Столыпин, Аркадий Алексеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Арка́дий Алексе́евич Столы́пин (15 декабря 1778 — 7 мая 1825) — русский сенатор из рода Столыпиных, владелец села Столыпино[1]. Известен как писатель-любитель, друг и единомышленник Сперанского.





Биография

Аркадий Алексеевич был пятым из одиннадцати детей Алексея Емельяновича Столыпина (1744—1817) и Марии Афанасьевны, урождённой Мещериновой. Его старшей сестрой была Елизавета (1773—1845), бабка М. Ю. Лермонтова. Служил обер-прокурором Сената, был близким человеком в семье Нессельроде. В круг друзей Столыпина входили декабрист К. Рылеев, Грибоедов, М. Сперанский (во время его ссылки в 1812—1816 годах вел с ним переписку, обменивался книгами и газетами). Не любивший Столыпина Ф. Ф. Вигель, писал [2]

В Пензенской губернии было тогда семейство безобразных гигантов, величающихся, высящихся яко кедры ливанские... Огромнейший из его детищ, Аркадий, служил при Павле в генерал-прокурорской канцелярии... Глядя на его рост, на его плечи, внимая ему грубому и охриплому голосу, можно было принять его за богатыря; но согнутый хребет обличал его хилость, и в двадцать с небольшим лет одолевающие его хирагра и подагра заставляли часто носить его плисовые сапоги и перчатки. Бессилие его ума также подавляемое было тяжестию идей, кои подчерпнул он в разговорах с знаменитым другом своим и кои составляли все его знания.

Столыпин писал рассказы, напечатал в «Приятном и полезном препровождении времени» (1794—95) следующие произведения:

  • «Восточный моралист»;
  • «Благодетельный государь», нравоучительная повесть, перевод с французского;
  • «Отрывок».

Несмотря на тесные связи с декабристами, в документах судебного процесса не фигурировал, потому что умер 7 мая 1825 года. Похоронен в Петербурге на Лазаревском кладбище.

Брак и дети

С 1813 года был женат на Вере Николаевне Мордвиновой (1790—1834), дочери знаменитого адмирала Н. С. Мордвинова. По воспоминаниям современников была красавицей и замечательной женщиной. Умерла от горячки, после двухнедельной болезни. В браке родились семь детей, которые отличались красотой:

  • Николай (1814—1884), тайный советник, был поверенным в делах в Карлсруэ (1854—1865), затем в Вюртемберге (1865—1871) и в Нидерландах (1871—1884). Был увлечен Н. Н. Пушкиной, но наличие у неё четырех детей заставило его отказаться от этого брака.
  • Алексей (1816—1856), прозванный в обществе «Монго», первый красавец Петербурга; друг и возможный секундант М. Ю. Лермонтова.
  • Дмитрий (1818—1893), мемуарист, композитор-любитель.
  • Мария (1819—1889), в первом браке — супруга Ивана Александровича Бека (1807—1842); во втором браке — Павла Петровича Вяземского; бабка Дмитрия Сергеевича Шереметева.
  • Вера (1821—1853), с 1839 года фрейлина, адресат стихотворения П. А. Вяземского, с 1846 года замужем за князем Давидом Фёдоровичем Голицыным (1811—1855), камер-юнкером и надворным советником. Умерла в Берлине, после тяжелой и долгой болезни.
  • Александр (1823—1839)
  • Екатерина (1824—1852), с 1849 года супруга надворного советника Николая Аркадьевича Кочубея (1827—1865), сына А. В. Кочубея, скончалась в Пизе от чахотки.

Напишите отзыв о статье "Столыпин, Аркадий Алексеевич"

Примечания

  1. [nikolsk.inpenza.ru/?p=mezhdurechie Никольский район Пензенской области]
  2. [az.lib.ru/w/wigelx_f_f/text_1856_zapiski.shtml Записки Ф. Ф. Вигеля]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Столыпин, Аркадий Алексеевич

– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.