Ласточка (теплоход)
 |
Стиль этой статьи неэнциклопедичен или нарушает нормы русского языка. Статью следует исправить согласно стилистическим правилам Википедии.
|
Ласточка (до 199?) — «Павлик Морозов») — пассажирский скоростной речной теплоход типа «Заря» (проект 946), часто называемый «речным трамваем», «речным автобусом», был построен на Московском судостроительном заводе в СССР в 1975 году. Единственный на весь 1,5-миллионный Харьков прогулочный теплоход в новейший период его истории. В 1996—2005 годах совершал прогулочные рейсы по харьковским рекам Лопань и Харьков. Сгорел в дневное время 1 апреля 2005 года при невыясненных обстоятельствах[1].
История теплохода
Теплоход «Ласточка» был построен в 1975 году на Московском судоремонтном заводе, СССР. Предыдущее название судна — «Павлик Морозов» (порт приписки — Днепропетровск). До переезда в Харьков теплоход около двадцати лет бороздил воды Днепра.
В 1996 году усилиями Александра Евгеньевича Сазонова находившийся в плачевном состоянии «Павлик Морозов» был на 30-метровой специальной платформе перевезен из Днепропетровска в Харьков. Работы по восстановлению и переоборудованию велись на реке Харьков за Чигиринским (Горбатым) мостом.
Спустя месяцы напряженной работы отремонтированный и переоборудованный теплоход был проведен под мостами вниз по спущенной (через Гончаровскую плотину) реке Харьков (в том числе под подвесным Рыбным мостом) и занял своё место у построенной в 1930-х годах гранитной пристани на Пролетарской площади.
Вот что говорит сам А. Сазонов о произведенных «переделках»: «У нашего корабля (когда мы всё полностью разобрали) осадка была 17-20 см. Мы выбросили двигатель на 1000 лошадиных сил и поставили на 60 — этого хватало.»
От пристани теплоход доходил до Благовещенского собора, разворачивался у Бурсацкого моста и оттуда по центру Лопани двигался к месту слияния (стрелке) рек Лопани и Харькова. Повернув направо, он шёл до Гончаровской плотины, там разворачивался и возвращался.
Длина маршрута туда и назад составляла пять километров. Другие места реки для «Ласточки» были непроходимы. Одной из преград служил старый подвесной Рыбный мост у цирка. Вначале планировали его убрать или поднять на 1,5 метра (что было осуществлено в 2010 году — мост заменили новым). В данном случае теплоход смог бы удлинить свой путь до Харьковского моста. Но преграду «при жизни» теплохода так и не одолели. Тем не менее, известна попытка удлинения маршрута до Дворца водных видов спорта (ныне «Акварена»), что на север за Бурсацким мостом.
Пожар
1 апреля 2005 года в результате пожара теплоход практически полностью сгорел (высказывались предположения поджога), однако, возможность его восстановления всё же сохранялась[2]. Новый владелец, фирма «Эталон», решила иначе: «Ласточка» была увезена, а вместе с этим и город потерял свой судоходный статус. Дальнейшая судьба судна точно не известна. По одним данным, «Ласточка» была восстановлена и ныне служит как плавучий дом отдыха на Печенежском водохранилище, по другим — она отправилась ржаветь на Сортировку, по третьим — продана на металлолом.
В 2008(?) году «Ласточка» была выкуплена директором базы отдыха «Пролисок» НАУ «ХАИ», и перевезена в Старый Салтов. После смерти директора б/о «Пролисок», уже отремонтированный теплоход был перегнан ближе к Салтовской дамбе. Во время зимних стоянок 2009, 2010, 2011, «Ласточка» стояла в районе б/о Комунальник, летом 2010 года в районе городского пляжа поселка Старый Салтов.
Значение
С 50-х годов XX века реки Харькова оставались несудоходными. С появлением т/х «Ласточка» впервые в новейшей истории Харьков, хоть и на непродолжительное время, но все-таки стал судоходным.
Однако более важна практическая значимость «Ласточки». Реки Харькова были значительно очищены за время её курсирования, пришла рыба, появились ондатры и чайки. Исчез смрадный запах на набережных, вызванный застоем воды в реках, а также миновала опасность подтопления близлежащих к реке домов. Русло реки углубилось до трех метров[3].
Память
В 2011 году к ЕВРО-2012 точно на месте стоянки «Ласточки» у Лопанского моста (река Лопань) была открыта лодочная станция, уже существовавшая в 1930-х годах, под новым названием — лодочная станция «Ласточка».[4]
См. также
Напишите отзыв о статье "Ласточка (теплоход)"
Примечания
- ↑ [polemika.com.ua/news-21662.html Допа считает, что не худо бы углубить харьковские речки и пустить туда трамвайчик]. «Полемика» (10 декабря 2008). Проверено 6 января 2009. [www.webcitation.org/66NrcLZId Архивировано из первоисточника 23 марта 2012].
- ↑ Алина Цыбова. [gortransport.kharkov.ua/news/news.php?news_id=1168 Новости. Сгорел пароход "Ласточка"]. Медиа группа "Объектив" (01.04.05). Проверено 6 января 2009. [www.webcitation.org/66NreEzTW Архивировано из первоисточника 23 марта 2012].
- ↑ Новости. «Ласточка»: разбор полетов. Газета «Слобода», 12 мая 2006.
- ↑ Харьков сегодня. На Лопань и Харьков спустили лодки. Газета «Сегодня», Ххрьковский выпуск, № 94 (4402) от 29 апреля 2012, стр. 8, тираж 77 184 экз.
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Ласточка (теплоход)
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
