Кирилл Белозерский

Кирилл Белозерский
икона письма Дионисия Глушицкого, 1424(?), ГТГ
Рождение	1337(1337)
Смерть	1427(1427)
Почитается	в Русской православной церкви
Канонизирован	в 1547 году
В лике	преподобного
День памяти	9 (22) июня
Труды	просветительство

Кирилл Белозерский (Белоезерский, мирское имя Козьма; 1337—1427) — основатель Кирилло-Белозерского монастыря, преподобный Русской церкви, память совершается 9 июня (по юлианскому календарю).

Жизнеописание

Происхождение преподобного Кирилла неизвестно. Известно, что будущий святой был близок знатному боярскому роду Вельяминовых и в молодости служил казначеем у боярина Тимофея Вельяминова. Этот влиятельный московский боярин не сочувствовал желанию Козьмы оставить свою службу и принять иноческий облик, но бывший в Москве друг преподобного Сергия преподобный Стефан Махрищский облёк все-таки его в рясу и убедил хозяина отпустить его в монастырь.

В Симоновом монастыре

Постригся Козьма в Симоновом монастыре в игуменство сергиева племянника Феодора Симоновского. В этом монастыре и произошло знакомство инока Кирилла с преподобным Сергием, который там неоднократно беседовал с ним.

С самого начала преподобный Кирилл был привержен строгой аскезе, но его старец (будущий епископ Смоленский Михаил) умеряет его пыл, запрещая принимать на себя подвиги сверх сил. Тем не менее, Кирилл находит поводы усилить свой подвиг. Чтобы скрыть свои добродетели, к аскетизму он добавил подвиг юродства. Настоятель наказал его за непотребное поведение, посадив на хлеб и воду на шесть месяцев, но Кирилл только обрадовался возможности усиленного поста.

После того, как Феодор стал архиепископом Ростовским, в 1388 году симоновским архимандритом становится преподобный Кирилл. Однако вскоре он оставляет своё настоятельство и затворяется в келье. Как сообщает житие преподобного, однажды ночью за акафистом он слышит голос Божьей Матери: «Кирилл, выйди отсюда и иди на Белоозеро. Там я уготовала тебе место, где можно спастись». В Белозерье святой Кирилл отправился вместе с другим симоновским монахом, некогда ездившим в Заволжье по хозяйственным делам, Ферапонтом.

Монастырь преподобного Кирилла

На берегу Сиверского озера на указанном Богородицей месте преподобный Кирилл ископал свою пещеру и продолжил молитвенный подвиг. Так в 1397 году было положено начало монастыря Пречистой Богородицы, известного далее как Кирилло-Белозерский.

Суровость места, однако, смутила спутника преподобного Кирилла, и Ферапонт, удалившись на 15 вёрст от Кириллова, основал свой монастырь, выбрав для новой обители живописный открытый холм. Во всём облике не менее знаменитого Ферапонтова монастыря ощущается это лёгкое и радостное чувство, столь непохожее на суровую красоту Кириллова. Однако нет причин и поводов искать противоречий между двумя белозерскими подвижниками. Эта разница духовного устройства двух преподобных не мешала самым добрым их отношениям.

Оставшегося в одиночестве Кирилла в первое время преследовали искушения. Один раз он едва не погиб, когда на него во время сна стало падать дерево. Услышав во сне голос, побуждавшего его проснуться, Кирилл спасся от верной гибели. В другой раз, когда он очищал место под огород, запаленный им хворост вызвал большой пожар, от которого преподобный едва спасся. Однако в одиночестве Кирилл оставался не долго. Вскоре к нему присоединились двое из местных и три монаха из Симонова. Но начались новые напасти, на этот раз со стороны мира. Некий боярин, полагая, что у бывшего симоновского архимандрита с собой должна быть немалая казна, подослал разбойников, чтобы ограбить его. В другой раз местный крестьянин, из опасения, что его земля будет пожалована монастырю, пытался поджечь келью преподобного. Надо сказать, что его опасения были не безосновательны. Но святой Кирилл, как нам сообщает его житие, избегает принимать вотчины от мирских властителей. «Аще села восхощем держати, больми будет в нас попечение, могущее братиям безмолвие пресецати», — говорит он. Не позволяет он братии даже ходить за милостыней, и лишь принимает небольшие пожертвования.

