Бексултанов, Умар Ахматсултанович

Умар Ахматсултанович Бексултанов
Род деятельности:	композитор, педагог
Дата рождения:	20 октября 1937(1937-10-20)
Место рождения:	Чечен-Аул, Грозненский район, Чечено-Ингушская АССР, РСФСР, СССР
Дата смерти:	6 декабря 2014(2014-12-06) (77 лет)
Место смерти:	Грозный, Чечня, Россия
Награды и премии:	Заслуженный деятель искусств ЧИАССР; Заслуженный деятель искусств Чеченской республики; Медаль «За высокие заслуги» Министерства культуры ЧР.

Ума́р Ахматсулта́нович Бексулта́нов (20 октября 1937 года, Чечен-Аул, Грозненский район, Чечено-Ингушская АССР, РСФСР, СССР — 6 декабря 2014 года, Грозный, Чечня, Россия) — композитор, педагог, Заслуженный деятель искусств Чечено-Ингушской АССР, Заслуженный деятель искусств Чеченской Республики, автор музыки гимна Чеченской республики.

Биография

Родился в селе Чечен-Аул. Отец был трактористом, мать — домохозяйкой. При депортации 23 февраля 1944 года мать была разобщена с мужем и детьми. Умар разыскал её только в 1960 году. Умар с отцом и младшей сестрой оказались в Киргизии. Отец вскоре умер от силикоза. Дети были помещены в детский дом села Беловодское. В 1946 году Умара перевели в детский дом села Панфиловка, где была семилетняя школа.

Умар начал играть на трубе в школьном духовом оркестре. В 1953 году, после окончания школы, поступил в класс трубы С. М. Вайндорфа в музыкально-хореографическом училище города Фрунзе. Через год по состоянию здоровья перевёлся из класса трубы в класс ударных инструментов. В 1956 году начал заниматься композицией в кружке, организованном композитором и пианистом, молодым выпускником Ленинградской консерватории Германом Окуневым.

С 1957 по 1959 годы играл на ударных инструментах в оркестре киргизских народных инструментов, дирижёром которого был Борис Вениаминович Феферман, продолжая одновременно занятия композицией с Г. Г. Окуневым. В 1959 году по рекомендации Г. Г. Окунева поступил в Ленинградскую государственную консерваторию им. Римского-Корсакова на теоретическо-композиторский факультет, в класс композитора О. А. Евлахова, и после её окончания в 1964 году работал преподавателем республиканского музыкального училища, затем его директором. С 1966 по 1970 года был художественным руководителем Чечено-Ингушской государственной филармонии. С 1996 года — доцент кафедры «Музыкальное образование» Чеченского государственного педагогического института.

Член Союза композиторов СССР с 1967 года. В 1974 году удостоен звания «Заслуженный деятель искусств ЧИАССР». В ноябре 2012 года награждён медалью «За высокие заслуги» Министерства культуры Чеченской республики. 2 марта 2013 года ему было присвоено звание «Заслуженный деятель искусств Чеченской Республики».

Основные произведения

• балет «Три поросенка» (1963)
• эпическая оратория к 100-летию В. И. Ленина (слова Н. Мурзаева, 1968)
• кантата «Ленинский комсомол» (1970)
• оратория «Дорогой Октября»
• Симфония «Героическая»
• Симфония «За власть Советов» (1971)
• Симфоническая поэма «Сказание гор» (1963)
• Симфоническая поэма «Гамар» (1964)
• «Пионерская увертюра» (1962)
• сюита "Родной мой край (1963)
• сюита «Лирические картинки» (1966)
• «Забавная сюита» (1969)
• Концерт для фортепиано с оркестром(1967)
• Вокальный цикл «Времена года»
• Гимн Чеченской республики

Ссылки

• [www.mkchr.com/main.mhtml?Part=31&PubID=733/ Умар Бексултанов]. Министерство культуры Чеченской республики. Проверено 29 апреля 2013. [www.webcitation.org/6GGJRA72I Архивировано из первоисточника 30 апреля 2013].
• А. Романовский. [sites.google.com/site/grozmuzu4/prepodavateli-kartoteka/to-1/beksultanov_ua Бексултанов Умар Ахматсултанович]. Грозненское музыкальное училище 1936-1996 (24 марта 2013).
• С. Атабаев. [www.grozny-inform.ru/main.mhtml?Part=14&PubID=4753 Моя главная песня - жизнь]. «Вести республики» № 1-2, 1 января 2008 г. Grozny-inform. Новости республики (12 января 2008). Проверено 29 апреля 2013. [www.webcitation.org/6GGJTmsSz Архивировано из первоисточника 30 апреля 2013].

Музыка   Чечня   Персоналии

Отрывок, характеризующий Бексултанов, Умар Ахматсултанович

– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.


Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.
– Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах, – говорил Пьер.
Князь Андрей, молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.