С тех пор, как уехал Отар
Поделись знанием:
К:Фильмы 2003 года
В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
| С тех пор, как уехал Отар | |
| Depuis qu’Otar est parti… | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Автор сценария |
Роже Бобо |
| В главных ролях | |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания |
Les Films du Poisson, |
| Длительность |
103 мин. |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
| IMDb | |
«С тех пор, как уехал Отар» (фр. Depuis qu’Otar est parti…) — художественный фильм французского режиссёра Джули Бертучелли, снятый по написанному совместно с Бернардом Ренуччи и адаптированному Роже Бобо сценарию в 2003 году.
Первый полнометражный художественный фильм в карьере режиссёра, снимавшей до этого документальное кино. Получил 12 наград и 5 номинаций на различных международных фестивалях.
Сюжет
Действие фильма проходит в Грузии и Франции начала 2000-х годов. Тбилисский врач Отар Гогибашвили уехал на заработки в Париж, устроился подсобным рабочим на стройку, проработал там некоторое время и погиб в результате несчастного случая. В Тбилиси у него остались пожилая мать, сестра и племянница. Сестра, получившая известие о гибели Отара боится рассказать о случившемся больной матери и просит свою дочь Аду продолжать писать письма от имени дяди.
После очередного сердечного приступа мать продаёт собранную не одним поколением книжную коллекцию и, после получения визы, заказывает билеты в Париж. Там, после продолжительных поисков, она узнаёт о гибели сына. Не желая причинять лишнюю боль и уверенная в неведении своих близких, уверяет их, что Отар уехал в Америку. Во время посадки в аэропорту, Ада принимает решение остаться во Франции и прощается с мамой и бабушкой, возвращающимися в Тбилиси.
Персонажи
- Эка — мать двоих детей — Марины и Отара, старающихся выжить в новых экономических условиях. Глубоко порядочная и интеллигентная женщина, влюблённая во французскую культуру, хранительница доставшегося ей по наследству от отца собрания французских книг.
- Марина — сестра Отара, имеет не востребованное высшее техническое образование, вынуждена ради малого заработка торговать на «блошином рынке». Ревнует, считая материнскую любовь к брату более сильной. Воспитывает дочь. Вдова, её муж — офицер, погибший во время войны в Афганистане.
- Ада — дочь Марины. Прекрасно владеет французским языком, вечерами читает бабушке в оригинале романы Марселя Пруста. Любит свою семью, но не видя перспектив (дома, за день работы с французскими представителями, директор одной из фабрик заплатил всего пять лари), остаётся в Париже.
- Тенгиз — друг Марины, принадлежит к поколению интеллектуалов-неудачников. Немногим более финансово состоятельнее семьи Гогибашвили, но всегда готовый прийти на помощь.
- Нико — товарищ Отара, работал с ним на стройке, привёз печальную весть в семью друга и был вынужден скрыть правду, ради спокойствия его матери.
В ролях
- Эстер Горинтин — Эка
- Нино Хомасуридзе — Марина
- Динара Друкарова — Ада
- Темур Каландадзе — Тенгиз
- Русудан Болквадзе — Русико
- Саша Саришвили — Алекси
- Дута Схиртладзе — Нико
- Абделла Мунди — бербер
- Мзия Эристави — Дора
- Миша Эристави — сын Доры
- Александр Махораблишвили — чиновник министерства
- Миша Муджири — директор стекольного завода
Награды и номинации
Награды
- Гран-при жюри «Недели критиков» Каннского фестиваля
- Rail d’or жюри «Недели критиков» Каннского фестиваля
- Премия «Сезар» за лучший дебют
- Награда Кинофестиваля в Довиле за лучший французский сценарий
- Премия «Люмьер» за лучший сценарий
- Награда Синдиката французских кинокритиков за лучший дебют
- Награда Национального совета кинокритиков США
- Приз SIGNIS Гонконгского международного кинофестиваля
- Главный приз Кинофестиваля в Санта-Фе
- Специальный приз международной федерации кинопрессы ФИПРЕССИ Международного венского кинофестиваля Viennale
- Специальное упоминание на Международном кинофестивале в Варшаве
Номинации
- Премия «Сезар» за лучший оригинальный сценарий или адаптацию
- Премия «Сезар» самой многообещающей актрисе
- Премия «European Film Awards» за лучшую режиссуру
- Гран-при Международного кинофестиваля в Братиславе
- Награда Международного кинофестиваля «Молодость» в Киеве за лучший полнометражный фильм
Напишите отзыв о статье "С тех пор, как уехал Отар"
Ссылки
- «С тех пор, как уехал Отар» (англ.) на сайте Internet Movie Database
Отрывок, характеризующий С тех пор, как уехал Отар
В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
