Сорокин, Евграф Семёнович

Евграф Семёнович Сорокин
Портрет 1891 года работы В. Е. Маковского.
Место рождения:	посад Большие Соли, Костромской уезд, Костромская губерния, Российская империя
Жанр:	историческая, религиозная и жанровая живопись
Учёба:	Императорская Академия художеств

Евгра́ф Семёнович Соро́кин (1821—1892) — русский художник и педагог, мастер исторической, религиозной и жанровой живописи.

Биография

Родился 6 декабря 1821 года в посаде Большие Соли Костромской губернии и уезда, ныне пгт Некрасовское в Ярославской области. Первоначальное ознакомление с живописью Сорокин получил у одного ярославского иконописца. Уже в это время он проявлял большие способности к собственной композиции, чем обратил на себя внимание заказчиков работ по церковной живописи. Особенное участие встретил Сорокин со стороны одного священника, церковь которого он расписывал. По совету этого священника, к приезду императора Николая I в Ярославль Сорокин написал картину: «Пётр Великий, за обедней в соборе, замечает рисующего его портрет А. Матвеева и предугадывает в нём даровитого живописца». Эта картина была представлена Государю, который повелел определить Сорокина в петербургскую Академию художеств.

В 1841 году, по Высочайшему повелению, Сорокин был уволен из мещанского сословия и помещён в Академию художеств, где и обучался живописи под ближайшим руководством профессора А. Маркова. Уже в следующем, 1842 году Сорокин получил похвалу совета академии за историческую и портретную живопись; в 1843 и 1845 годах — малые серебряные медали за рисунок с натуры и за эскиз «Убиение архидиакона Стефана»; в в том же 1845 году — большую серебряную медаль за картину «Усекновение главы Иоанна Крестителя» и в 1847 году — малую золотую медаль за картину «Даниил со львами»; в 1849 году Сорокина за написанную по программе картину «Ян Усмошвец останавливает быка, при владении Россиею великого князя Владимира» был удостоен большой золотой медали и затем отправлен на казённый счет на четыре года за границу для довершения своего художественного образования. Осматривая и изучая по пути всё замечательное, «что касается до художеств», Сорокин посетил Германию, Бельгию, Францию, Испанию, Сирию и Египет. В Испании он сделал, между прочим, копию с картины Рибейры «Святой Павел».

В 1859 году Сорокин возвратился в Россию и занял должность преподавателя живописи в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, где и служил до самой смерти. В 1861 году, за написанную во время заграничного путешествия картину «Благовещение Пресвятой Богородицы», Сорокин был признан академиком. Значительное число из всех живописных работ Сорокина составляют образа разного рода. Ему принадлежат, между прочим, шесть образов в иконостасе и стенные изображения евангелистов Марка и Иоанна, Тайной вечери, Спасителя во славе и Нагорной проповеди в парижской православной церкви, фигуры святых Лаврентия и Стефана для северных и южных дверей и некоторые образа в иконостасе московского храма Христа Спасителя; ему также принадлежит окончание и отчасти исправление на стенах этого же храма некоторых произведений Ф. А. Бруни, незаконченных вследствие смерти последнего. За работы в храме Христа Спасителя Сорокин в 1878 году был возведён в звание профессора. В первое время своей художественной деятельности Сорокин занимался и жанровой живописью: ему принадлежит несколько сцен из итальянской и испанской жизни, например: «Испанские цыгане» и «Свидание» и «Нищая девочка в Испании».

Умер в Москве в 1892 году.

Источники

• [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=120380 Сорокин Евграф Семенович] // Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.

Отрывок, характеризующий Сорокин, Евграф Семёнович

– Mais vous me meprisez, vous si pure, vous ne comprendrez jamais cet egarement de la passion. Ah, ce n'est que ma pauvre mere… [Но вы так чисты, вы презираете меня; вы никогда не поймете этого увлечения страсти. Ах, моя бедная мать…]
– Je comprends tout, [Я всё понимаю,] – отвечала княжна Марья, грустно улыбаясь. – Успокойтесь, мой друг. Я пойду к отцу, – сказала она и вышла.
Князь Василий, загнув высоко ногу, с табакеркой в руках и как бы расчувствованный донельзя, как бы сам сожалея и смеясь над своей чувствительностью, сидел с улыбкой умиления на лице, когда вошла княжна Марья. Он поспешно поднес щепоть табаку к носу.
– Ah, ma bonne, ma bonne, [Ах, милая, милая.] – сказал он, вставая и взяв ее за обе руки. Он вздохнул и прибавил: – Le sort de mon fils est en vos mains. Decidez, ma bonne, ma chere, ma douee Marieie qui j'ai toujours aimee, comme ma fille. [Судьба моего сына в ваших руках. Решите, моя милая, моя дорогая, моя кроткая Мари, которую я всегда любил, как дочь.]
Он отошел. Действительная слеза показалась на его глазах.
– Фр… фр… – фыркал князь Николай Андреич.
– Князь от имени своего воспитанника… сына, тебе делает пропозицию. Хочешь ли ты или нет быть женою князя Анатоля Курагина? Ты говори: да или нет! – закричал он, – а потом я удерживаю за собой право сказать и свое мнение. Да, мое мнение и только свое мнение, – прибавил князь Николай Андреич, обращаясь к князю Василью и отвечая на его умоляющее выражение. – Да или нет?
– Мое желание, mon pere, никогда не покидать вас, никогда не разделять своей жизни с вашей. Я не хочу выходить замуж, – сказала она решительно, взглянув своими прекрасными глазами на князя Василья и на отца.
– Вздор, глупости! Вздор, вздор, вздор! – нахмурившись, закричал князь Николай Андреич, взял дочь за руку, пригнул к себе и не поцеловал, но только пригнув свой лоб к ее лбу, дотронулся до нее и так сжал руку, которую он держал, что она поморщилась и вскрикнула.
Князь Василий встал.
– Ma chere, je vous dirai, que c'est un moment que je n'oublrai jamais, jamais; mais, ma bonne, est ce que vous ne nous donnerez pas un peu d'esperance de toucher ce coeur si bon, si genereux. Dites, que peut etre… L'avenir est si grand. Dites: peut etre. [Моя милая, я вам скажу, что эту минуту я никогда не забуду, но, моя добрейшая, дайте нам хоть малую надежду возможности тронуть это сердце, столь доброе и великодушное. Скажите: может быть… Будущность так велика. Скажите: может быть.]
– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
«Мое призвание другое, – думала про себя княжна Марья, мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастием любви и самопожертвования. И что бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Ame. Она так страстно его любит. Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, я попрошу Андрея. Я так буду счастлива, когда она будет его женою. Она так несчастлива, чужая, одинокая, без помощи! И Боже мой, как страстно она любит, ежели она так могла забыть себя. Может быть, и я сделала бы то же!…» думала княжна Марья.


Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.