ей же имя преди рекохомъ, икона пресвѣтлая Божия Матери. И веляше ей поити во градъ и повѣдати про икону Богородицыну, ея же видѣ, архиепископу и воеводамъ, дабы шед выняли образъ Пречистые Богородицы от земленыхъ нѣдръ: и мѣсто повѣда ей, идѣже последи обрѣтоша драгаго бисера честное сокровище, чюдную икону Богородицыну.

В указанном месте на глубине около метра действительно была найдена икона. День явления Казанской иконы — 8 июля 1579 года — ныне ежегодный общецерковный праздник в Русской Церкви. На месте явления иконы был построен Богородицкий девичий монастырь, первой монахиней которого стала Матрона, принявшая имя Мавры.

История почитания

До 1630-х годов икона почиталась местно, в Казанской епархии, хотя еще в 1579 году список с Казанской иконы был отправлен в Москву царю Ивану IV (Грозному).

В 1594 году митрополит Казанский Гермоген составил «Повесть и чюдеса Пречистые Богородицы, честнаго и славнаго Ея явления образа, иже в Казани». Согласно этому источнику, чудеса от иконы начались ещё при её перенесении с места явления во храм: исцелились двое слепых, участвовавших в процессии. В 1606 году митрополит Гермоген стал Патриархом Московским и всея Руси, сыграв особую роль в преодолении Смуты. К началу 1611 году для большинства людей (как патриотов, так и интервентов и изменнического боярского правительства) он стал главой патриотического движения.

Патриарх Гермоген благословил первое ополчение, призванное освободить Москву от польско-литовской оккупации. Зримым знаком патриаршего благословения стало присутствие в ополчении обретенной и прославленной святителем чудотворной иконы Пресвятой Богородицы. Когда ополчение стояло под стенами Москвы, протопоп Благовещенского собора Казани привёз список Казанской иконы. Казаки встретили образ без должного почтения, что описано в «Новом летописце» 1630-х годов. Первое ополчение потерпело неудачу, распавшись после убийства казаками его главы Прокопия Ляпунова 22 июля 1611 года.

Последняя грамота Патриарха Гермогена в Нижний Новгород и Казанскому митрополиту Ефрему, направленная в конце августа 1611 года с призывом твердо стоять «за Пречистой дом, и за чудотворцов, и за веру», послужила мощным импульсом к созданию Второго ополчения. Осенью того же года протопоп Казанского Благовещенского собора находился с иконой в Ярославле в ожидании возможности сплавиться вниз по Волге в Казань. Прибывшая в это время из Нижнего Новгорода рать князя Дмитрия Пожарского (второе ополчение) «пожелала иметь икону с собою, а в Казань послали список с неё». История перемещений списков иконы в это время достаточно запутанна и не может быть восстановлена с точностью. В описываемое время в Ярославле уже существовал женский монастырь в честь Казанской иконы Божией Матери, где имелся собственный список с чудотворной иконы, явленный ещё в 1588 году.

22 августа 1612 года у Новодевичьего монастыря началось решающее сражение Второго ополчения с войсками гетмана Ходкевича, которое завершилось поражением польских войск, несмотря на их численное превосходство. "Руководители Второго ополчения истолковали явление иконы под Новодевичьем монастырем как то чудо, благодаря которому Новодевичий монастырь был взят и освобожден от части гарнизона польско-литовских войск. И затем она действительно сопровождала Второе ополчение". Эта победа Пожарского предопределила падение польско-литовского гарнизона Московского кремля, который через два месяца капитулировал. Переговоры о сдаче начались 22 октября, а 27 октября народное ополчение торжественно вступило в Кремль. Казанская икона была поставлена в приходском храме Пожарских — церкви Введения на Лубянке, во Псковичах - и по инициативе князя в Москве было установлено местное празднование иконе 22 октября.

Общегосударственное почитание иконы стало вводиться в конце 1620-х годов в связи с подготовкой к новой войне с поляками за освобождение Смоленска (покровительницей которого считалась другая икона типа «Путеводительница»). В это время на средства князя Пожарского на Красной площади был построен новый храм в честь иконы, куда был перенесён с Лубянки её «московский» список. После разрушения Казанского собора в 1936 году этот список был перенесён в Богоявленский Елоховский собор. В 1649 году по случаю рождения в 1648 году на праздник «чудотворныя иконы Казанския, во время всенощного пения» наследника престола царевича Димитрия царь Алексей Михайлович повелел праздновать 22 октября Казанской иконе «во всех городах по вся годы». В подтверждение нового статуса иконы при Коломенском царском дворце была заложена домовая церковь в честь Казанской иконы.

