Угандийско-танзанийская война

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Угандийско-танзанийская война

Уганда и Танзания на карте Африки
Дата

30 октября 1978 года11 апреля 1979 года

Место

Уганда, Танзания

Итог

Победа Танзании
Свержение режима Иди Амина

Противники
Уганда Уганда

Ливия
ООП[1]

Танзания Танзания

Фронт национального освобождения Уганды
Мозамбик[1]

Командующие
Иди Амин

Муаммар Каддафи

Джулиус Ньерере

Тито Окелло
Йовери Мусевени
Дэвид Ойюте-Ойок
Самора Машел

Силы сторон
70 000 солдат

2500 — 3000 солдат[2]
200 — 300 боевиков[3]

45 000 солдат[1]

ФНОУ: около 1000 боевиков[3]
1 батальон

Потери
ок. 1000 убитых

ок. 600 убитых[1]

500 убитых

ФНОУ: 200 убитых[1]

Общие потери
1500 мирных жителей Танзании и 500 Уганды убито[1]

Угандийско-танзанийская война — вооружённый конфликт между Угандой и Танзанией, произошедший в 19781979 годах. Танзании в ходе конфликта оказали поддержку силы угандийской оппозиции и Мозамбик, Уганде — Ливия и частично палестинские боевики из ООП. Результатом конфликта стала военная победа Танзании, свержение в Уганде режима Иди Амина и приход к власти ФНОУ.





Предпосылки

Придя к власти в Уганде в результате переворота 1971 года, Иди Амин быстро получил международную известность благодаря своим экстравагантным заявлениям. В то же время он установил в стране один из наиболее деспотичных режимов Африки. Оппозиция Амину была жестоко подавлена; многие её представители, включая свергнутого президента Милтона Оботе, эмигрировали в соседнюю Танзанию. Это вызвало напряжённость в отношениях между двумя странами, особенно после того, как оппозиционеры неудачно попытались совершить военное вторжение в Уганду для свержения Амина.

Осенью 1978 года произошло восстание в угандийской армии. Вскоре восставшие укрепились в южных районах страны и начали получать помощь от эмигрантов в Танзании. Иди Амин использовал этот факт, чтобы обвинить Танзанию в агрессии. 1 ноября 1978 года угандийская армия вторглась на территорию соседней страны и быстро оккупировала район к западу от озера Виктория. Между двумя странами началась война.

Ход войны

Вооружённые силы Танзании были мобилизованы, что позволило увеличить их численность более чем в два раза (с 40 до 100 тысяч человек). К ним примкнули группы угандийской оппозиции, объединившиеся в Национально-освободительную армию Уганды. После того, как угандийские войска были выбиты с территории Танзании (дек. 1978), президент страны Джулиус Ньерере принял решение продолжать боевые действия вплоть до свержения режима Иди Амина. В конфликт на стороне Уганды вмешалась Ливия (ливийского лидера Муаммара Каддафи сподвигли на это антиизраильские выступления Амина и то, что он был очень дружен с Иди Амином). В страну прибыли экспедиционные ливийские войска (ок. 3 тыс. человек). Несмотря на это, танзанийская армия продолжала продвигаться вглубь Уганды. 11 апреля 1979 года была взята столица страны Кампала, и война фактически завершилась.

Последствия

Иди Амин бежал в Ливию, а впоследствии перебрался в Саудовскую Аравию, где и прожил до своей смерти в 2003 году. Между вернувшимися в Уганду оппозиционными группировками началась борьба за власть, вылившаяся в гражданскую войну 19811986 годов.

См. также

Напишите отзыв о статье "Угандийско-танзанийская война"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 [www.unomaha.edu/itwsjr/ThirdXII/AchesonBrownTanzaniaVol12.pdf The Tanzanian Invasion of Uganda: A Just War?]
  2. Kenneth M. Pollack. Arabs at War: Military Effectiveness 1948-91. Lincoln and London: University of Nebraska Press, 2002. P. 369—373, ISBN 0-8032-3733-2
  3. 1 2 [memory.loc.gov/cgi-bin/query/r?frd/cstdy:@field%28DOCID+ug0140%29 Idi Amin and Military Rule]

Отрывок, характеризующий Угандийско-танзанийская война



Ночь была темная, теплая, осенняя. Шел дождик уже четвертый день. Два раза переменив лошадей и в полтора часа проскакав тридцать верст по грязной вязкой дороге, Болховитинов во втором часу ночи был в Леташевке. Слезши у избы, на плетневом заборе которой была вывеска: «Главный штаб», и бросив лошадь, он вошел в темные сени.
– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.