Смерть президента

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Смерть президента
Śmierć prezydenta
Жанр

драма, политический, исторический, биографический

Режиссёр

Ежи Кавалерович

Автор
сценария

Ежи Кавалерович
Болеслав Михалек

В главных
ролях

Здзислав Мрожевский,
Марек Вальчевский,
Ежи Душиньский,
Томаш Заливский

Оператор

Витольд Собочинский

Композитор

Адам Волоцинский

Кинокомпания

киностудия KADR

Длительность

137 мин.

Страна

Польша Польша

Язык

польский

Год

1977

IMDb

ID 0078283

К:Фильмы 1977 года

Смерть президента (польск. Śmierć prezydenta) — польский исторический художественный фильм, снятый в 1977 году режиссёром Ежи Кавалеровичем.

Классика польского кино.





Сюжет

Фильм рассказывает о заключительном периоде жизни и карьеры первого президента Польши Габриэля Нарутовича, занимавшего пост всего 5 дней, с 11 декабря (избран 9) по 16 декабря 1922 года.

Во время его инаугурации состоялись манифестации и выступления националистически настроенных поляков. 16 декабря 1922 Нарутович принял участие в открытии художественной выставки в варшавской галерее «Заксента», где был застрелен художником, фанатиком Элигиушем Невядомским.

В ролях

Награды

Напишите отзыв о статье "Смерть президента"

Ссылки

  • [www.imdb.com/title/tt0078283/ Смерть президента на сайте Internet Movie Database (IMDb)] (англ.)

Отрывок, характеризующий Смерть президента

– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.