В продолжение последующих 150 лет десятки официально чтимых местных списков Казанской иконы распространились по многим епархиям Русской церкви (см. ниже). Казанской иконе ныне посвящены сотни храмов и монастырей, разбросанных по бывшим провинциям Российской империи. В 1768 году императрица Екатерина II украсила оклад Казанской иконы Богородицы в Казанском Богородицком монастыре своей бриллиантовою короной. К XIX веку казанский образ почитался в России не меньше, чем древние иконы Владимирская и Смоленская.

В конце XX века получили распространение городские легенды, связывающие икону с митрополитом Гор Ливанских Илией, и об особой роли иконы в Великой Отечественной войне.

Кража и уничтожение

Уже в XIX веке не было полной ясности, где находился подлинник явленной иконы, но большинство авторов склонялось к тому, что он оставался в Казанском Богородицком монастыре.

В ночь на 29 июня (12 июля) 1904 года из Богородицкого монастыря икона была похищена вместе с образом Спасителя в драгоценных ризах; обе иконы были украшены драгоценностями на сумму до 100 тысяч рублей; были похищены также деньги из свечных ящиков. Похитителя нашли: им оказался Варфоломей Чайкин (Стоян), крестьянин двадцати восьми лет. Он утверждал, что драгоценности и оклад образа продал, а саму икону расколол и сжёг в печи, что было подтверждено следственными действиями и судом присяжных. Впоследствии он не раз менял свои показания; возникало много версий, что икона не была уничтожена, в частности, что на самом деле была украдена копия иконы, а также что икону Чайкин за огромную сумму перепродал старообрядцам.

В Казанской епархии существует предание, согласно которому последняя игуменья Казанского Богородицкого монастыря (после нескольких попыток похищения чудотворного образа грабителями) имела обычай на ночь подменять под окладом подлинную икону точным списком, и что похищенная ночью Стояном-Чайкиным икона была всего лишь точным списком иконы, а подлинник сохранился невредимым и находится в настоящее время в храме Ярославских чудотворцев на Арском кладбище. Однако искусствовед Н. Н. Чугреева по стилистическим критериям не подтверждает атрибуцию этой иконы как явленной.

Списки и праздники

См. также: Казанская летняя и Казанская осенняя

В начале XVII века в Ярославле создаётся «Сказание вкратце о новом девичьем монастыре, что в Ярославле в остроге Большой Осыпи, и о чудотворном образе Пречистой Богородицы». В этом памятнике рассказывается, что городской Казанский монастырь возник после снятия с Ярославля осады интервентов (весна 1609 года), за которое ярославцы благодарили явление Богородицы местному священнослужителю. Главной святыней обители стала икона Казанской Богоматери, явившаяся в 1588 году в Тетюшах романовскому купцу Герасиму Трофимову и хранившаяся до начала Смуты на берегу Волги в городе Романове.

В 1657 году патриарх Никон преподнёс Маркову мужскому монастырю в Витебске его главную по сей день святыню — список Казанской иконы Божией Матери. Икона была подарена от имени царя Алексея Михайловича.

При Петре I, в 1721 году, один из списков чудотворной иконы из Москвы был перенесён в Санкт-Петербург. С 1737 года эта икона находилась в церкви Рождества Богородицы на Невском проспекте, а с 1811 года — в Казанском соборе, построенном на её месте.

Другие местночтимые списки иконы — Вязниковская (год обретения 1624), Нижнеломовская (1643), Тобольская (1661), Тамбовская (1695), Высочиновская (XVIII век), Вышенская (1812). Празднование в честь Казанской иконы и всех упомянутых её списков установлено 21 (8) июля (см. Казанская летняя).

Московский список, находившийся в Казанском соборе на Никольской улице, чествуется 4 ноября (22) октября. С 2005 года этот день отмечается в России как общегосударственный праздник — День народного единства.

