Казанская летняя

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Казанская летняя
</td>
Праздник первого снопа

(К. Е. Маковский. Девушка со снопом. 1880-е)

Тип народно-христианский
Иначе Прокопьев день, Зажинки, Жнец, Жатвенник,
также Прокопий (церк.)
Значение первый «зажин» ржи
Отмечается славянами
Дата 8 (21) июля
Традиции начинали сено собирать в валы и копнить, первый «зажин» ржи. В некоторых местах на «Казанскую» не работали

Каза́нская ле́тняя — день в народном календаре восточных славян, приходящийся на 8 (21) июля.





Другие названия дня

рус. Прокопий, праздник Казанской Иконы Божьей Матери[1], Казанская, Прокопы летние[2], Прокопьев день[3], Прокоп жнец, Прокопий Жатвенник, Прокофий, Зажинки, Праздник Казанской Божией Матери[4]; белор. Градавы дзень, Градовой день, Казанская, Пракоп[5][1]; укр. Прокопа-жниваря, Свято Прокопа, Прокіп'я, Прокопа-женця[6][страница не указана 2791 день], Прокіп[7].

Название происходит от церковного почитания в этот день явления Казанской иконы Божией Матери в 1579 году.

Славянские традиции

В этот день встарь делался первый «зажин» ржи[8]. Чтобы жатва была обильной, жница, нажав первый сноп, говорила: «Стань, мой сноп, на тысячу коп!»[9]. Осенью первым сжатым снопом, который вносили в дом, выгоняли мух и тараканов: «Первый сноп в дом, а клопы и тараканы — вон!», «Мухи, гады, вон! Идёт хозяин в дом!»[10].

Яйца, хлеб, соль берут с собой на зажинки. Всем миром нажнут бабку — девять снопов поставят — и садятся за трапезу. Едят прямо на жнивной полосе[11].

Вологодские жницы, приступая к жатве и опоясавшись первыми срезанными колосьями, произносили своего рода заклинание: «Как былинка гнется и не ломится, так бы у рабы Божией (имярек) спинка гнулася и не ломалася и не уставала. Во веки веков, аминь!»[12].

Если в текущем году в семье был покойник, то первый снопок, срезанный при зажине, не вносили в дом, а бросали его прямо в поле, «каб мыши i птушкi памянули нябожчыка»[13].

День летней Казанской почитался большим праздником[14], наиболее торжественно и широко его отмечали в тех деревнях, где Казанская была престольным праздником. Сюда съезжались гости, молодёжь устраивала гулянья несколько дней[15].

В Белоруссии на Случщине на «Казанскую» не работали: «Калі хто паробіць, так нешта і зробіцца — маланка ў стог ударыць»[16][страница не указана 2791 день].

На Украине на зажин хозяйка брала с собой хлеб-соль и громичную свечу. Нажав серпом первый сноп хлеба, несла его домой и ставила его в красный угол под образами, в других местностях — в сарае, где он стоял до конца молотьбы. Позже этот сноп обмолачивали отдельно и зерно из него святили в церкви, а перед севом смешивали их с семенами[17][страница не указана 2791 день].

В Сербии святой Прокоп считался защитником человека и домашней живности от змей, грома и ветра. Сербы С этого дня сербы начинали сбор мёда[18]. В Сербии шахтёры считают Прокопия своим покровителем (ср. слово «прокоп» — шахта). Чехи в святом Прокопе видят того, кто с помощью чертей прорыл скалы (чеш. Ve sv. Prokopu toho, jenž pomoci čertu prokopal skaly)[1].

Поговорки и приметы

  • Если поспевало жито — в этот день начинали жатву[12].
  • Коли на Казанскую черника поспевает, то поспела и рожь[2].
  • Прокопий жнец, Прокопий жатвенник — зажинают рожь[2].
  • Если Казанская неделя без дождя, то Ильинская неделя с дождём[19][страница не указана 2791 день].

