Тер-Гевондян, Тамара Рубеновна
Поделись знанием:
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.
Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
(перенаправлено с «Тамара Тер-Гевондян»)
| Тамара Тер-Гевондян | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Супруг: | |
Тамара Рубеновна Тер-Гевондян (1908—2000) — художница, график, теоретик кино, участница студии «Новая реальность».
Содержание
Биография
Профессиональный живописец, получила высшее художественное образование во ВХУТЕМАС-ВХУТЕИНе, училась у Льва Бруни и Константина Истомина. С 1930-х годов в качестве художника работала в области мультипликации и телекино[1], также выступала в качестве теоретика[2] (соавтор нескольких книг и статей, посвящённых проблемам визуального решения фильма). Тер-Гевондян работала художником-постановщиком на съемках у Г. Шенгелии, М. Калатозова, самых независимых режиссёрах того времени[3].
В 1958 году пришла в студию Элия Белютина «Новая реальность». Вместе со студией «Новая реальность» она прошла все вехи её развития, запрета и переезда, не пропустила ни одной выставки в Абрамцеве с 1964 по 1992 годы. Студия давала ей постоянный творческий импульс, подарила необходимую свободу выражения.
Творчество
«Прослеживая творческий путь Тер-Гевондян от ранних пейзажей до более поздних работ, обобщенных до нескольких линий и штрихов, можно заметить, что почти везде сюжетная составляющая выражена благодаря форме и нарративу, а чувственная — при помощи цветовых решений. Во второй половине 1950-х годов она брала за основу реалистический метод, но через постепенный отказ от формальной изобразительности пришла к экспрессивным красочным композициям 1990-х годов. От почти монохромной графичности Тер-Гевондян перешла к сложной, сочной, динамичной красочности»[4].
Семья
Дед — статистик и общественный деятель Михаил Алексеевич Саблин (1842—1898), дядя — издатель и журналист Владимир Михайлович Саблин (1872—1916). Муж и соавтор — кинооператор, заслуженный деятель искусств РСФСР, профессор ВГИКа Леонид Васильевич Косматов (1900/1901 — 1977)[5].
Выставки
- 1989, февраль-март — Англия, Лондон, галерея Беркли-сквер.
- 1989, июль-август — СССР, Калининград. Государственная художественная галерея. Начиная с этого времени постоянная экспозиция «Новой реальности».
- 1990, февраль — Польша, Варшава, Галерея современного искусства Центрального бюро художественных выставок.
- 1990, декабрь — СССР, Москва, ЦВЗ «Манеж». Ретроспективная выставка «От Манежа до Манежа».
- 1991, май-сентябрь — США, Нью-Йорк, Институт искусств Э. Блюм.
- 1991, декабрь — Франкфурт-на-Майне, Арт — международная художественная ярмарка.
- 1993 — персональная выставка в Киноцентре на Красной Пресне, Москва.
- 2004 — Санкт-Петербург, Русский музей, Мраморный дворец, «За гранью предметности в русском искусстве второй половины XX века»[6].
Публикации
- Л. Косматов, Т. Тер-Гевондян. Современные проблемы изобразительной композиции в кино // «Вопросы киноискусства», выпуск 6, Изд-во Академии наук СССР, 1962
- Косматов Л. В., Тер-Гевондян Т. Р. Первая книга по искусству оператора: композиция и свет в фильме — М.: Бюро пропаганды совет. киноискусства, 1966
- Косматов Л. В., Тер-Гевондян Т. Р. Колорит фильма. (азбука киноколорита) — М.: Союз кинематографистов СССР, 1981
Напишите отзыв о статье "Тер-Гевондян, Тамара Рубеновна"
Примечания
- ↑ [books.google.ru/books?id=_QknAQAAIAAJ&q=%D0%A2%D0%B0%D0%BC%D0%B0%D1%80%D0%B0+%D0%A2%D0%B5%D1%80-%D0%93%D0 Ройтенберг О. Неужели кто-то вспомнил, что мы были…: Из истории художественной жизни. 1925—1935. М., 2008, стр. 45 и 515]
- ↑ [www.free-arts.org/#!belutin-and-belutintsy/c1dsi Белютин и Белютинцы // Н.Молева-Белютина, «Свободные искусства»]
- ↑ Тамара Тер-Гевондян. Официальный сайт Фонда русского абстрактного искусства
- ↑ За гранью предметности/ Альманах, вып. 424. СПб.: Palace Editions. 2014
- ↑ [www.google.ru/search?q=%D0%A2%D0%B5%D1%80-%D0%93%D0%B5%D0%B2%D0%BE%D0%BD%D0%B4%D1%8F%D0%BD+% Чеховиана: Чехов и его окружение / Рос. акад. наук. Науч. совет по истории мировой культуры. Чехов. комис.; Отв. ред. А. М. Турков. — М.: Наука, 1996]
- ↑ [old.spbvedomosti.ru/print.htm?id=10310919@SV_Articles Груз лет новорожденного // В.Михайлов, «Санкт-Петербургский ведомости», № 186 от 03.10.2014]
Ссылки
- [ruabstract.com/artists/39 Тамара Тер-Гевондян на сайте Фонда русского абстрактного искусства]
- [www.rusmuseum.ru/exhib/lenta/exhibition2014/za_granyu_predmetnosti_v_russkom_iskusstve_vtoroj_poloviny_hh_veka/ Выставка «За гранью предметности в русском искусстве второй половины XX века» на сайте Русского музея]
- [bielutin.ru/publ/1-1-0-36 Работы Тамары Тер-Гевондян]
- [tvkultura.ru/article/show/article_id/118942 Телеканал «Культура» о выставке «За гранью предметности» в Русском музее]
См. также
- Элий Белютин
- Владислав Зубарев
- Люциан Грибков
- Вера Преображенская
- Анатолий Сафохин
- Фонд русского абстрактного искусства
Отрывок, характеризующий Тер-Гевондян, Тамара Рубеновна
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.
Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