По гораздо более позднему преданию, в 1621 году в селе Богородском под Уфой состоялось явление ещё одной версии Казанской иконы, которая именуется ныне Богородско-Уфимской. Празднование в честь этой иконы установлено 19 (6) июля.

Каплуновская икона явилась 11 сентября 1689 года во сне священнику села Каплуновка харьковской епархии, после чего была приобретена им в материальной форме у проезжего иконописца. Местное предание приписывает этой иконе победу в Полтавской битве. С 1766 года эта икона чествуется в день её явления 24 (11) сентября.

«Ватиканский» образ Казанской

Образ оказался за границей: в 1950 его приобрел для своей частной коллекции писатель и путешественник Фредерик Митчелл-Хеджес. С 1959 архиепископ Иоанн (Шаховской) пытался собирать средства в русской диаспоре для выкупа иконы, в 1964 она выставлялась на Всемирной выставке в Нью-Йорке. В 1970 русские католики привлекли американскую организацию мирян «Голубая армия» (Blue Army of Our Lady of Fatima) и с её финансовой помощью образ был выкуплен и передан в Фатиму в специально построенную для этого церковь, её освятил епископ Андрей (Катков). Настоятелям храма служил Павел Иванович Близнецов. С марта 1993 икона была помещена в личных покоях папы Иоанна Павла II. Передача этой иконы Русской православной церкви в 2004 году была интерпретирована в России как дипломатическая уловка с целью получить согласие РПЦ на приезд папы в Россию. Искусствовед Н. Н. Чугреева даёт такую характеристику Казанского образа из Ватикана:

«Казанская икона, находящаяся в Ватикане, представляет собой список с явленного в Казани образа, который по стилю письма можно отнести к живописной традиции Поволжья и датировать первой половиной — серединой XVIII века. Иконография образа отличается от ранних списков с явленного образа: тип Лика Богоматери не „грекофильский“, а более „русифицированный“, взгляд Её и Лик более, чем на древних образах, обращён к предстоящим, что характерно для икон более позднего времени; благословение Младенца Христа не двуперстное, как на явленной иконе, а именословное. Драгоценный оклад образа, по мнению специалистов, может быть отнесён по характеру орнаментики к началу (первой трети) XIX века».

«Ватиканская» икона была доставлена в Москву делегацией во главе с кардиналом Вальтером Каспером и 28 августа 2004 года в Успенском соборе Московского Кремля преподнесена Патриарху Алексию II, который поместил её в своей резиденции.

Доставка образа в Казань вызвала протесты со стороны некоторых националистических татарских организаций, в частности, Всетатарского общественного центра (ВТОЦ), президиум которого обратился с открытым письмом к понтифику римско-католической церкви, где говорилось, что вокруг иконы «раздуваются сомнительные страсти».

Находясь в июле 2005 года с визитом в Казани, патриарх Алексий II, совершив литургию в Благовещенском соборе Казанского кремля, передал образ Казанской епархии: икона была помещена в Крестовоздвиженском храме Казанского Богородицкого монастыря.

Ежегодно в Казани 21 июля и 4 ноября проводятся многотысячные крестные ходы с «Ватиканским» образом из Благовещенского собора Казанского Кремля до места обретения иконы — Казанского Богородицкого монастыря. Эта известная дореволюционная традиция была возрождена в начале 2000-х годов. В настоящее время она собирает православных верующих не только из Казани и других городов и районов Татарстана, но и паломников из других регионов России и зарубежных стран.

Особой торжественностью отличался крестный ход 21 июля 2005 года, в котором приняли участие патриарх Алексий II и многочисленные представители православного духовенства со всей страны.

С 2013 года крестные ходы к месту обретения Казанской иконы Божией Матери проходят по несколько изменённому маршруту — вокруг Казанского Кремля.

Казанская икона Божией Матери в космосе

13 марта 2011 года, в первую неделю Великого поста и праздник Торжества Православия, по окончании Божественной литургии в кафедральном соборном Храме Христа Спасителя Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл приветствовал присутствовавших на богослужении представителей Федерального космического агентства и вручил руководителю Роскосмоса генерал-полковнику А. Н. Перминову и членам экипажа космического корабля «Юрий Гагарин» российским летчикам-космонавтам А. М. Самокутяеву и А. И. Борисенко Казанскую икону Божией Матери. Предстоятель сказал:

«Пусть над нашим мятущимся, раздираемым противоречиями миром, в котором так много скорби и человеческого горя, простирается Покров Пречистой Царицы Небесной. В этом смысле российские космонавты, помимо своих очень сложных и важных профессиональных обязанностей, будут осуществлять и некую духовную миссию».

