Иван Андреевич (князь можайский)

Иван Андреевич Иоанн Андреевич
Удельный Можайский князь
1432 — 1454
Предшественник:	Андрей Дмитриевич Можайский
Преемник:	Юрий Васильевич-младший
Удельный Стародубский князь
1454 — ок. 1485
Вероисповедание:	Православие
Род:	Рюриковичи
Отец:	Андрей Дмитриевич Можайский
Мать:	Агриппина (Аграфена)-дочь Александра Михайловича (Патрикеевича) князя Стародубского
Супруга:	имя неизвестно, дочь князя Воротынского Фёдора
Дети:	сыновья: Андрей и Семён; князья Стародубские

Иван Андреевич (Можайский, Стародубский) (? − ок. 1485) — удельный князь Можайский в 1432—1454 годы, князь Стародубский с 1454 года, старший сын князя Можайского и Верейского Андрея Дмитриевича, внук Великого князя Московского Дмитрия Донского.

Биография

По духовной грамоте отца ему досталась часть Можайского удельного княжества, включая г.Можайск.

После смерти отца, между 25 апреля−28 сентября 1433 года Иван и его брат Михаил, заключили договор с великим князем Василием II Васильевичем, о взаимной помощи против врагов. Для Великого княжества Московского тогда врагом номер один был их дядя — Юрий Дмитриевич, князь Звенигородский и Галицкий.

Иван Андреевич активно участвовал в феодальной войне за Московский великокняжеский трон. В решающей битве Василия II с Юрием Дмитриевичем, 20 марта 1434 г., у горы Святого Николая в Ростовской земле, был со своим отрядом на стороне Василия II. В этом сражении московские войска были полностью разгромлены. Василий Васильевич бежал в Новгород, а Иван скрылся в Твери у своего зятя — великого князя Бориса Александровича Тверского (ранее туда к своей дочери — великой княгине Анастасии, уже уехала и его мать Агриппина (Аграфена) Александровна).

Для продолжения борьбы с Юрием Дмитриевичем и его сыновьями, Василий Васильевич послал боярина Андрея Фёдоровича Голтяева в Тверь к Ивану Андреевичу убедить того вернуться и быть вместе с Василием Васильевичем. Князь Иван, не веря в возможность возвращения на великокняжеский трон Василия II, отказал ему в помощи, сказав: «…господине государь, где ни буду, а везде есми твои человек, но чтобы ныне вотчины не потерял да матка бы не скиталася по чюжеи отчине, а всегда есми твои».

Через некоторое время к Ивану Андреевичу прибыл от Юрия Дмитриевича посол Яков Жестов, который передал ему просьбу присоединиться к войскам князя Юрия. Иван Андреевич принял эту просьбу и выехал из Твери. Встретившись в Троицком монастыре, князья двинулись к Москве и 31 марта, после недельной осады Москва была взята. Город отворили Юрию Дмитриевичу по распоряжению Р. И. Хромого.

Когда 5 июля 1434 года великий князь Юрий Дмитриевич скончался, Иван вновь вернулся под знамёна Василия Васильевича, на стороне которого выступал в сражении при селе Скорятине против сына князя Юрия Василия. Не надеясь одолеть соперника силой, последний решил употребить коварство: заключил с Василием Васильевичем перемирие до утра, а затем, когда последний, понадеявшись на это, распустил свои полки для сбора припасов, Василий Юрьевич неожиданно начал наступление. Узнав об этом, Василий Васильевич разослал всем полкам приказ собраться, сам схватил трубу и начал трубить. В результате, московские полки успели собраться до прихода Василия Юрьевича, который был разбит и пленён. Его отвезли в Москву и там ослепили (после чего, по одной из версий, он получил прозвище «Косой»).