Тем не менее, известен ряд документов, подписанных преподобным, которые связаны с приобретением земель и сёл. Иными словами, нестяжательский идеал выдерживался только на первых порах существования монастыря. Со временем разросшаяся братия (ко смерти преподобного она достигла 53 человек) требовала значительных средств для её содержания. Г. М. Прохоров называет 25 грамот, связанных с приобретением сёл. Так что земельные владения Кирилло-Белозерского монастыря появляются ещё при его основателе. Однако житие, составленное Пахомием Логофетом, не говорит о сёлах и землях, приобретенных Белозерским игуменом. Впоследствии эту проблему для небольшого скита отчасти удастся решить преподобному Нилу Сорскому, но в то же время вокруг вопроса о монастырских владениях разгорелись серьёзные идеологические баталии, приведшие к расколу (нелюбкам) среди части русского монашества.

Устав Кириллова очень строг. Братьям не позволено даже иметь свою воду для питья в своих кельях. Однако сам игумен с братией кроток, о налагаемых им наказаниях мы не знаем ничего. За трапезой всегда три блюда. Преподобный сам заботится, чтобы к трапезе было утешение, но мёд и вино недопустимы. В отношениях с мирскими властями Кирилл проявляет независимость, однако сочетает её с кротостью, не обличает, а увещевает князей.

Послания Кирилла Белозерского сыновьям Дмитрия Донского

Сохранились послания преподобного сыновьям Дмитрия Донского: великому князю Василию, Андрею Дмитриевичу Можайскому, в вотчине которого находится монастырь, и Георгию Звенигородскому. Великого князя просит примириться с суздальскими князьями: «Посмотри, в чём будет их правда перед тобой». Между прочим, пишет о «кровопролитии великом» крестьянам, чинимой из-за этой борьбы. Андрею Дмитриевичу Можайскому, в вотчине которого находится монастырь, пишет о необходимости справедливого суда, против взяток, поклёпов и анонимных доносов. Пишет о недопустимости ростовщичества, необходимости закрыть таможни и корчмы («крестьяне ся пропивают, а души их гибнут»), против разбоя, сквернословия, о благочестивом поведении на богослужении. Георгию Дмитриевичу пишет о необходимости присматриваться к своим грехам и просит не ехать в его монастырь.

Кроме посланий великокняжеским сыновьям перу преподобного принадлежит «Духовная грамота». Предположительно им же написан ряд поучений, в том числе «Поучение старца Кирила в неделю сырную по трапезе».

Библиотека Кирилла Белозерского

Кирилл собрал большую библиотеку в монастыре, занимался просветительством. Библиотека, принадлежавшая святому Кириллу, частично сохранилась. Это двенадцать книг, разбросанных по разным хранилищам. Среди них 2 Евангелия, 3 каноника, «Лествица» Иоанна Синайского со святым Аввой Дорофеем, святцы, а также 4 сборника, содержащие сведения по естествознанию, медицине и рекомендации по диетологии.

Смерть и почитание преподобного Кирилла

Умер преподобный Кирилл Белозерский в 1427 году. Пахомий Серб первым написал житие святого. Дионисий Глушицкий писал икону преподобного Кирилла Белозерского ещё при жизни святого. Таким образом, эта икона, в некотором смысле, ещё и прижизненный портрет святого.

В своём духовном завещании преподобный завещает попечение о своей обители можайскому князю Андрею. Обращаясь к князю, он просит, чтобы пожалования монастырю были закреплены соответствующими документами, чтоб монахам «борониться противу обидящих».

В 1547 году Макарьевским собором был причислен церковью к лику святых.

Ученики Кирилла Белозерского

• Ферапонт Белозерский
• Игнатий Ломский
• Мартиниан Белозерский

Литература

• Преподобные Кирилл, Ферапонт и Мартиниан Белозёрские. — СПб., 1994.
• [lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=4018 Г. М. Прохоров. Кирилл Белозерский //Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2. Вторая половина XIV—XVI в. Часть 1. А-К.] — М.: «Наука», 1988.
• [odrl.pushkinskijdom.ru/LinkClick.aspx?fileticket=A565UXhwxhc%3d&tabid=2282 Г. М. Прохоров Книги Кирилла Белозерского // Труды отдела древнерусской литературы. т. XXXVI — М-Л. 1981 г.] с.50-70.
• [azbyka.ru/library/kontsevich_styazhanie_svyatogo_duha_42-all.shtml И. М. Концевич. Стяжание Духа Святаго в путях Древней Руси.]
• [www.golubinski.ru/russia/kirill.htm Е. Е. Голубинский. Преподобный Кирилл Белозерский].
• Мельник А. Г. [www.academia.edu/8931817 Кирилло-Белозерский монастырь как центр почитания русских святых в XVI веке] // Вестник Поморского университета. Серия "Гуманитарные и социальные науки". — 2010. Выпуск 12. — С. 67–72.

Отрывок, характеризующий Кирилл Белозерский

– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.