7 апреля 2011 космический корабль «Юрий Гагарин» доставил икону на Международную космическую станцию. Икона будет храниться в российском сегменте станции.

Гимнография

Автором службы в честь Казанского образа считается святитель Гермоген.

Текст службы: тропарь, кондак, величание, молитва

• Тропарь, глас 4

Заступнице усердная, Мати Господа Вышняго, за всех молиши Сына Твоего, Христа Бога нашего, и всем твориши спастися, в державный Твой покров прибегающих. Всех нас заступи, о Госпоже Царице и Владычице, и же в напастех и скорбех и в болезнех, обремененных грехи многими, предстоящих и молящихся Тебе умиленною душею и сокрушенным сердцем пред пречистым Твоим образом со слезами, и невозвратно надежду имущих на Тя, избавления всех зол, всем полезная даруй и вся спаси, Богородице Дево: Ты бо еси Божественный покров рабом Твоим.

• Кондак, глас 8

Притецем, людие, к тихому сему и доброму пристанищу, скорой Помощнице, готовому и теплому спасению, покрову Девы: ускорим на молитву и потщимся на покаяние: источает бо нам неоскудныя милости Пречистая Богородица, предваряет на помощь и избавляет от великих бед и зол благонравныя и богобоящияся рабы Своя.

• Величание

Величаем Тя, Пресвятая Дево, Богоизбранная Отроковице, и чтем образ Твой святый, имже точиши исцеления всем с верою притекающим.

• Молитва

О Пресвятая Госпоже Владычице Богородице! Со страхом, верою и любовию припадающе пред честною иконою Твоею, молим Тя: не отврати лица Твоего от прибегающих к Тебе, умоли милосердая Мати, Сына Твоего и Бога нашего, Господа Иисуса Христа, да сохранит мирну страну нашу, Церковь Свою Святую да незыблему соблюдет от неверия, ересей и раскола. Не имамы бо иныя помощи, не имамы иныя надежды, разве Тебе, Пречистая Дево: Ты еси Всесильная христиан Помощница и Заступница. Избави всех с верою Тебе молящихся от падений греховных, от навета злых человек, от всяких искушений, скорбей, бед и от напрасныя смерти: даруй нам дух сокрушения, смирение сердца, чистоту помышлений, исправление греховныя жизни и оставление прегрешений, да вси благодарне воспевающе величия Твоя, сподобимся Небеснаго Царствия и тамо со всеми святыми прославим Пречестное и Великолепое Имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.

Источник

• [www.pravenc.ru/text/1320206.html Статья] в Православной энциклопедии

Литература для дальнейшего чтения

• Чугреева, Н. Н. [relig-articles.livejournal.com/37942.html История Тобольской Казанской иконы Богоматери] // Вопросы истории. — 2011. — № 6. — С. 161—165.
• Чугреева, Н. Н. Семейная икона царя Алексея Михайловича: (Икона Богородицы Казанской с избранными святыми в собрании Центрального музея древнерусской культуры и искусства им. Андрея Рублёва) // Памятники культуры. Новые открытия, 1999 (2000). — М., 2000. — С. 265—272.
• Чугреева, Н. Н. Чудотворная икона Богородицы Казанской с реликварием из Вознесенского монастыря Московского Кремля // Известия ХМ. — Вып. 4. — 2000. — С. 181—189.
• Shevzov, Vera. Scripting the Gaze: Liturgy, Homilies, and the Kazan Icon of the Mother of God in Late Imperial Russia // Sacred Stories: Religion and Spirituality in Modern Russia. — Ed. by Mark D. Steinberg and Heather J. Coleman. — Bloomington (IN), Indiana UP, 2007. — P. 61—92.

Ссылки

• Казанская икона Божией матери // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• д/ф [tvkultura.ru/brand/show/brand_id/32514 Икона Казанской Божией Матери] // («Культура», 2010)

Отрывок, характеризующий Казанская икона Божией Матери

В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.
– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]