См. также

Напишите отзыв о статье "Казанская летняя"

Примечания

Литература

  1. Атрошенко О. В. [elar.urfu.ru/bitstream/10995/4619/2/urgu1151s.pdf Русская народная хрононимия: системно-функциональный и лексикографический аспекты] // Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Уральский федеральный университет. — Екатеринбург, 2013.
  2. Болонев Ф. Ф., Ащепков Е. А. Народный календарь семейских Забайкалья: вторая половина XIX-начало XX в. — Наука, Сиб. отд-ние, 1978. — 159 с.
  3. Жатва / Виноградова Л. Н., Усачёва В. В. // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 1999. — Т. 2: Д (Давать) — К (Крошки). — С. 191–196. — ISBN 5-7133-0982-7.
  4. Ермолов А. С. [books.google.ru/books?id=q2PuAgAAQBAJ&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false Народная сельскохозяйственная мудрость в пословицах, поговорках и приметах]. — СПб.: Типография А.С.Суворина, 1901. — Т. 1. Всенародный меяцеслов. — 691 с.
  5. Июль / Кабакова Г. И. // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 1999. — Т. 2: Д (Давать) — К (Крошки). — С. 431–434. — ISBN 5-7133-0982-7.
  6. Некрылова А. Ф. Круглый год. — М.: Правда, 1991. — 496 с. — ISBN 5-253-00598-6.
  7. Некрылова А. Ф. Русский традиционный календарь: на каждый день и для каждого дома. — СПб.: Азбука-классика, 2007. — 765 с. — ISBN 5352021408.
  8. Обряды и обрядовый фольклор / отв. ред. В. К. Соколова. — М.: Наука, 1982. — 277 с.
  9. Православие и традиционная народная культура Рязанской области. — Рязань: Ряз. обл. науч.-метод. центр нар. творчества, 2001. — 220 с. — (Ряз. этногр. вестн.).
  10. Рожнова П. К. Радоница. Русский народный календарь: обряды, обычаи, травы, заговорные слова. — М.: Дружба народов, 1992. — 174 с. — ISBN 5-285-00135-8.
  11. Рыженков Г. Д. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/rugenk/index.php Народный месяцеслов: пословицы, поговорки, приметы, присловья о временах года и о погоде]. — М.: Современник, 1991. — 129 с. — ISBN 5-270-01376-2.
  12. Усачёва В. В. [xn----8sbfk9aigare7job.xn--p1ai/documents/USACHEVA.pdf Магия слова и действия в народной культуре славян]. — М.: Институт славяноведения РАН, 2008. — 368 с. — ISBN 978-5-7576-0221-9.
  13. Усов В. В. Русский народный православный календарь. — М.: Издательский Дом МСП, 1997. — Т. 2. — 576 с. — ISBN 5-7578-0028-3.
  14. Васілевіч Ул. А. [starbel.narod.ru/kalendar.htm Беларускі народны каляндар] (белор.) // Паэзія беларускага земляробчага календара. Склад. Ліс А.С.. — Мн., 1992. — С. 554–612.  (белор.)
  15. Лозка А. Ю. Беларускі народны каляндар. — Мн.: Полымя, 2002. — 238 с. — ISBN 98507-0298-2.  (белор.)
  16. Сапіга В. К. Українські народні свята та звичаї. — К.: Т-во «Знання України», 1993. — 112 с. — ISBN 5-7770-0582-9.  (укр.)
  17. Кононенко О. А. Слов'янський світ: ілюстрований словник-довідник міфологічних уявлень, вірувань, обрядів, легенд та їхніх відлунь у фольклорі і пізніших звичаях українців, братів-слов'ян та інших народів / Авт.-упоряд. О. А. Кононенко. — К.: Асоціація ділового співробітництва "Український міжнародний культурний центр", 2008. — 781 с. — ISBN 966-8287-18-3.  (укр.)

Ссылки

  • [days.pravoslavie.ru/Days/20120708.htm 21 июля] // [days.pravoslavie.ru/ Православный календарь]

Отрывок, характеризующий Казанская летняя

Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.