Уайт, Генри Керк

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Уайт, Генри Кирк»)
Перейти к: навигация, поиск
Генри Керк Уайт
Henry Kirke White
Гражданство:

Великобритания Великобритания

Род деятельности:

поэт

Язык произведений:

английский

Генри Керк Уайт (англ. Henry Kirke White; 1785—1806) — английский поэт; представитель так называемой «кладбищенской поэзии».



Биография

Генри Керк Уайт родился 21 марта 1785 года в английском графстве Ноттингемшир в городе Ноттингеме в семье мясника; отец надеялся что он продолжит его дело, но мальчик с детства тяготел к литературе.

Первый сборник стихов Уайта появился в 1803 году; одно из самых удачных сочинений в нём было озаглавлено «Clifton Grove», написанное в духе Оливера Гольдсмита. Несмотря на 17-летний возраст автора, критика сурово отнеслась к нему, и только поэт-романтик и представитель «озёрной школы» Роберт Саути обратил внимание на молодого поэта, сблизился с ним и до самой смерти Уайта помогал ему словом и делом, выхлопотал для него право поступить в Кембриджский университет, и предоставлял ему работу[1].

После смерти Уайта, Соути издал сборник оставшихся после него стихотворений, под заглавием: «The Remains of H. K. White published with a life by R. Southey», 2 vol.; в критическом очерке, предпосланном изданию, Соути ставит поэта наряду с Томасом Чаттертоном[1].

Генри Керк Уайт, несмотря на раннюю смерть и небольшое количество написанных им стихотворений был очень популярен на своей родине. Сборники его выдержали много изданий; Байрон говорил о нем с умилением (в «English bards and Scotch reviewers»); многие критики признают большие поэтические достоинства за молодым поэтом. Причина его популярности среди читающей публики объясняется тем, что он певец чувств понятных всякому, что его поэзия нежна, чиста и красива, а сама его короткая жизнь его представляет собой изумительный пример любви к знанию и искусству, которым он оставался верен среди беспрестанной, тяжелой борьбы за существование[1].

Среди его лучших стихотворений можно назвать: «To an early Primrose», «Star of Betlehem», «The Church-yard», «Ode to Disappointment», «I am pleased and yet I’m sad»[1].

Генри Керк Уайт умер 19 октября 1806 года; многие библиографы, в частности, З. А. Венгерова, называют главной причиной его ранней смерти — непосильный труд[1].

Напишите отзыв о статье "Уайт, Генри Керк"

Примечания

Ссылки

  • [venn.lib.cam.ac.uk/cgi-bin/search.pl?sur=&suro=c&fir=&firo=c&cit=&cito=c&c=all&tex=%22WHT804HK%22&sye=&eye=&col=all&maxcount=50 Henry Kirke White]  (англ.).

Отрывок, характеризующий Уайт, Генри Керк

Разговор с графом Растопчиным, его тон озабоченности и поспешности, встреча с курьером, беззаботно рассказывавшим о том, как дурно идут дела в армии, слухи о найденных в Москве шпионах, о бумаге, ходящей по Москве, в которой сказано, что Наполеон до осени обещает быть в обеих русских столицах, разговор об ожидаемом назавтра приезде государя – все это с новой силой возбуждало в Пьере то чувство волнения и ожидания, которое не оставляло его со времени появления кометы и в особенности с начала войны.
Пьеру давно уже приходила мысль поступить в военную службу, и он бы исполнил ее, ежели бы не мешала ему, во первых, принадлежность его к тому масонскому обществу, с которым он был связан клятвой и которое проповедывало вечный мир и уничтожение войны, и, во вторых, то, что ему, глядя на большое количество москвичей, надевших мундиры и проповедывающих патриотизм, было почему то совестно предпринять такой шаг. Главная же причина, по которой он не приводил в исполнение своего намерения поступить в военную службу, состояла в том неясном представлении, что он l'Russe Besuhof, имеющий значение звериного числа 666, что его участие в великом деле положения предела власти зверю, глаголящему велика и хульна, определено предвечно и что поэтому ему не должно предпринимать ничего и ждать того, что должно совершиться.


У Ростовых, как и всегда по воскресениям, обедал кое кто из близких знакомых.
Пьер приехал раньше, чтобы застать их одних.
Пьер за этот год так потолстел, что он был бы уродлив, ежели бы он не был так велик ростом, крупен членами и не был так силен, что, очевидно, легко носил свою толщину.
Он, пыхтя и что то бормоча про себя, вошел на лестницу. Кучер его уже не спрашивал, дожидаться ли. Он знал, что когда граф у Ростовых, то до двенадцатого часу. Лакеи Ростовых радостно бросились снимать с него плащ и принимать палку и шляпу. Пьер, по привычке клубной, и палку и шляпу оставлял в передней.
Первое лицо, которое он увидал у Ростовых, была Наташа. Еще прежде, чем он увидал ее, он, снимая плащ в передней, услыхал ее. Она пела солфеджи в зале. Он внал, что она не пела со времени своей болезни, и потому звук ее голоса удивил и обрадовал его. Он тихо отворил дверь и увидал Наташу в ее лиловом платье, в котором она была у обедни, прохаживающуюся по комнате и поющую. Она шла задом к нему, когда он отворил дверь, но когда она круто повернулась и увидала его толстое, удивленное лицо, она покраснела и быстро подошла к нему.
– Я хочу попробовать опять петь, – сказала она. – Все таки это занятие, – прибавила она, как будто извиняясь.
– И прекрасно.
– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.