В 1445 г. Иван Андреевич, в составе объединённого войска удельных князей, во главе с великим князем Василием II Васильевичем, отправился против казанского царя Улу-Мухаммеда. В генеральном сражении 7 июля 1445 г. в окрестностях Суздаля казанское войско под начальством царевичей Махмуда и Якуба разбило русское войско. Великий князь Василий и его двоюродный брат князь верейский Михаил Андреевич были пленены. После этого похода, Иван Андреевич перешел на сторону Дмитрия Юрьевича Шемяки. Они вместе в 1446 году заняли Москву, когда вернувшийся из плена Василий II выехал в Троицкий монастырь на богомолье. Из монастыря Иван Андреевич привез Василия II пленником в Москву, где тот был ослеплён и отчего получил прозвище «Тёмный».

За оказанные услуги Дмитрий Шемяка дал Ивану Андреевичу Суздаль. Но торжество Шемяки было недолгим. Видя приязнь народа к пленённому князю, в 1447 г. Дмитрий по совету Ивана Андреевича освободил Василия Васильевича и дал тому Вологду, откуда тот пробрался в Тверь и стал готовиться к возвращению своей вотчины. Чтобы преградить ему путь к Москве, Дмитрий и Иван выступили к Волоку, а, тем временем, Василий Плещеев с небольшим отрядом легко занял Москву.

Узнав об этом, Иван с Шемякой бежали в Чухлому, а оттуда в Галич и Каргополь. Василий Темный следовал за ними по пятам, занимая один город за другим. Поняв, что их дело проиграно, мятежники били челом великому князю с просьбой о мире. Иван согласился отступиться от Козельска, Алексина и Лисина, а Василий II обещал не мстить ему за былые обиды. Однако, Иван Андреевич не доверял великому князю, и потому явно обговорил условие не приезжать в Москву в отсутствие митрополита.

Несмотря на все эти клятвы, в феврале 1448 г. Иван Андреевич начал сноситься с польским королём Казимиром, прося помощи в борьбе за московское великое княжение, обещая подчиниться Литве. Очевидно, Казимир ответил ему отказом, ибо на следующий год Иван вновь воевал на стороне Шемяки. Пока мятежники осаждали Кострому, против них выступил Василий II. Тут Иван Андреевич вновь предал Шемяку и бил челом Василию II, получив от того Бежецкий Верх. Едва ли Василий II искренне верил можайскому князю. Скорее всего, он просто рассчитывал ослабить Шемяку.

И действительно, едва Дмитрий Юрьевич был побежден, как Василий II повернул против Ивана Можайского, чтобы наказать того «за неисправление» и пошёл в поход на Можайск. Тот даже не думал сопротивляться великому князю и в 1454 г.(?) вместе с женой, детьми и всеми своими людьми бежал в Литву. Поскольку Василий II тогда был в мире с Казимиром, то не стал требовать выдачи изменника. В Литве Иван Андреевич получил Чернигов, Стародуб, Гомель и Любеч. Позже он подружился с другим изгнанником, Иваном Васильевичем Клецким. Вместе они обсуждали планы освобождения отца последнего Василия Ярославича Серпуховско-Боровского, томившегося в темнице, и получения им великого княжения, но их мечты так и остались мечтами.

Семья

Супруга: имя неизвестно — дочь князя Воротынского Фёдора

Дети:

• Андрей, князь Стародубский; женат на дочери Александра Чарторыйского
• Семён Иванович Можайский

Ссылки

• [www.rulex.ru/01090410.htm Русский биографический словарь. Сетевая версия. Иоанн Андреевич (князь можайский)]

Источники

• Полное собрание русских летописей
• Зимин А. А."Витязь на распутье: феодальная война в России XV в." Москва.,изд."Мысль", 1991 г.

Отрывок, характеризующий Иван Андреевич (князь можайский)

Видно было, что насмешливое отношение князя Андрея к странникам и бесполезное заступничество за них княжны Марьи были привычные, установившиеся между ними отношения.
– Mais, ma bonne amie, – сказал князь Андрей, – vous devriez au contraire m'etre reconaissante de ce que j'explique a Pierre votre intimite avec ce jeune homme… [Но, мой друг, ты должна бы быть мне благодарна, что я объясняю Пьеру твою близость к этому молодому человеку.]
– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.


Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.