Торгованов, Дмитрий Николаевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
 Дмитрий Николаевич Торгованов
Амплуа

линейный

Рост

200 см

Вес

105 кг

Клубы

Прозвище

Пино

Гражданство

Россия Россия

Дата рождения

5 января 1972(1972-01-05) (52 года)

Место рождения

Ленинград, СССР

Дми́трий Никола́евич Торгова́нов (род. 5 января 1972, Ленинград) — российский гандболист и гандбольный тренер. В настоящее время является главным тренером[1] мужской сборной России по гандболу главным тренером гандбольного клуба «Нева» (Санкт-Петербург). Заслуженный мастер спорта России (2000).





Биография

Окончил тренерский факультет Санкт-Петербургской государственной академии физической культуры им. П. Ф. Лесгафта. Выступал за клубы «Нева» (Санкт-Петербург), Wallau-Massenheim, Sport Solingen, Tusen Essen, Rein-Neckar Lowen, HSV Hamburg (все — Германия).

В сборной России с 1992 года. Становился Олимпийским чемпионом, дважды чемпионом мира и один раз чемпионом Европы. Входил в символические сборные команды мира 1993 и Европы 1994. Признавался лучшим нападающим ряда крупных турниров.

Достижения

  • Олимпийский чемпион 2000
  • Бронзовый призёр ОИ 2004
  • Участник ОИ 1996 (5-е место)
  • Чемпион мира 1993, 1997
  • Серебряный призёр ЧМ 1999
  • Чемпион Европы 1996
  • Серебряный призёр ЧЕ 1994, 2000
  • Чемпион России 1993

Напишите отзыв о статье "Торгованов, Дмитрий Николаевич"

Примечания

  1. [www.sovsport.ru/news/text-item/778997 Главным тренером мужской сборной России стал Дмитрий Торгованов]. Советский Спорт. Проверено 11 декабря 2015.

Ссылки

  • Торгованов Дмитрий Николаевич — статья из Большой олимпийской энциклопедии (М., 2006)
  • [staff.lesgaft.spb.ru/1252 Зал славы НГУ имени П. Ф. Лесгафта]
  • Знаменитые люди Санкт-Петербурга [текст] : Биографический словарь / В. Д. Доценко, Г. М. Гетманец, В. М. Йолтуховский. — СПб. : «Аврора-Дизайн», 2005. — Т. 1. — С. 368—369


Отрывок, характеризующий Торгованов, Дмитрий Николаевич

Наташа была спокойнее, но не веселее. Она не только избегала всех внешних условий радости: балов, катанья, концертов, театра; но она ни разу не смеялась так, чтобы из за смеха ее не слышны были слезы. Она не могла петь. Как только начинала она смеяться или пробовала одна сама с собой петь, слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы воспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром, погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива. Смех и пение особенно казались ей кощунством над ее горем. О кокетстве она и не думала ни раза; ей не приходилось даже воздерживаться. Она говорила и чувствовала, что в это время все мужчины были для нее совершенно то же, что шут Настасья Ивановна. Внутренний страж твердо воспрещал ей всякую радость. Да и не было в ней всех прежних интересов жизни из того девичьего, беззаботного, полного надежд склада жизни. Чаще и болезненнее всего вспоминала она осенние месяцы, охоту, дядюшку и святки, проведенные с Nicolas в Отрадном. Что бы она дала, чтобы возвратить хоть один день из того времени! Но уж это навсегда было кончено. Предчувствие не обманывало ее тогда, что то состояние свободы и открытости для всех радостей никогда уже не возвратится больше. Но жить надо было.
Ей отрадно было думать, что она не лучше, как она прежде думала, а хуже и гораздо хуже всех, всех, кто только есть на свете. Но этого мало было. Она знала это и спрашивала себя: «Что ж дальше?А дальше ничего не было. Не было никакой радости в жизни, а жизнь проходила. Наташа, видимо, старалась только никому не быть в тягость и никому не мешать, но для себя ей ничего не нужно было. Она удалялась от всех домашних, и только с братом Петей ей было легко. С ним она любила бывать больше, чем с другими; и иногда, когда была с ним с глазу на глаз, смеялась. Она почти не выезжала из дому и из приезжавших к ним рада была только одному Пьеру. Нельзя было нежнее, осторожнее и вместе с тем серьезнее обращаться, чем обращался с нею граф Безухов. Наташа Осссознательно чувствовала эту нежность обращения и потому находила большое удовольствие в его обществе. Но она даже не была благодарна ему за его нежность; ничто хорошее со стороны Пьера не казалось ей усилием. Пьеру, казалось, так естественно быть добрым со всеми, что не было никакой заслуги в его доброте. Иногда Наташа замечала смущение и неловкость Пьера в ее присутствии, в особенности, когда он хотел сделать для нее что нибудь приятное или когда он боялся, чтобы что нибудь в разговоре не навело Наташу на тяжелые воспоминания. Она замечала это и приписывала это его общей доброте и застенчивости, которая, по ее понятиям, таковая же, как с нею, должна была быть и со всеми. После тех нечаянных слов о том, что, ежели бы он был свободен, он на коленях бы просил ее руки и любви, сказанных в минуту такого сильного волнения для нее, Пьер никогда не говорил ничего о своих чувствах к Наташе; и для нее было очевидно, что те слова, тогда так утешившие ее, были сказаны, как говорятся всякие бессмысленные слова для утешения плачущего ребенка. Не оттого, что Пьер был женатый человек, но оттого, что Наташа чувствовала между собою и им в высшей степени ту силу нравственных преград – отсутствие которой она чувствовала с Kyрагиным, – ей никогда в голову не приходило, чтобы из ее отношений с Пьером могла выйти не только любовь с ее или, еще менее, с его стороны, но даже и тот род нежной, признающей себя, поэтической дружбы между мужчиной и женщиной, которой она знала несколько примеров.
В конце Петровского поста Аграфена Ивановна Белова, отрадненская соседка Ростовых, приехала в Москву поклониться московским угодникам. Она предложила Наташе говеть, и Наташа с радостью ухватилась за эту мысль. Несмотря на запрещение доктора выходить рано утром, Наташа настояла на том, чтобы говеть, и говеть не так, как говели обыкновенно в доме Ростовых, то есть отслушать на дому три службы, а чтобы говеть так, как говела Аграфена Ивановна, то есть всю неделю, не пропуская ни одной вечерни, обедни или заутрени.