Статира
| Статира |
Стати́ра (лат. Stateira, Statira, др. имя Барсина, ок. 346 —323 гг. до н. э.) — старшая дочь персидского царя Дария III и жена Александра Великого.
Арриан называет дочь Дария Барсиной, все остальные античные авторы именуют её Статирой. Считается, что Барсина — это девичье имя, а после свадьбы её, как водится у македонских царей, переименовали в Статиру в честь её умершей матери, любимой жены Дария. Основания для такого предположения разумны, обычно персы называли своих детей не именами родителей, а предков. Имя Статира по видимому имеет индо-европейские корни, означает «звезда» (англ. «star», греч. «astéri», совр. перс. «setareh»).
Возраст Статиры можно оценить следующим образом. Когда её с семьей Дария осенью 333 до н. э. захватили македоняне, победившие в битве при Иссе, Статиру с сестрой именуют "девушками изумительной красоты"[1] и «девушками на выданье»[2]. В то же время Статиру обещали в жены сатрапу Мазею, однако не успели отдать, видимо, по причине несовершеннолетия. Статире в 333 до н. э. должно быть 13—14 лет.
По описанию Диодора и Курция, победившие македонцы после битвы грабили персидский обоз, не церемонясь с оставшимися женщинами:«те, кто прежде изысканно передвигались на роскошных колесницах, не показывая ни пяди своего непокрытого тела, теперь вырывались из шатров с рыданиями, в одних только хитонах, и падали на колени перед завоевателями… Некоторые из солдат тащили несчастных за волосы, другие, срывая одежды, гнали их ударами рук и тупыми концами копий по обнаженным телам.»
Палатка семьи Дария тоже была разграблена, хотя царское достоинство позволило им избежать худшего. На следующий день Александр нанес визит к матери Дария и восстановил все утраченные привилегии, вернул все драгоценности и слуг. Он даже обещал позаботиться о замужестве Статиры и её сестры. Дальнейший путь семья Дария проводит в обозе македонской армии.
Дарий послал предложение Александру, взять Статиру в жены, а в приданое все земли к западу от реки Галис. Македонский царь не согласился, не желая принимать то, чем и так обладает. Примерно в 331 до н. э. скончалась мать Статиры, тоже Статира, при неясных обстоятельствах (см. здесь). Дарий вновь обратился к Александру с предложением взять в жены Статиру и все земли к западу уже от реки Евфрат. Кроме того он предлагал 30 тысяч талантов за 3 человек, свою мать и двух дочерей, оставляя своего 8-летнего сына Оха в качестве заложника.
Александр снова отказался: «… он [Дарий] оказывает мне много почета, предпочитая меня в качестве зятя Мазею» (Курций); «Он [Александр] не нуждается в деньгах Дария и не примет вместо всей страны только часть её: и деньги, и вся страна принадлежат ему. Если он пожелает жениться на дочери Дария, то женится и без согласия Дария» (Арриан). Ответ был продиктован не самонадеянностью молодого полководца, но трезвым расчетом. Вскоре осенью 331 до н. э. Дарий окончательно разбит в битве при Гавгамелах, бежит, преследуемый по пятам, и гибнет от рук своего сатрапа. Несостоявшийся жених Статиры, Мазей, сдает вверенный ему Вавилон, но тут же получает его вновь из рук Александра. В 328 до н. э. он умирает своей смертью.
После Гавгамел Александр посылает мастериц и материалы Сисигамбис, матери Дария, чтоб та выучила внучек рукодельному мастерству, тем самым страшно обидев её.[3] Оказывается, для знатных персидских дам работа с шерстью являлась страшным унижением. Оставив семью Дария в Сузах, Александр бросился завоевывать новые неизведанные земли на востоке. Назад в Сузы он вернулся только через 6 лет, в 324 до н. э.
После возвращения из похода Александр неожиданно женился на Статире, которой шёл уже вероятно 21-й год, а заодно на Парисатиде, младшей дочери другого персидского царя, Артаксеркса III. Сестру Статиры, Дрипетиду, отдал в жены близкому другу Гефестиону. Никто из авторов не описывает невест, всем запала в память роскошь и масштабы торжеств. Одновременно с Александром сыграли свадьбу ещё около ста приближенных, а по слухам 10 тысяч простых македонцев переженились на местных. Александр окончательно принял решение осесть в центре Персидской империи и породниться с персидской царской кровью, приняв местный образ жизни.
Но уже через год, в 323 до н. э. он скончался, оставив вдовой Статиру. Её бабка Сисигамбис уморила себя после смерти своего покровителя и защитника. Как будто предчувствовала, что наступает новая эпоха, где смерть витает над всеми, причастными к царскому дому (см. список семьи Александра). Статира в 323 до н. э. пала первой жертвой в длинной череде убийств и казней, истребивших полностью всю македонскую династию Аргеадов. По словам Плутарха Роксана, первая жена Александра:«до крайности ревнивая и страстно ненавидевшая Статиру, она при помощи подложного письма заманила её и её сестру к себе, обеих убила, бросила трупы в колодец и засыпала землей.»
См. также
Напишите отзыв о статье "Статира"
Примечания
Литература
- [militera.lib.ru/h/arrian/index.html Арриан] Поход Александра. — М.: МИФ, 1993
- [militera.lib.ru/h/rufus/index.html Квинт Курций Руф] История Александра Македонского. — М.: Издательство МГУ, 1993
Отрывок, характеризующий Статира
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.
– Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах, – говорил Пьер.
Князь Андрей, молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.
Они подъехали к разлившейся реке, которую им надо было переезжать на пароме. Пока устанавливали коляску и лошадей, они прошли на паром.
Князь Андрей, облокотившись о перила, молча смотрел вдоль по блестящему от заходящего солнца разливу.
– Ну, что же вы думаете об этом? – спросил Пьер, – что же вы молчите?
– Что я думаю? я слушал тебя. Всё это так, – сказал князь Андрей. – Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы – люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.
Пьер перебил его. – Верите вы в будущую жизнь? – спросил он.
– В будущую жизнь? – повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.
– Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды – всё ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется Божество, – высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим. Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.
– Да, это учение Гердера, – сказал князь Андрей, – но не то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть…. Вот что убеждает, вот что убедило меня, – сказал князь Андрей.
– Ну да, ну да, – говорил Пьер, – разве не то же самое и я говорю!
– Нет. Я говорю только, что убеждают в необходимости будущей жизни не доводы, а то, когда идешь в жизни рука об руку с человеком, и вдруг человек этот исчезнет там в нигде, и ты сам останавливаешься перед этой пропастью и заглядываешь туда. И, я заглянул…
– Ну так что ж! вы знаете, что есть там и что есть кто то? Там есть – будущая жизнь. Кто то есть – Бог.
Князь Андрей не отвечал. Коляска и лошади уже давно были выведены на другой берег и уже заложены, и уж солнце скрылось до половины, и вечерний мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров и перевозчиков, еще стояли на пароме и говорили.
– Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить, – говорил Пьер, – что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там во всем (он указал на небо). Князь Андрей стоял, облокотившись на перила парома и, слушая Пьера, не спуская глаз, смотрел на красный отблеск солнца по синеющему разливу. Пьер замолк. Было совершенно тихо. Паром давно пристал, и только волны теченья с слабым звуком ударялись о дно парома. Князю Андрею казалось, что это полосканье волн к словам Пьера приговаривало: «правда, верь этому».
