Феона, Алексей Николаевич

Слово «Феона» имеет и другие значения.

Феона Алексей Николаевич (18 марта 1879, Бельцы — 20 сентября 1949, Ленинград) — выдающийся деятель советской оперетты, актер и режиссёр, заслуженный деятель искусств РСФСР (1941), народный артист Карельской АССР (1943), организатор Ленинградского театра музыкальной комедии.

В 1937 и 1940 ставил оперетты в театре музыкальной комедии (ныне — театр оперетты).

Биография

Родился 30 марта (18 марта) 1879(18790318) в Бельцах в семье бессарабского помещика, который впоследствии стал Кишиневским мировым судьей. Алексей сначала учился в Одессе, а со временем переехал в Петербург учиться в университете. Из-за желания стать актером бросил университет и перешел в драматическую школу при Александринском театре (класс актерского мастерства В. М. Давыдова (И. М. Горелова)), учился пению в И. В. Тартакова. После окончания этой школы в 1905 году становится актером петербургского драматического театра. Ф. Комиссаржевской, с 1911 — петербургских театров оперетты «Буфф» и «Палас».

В 1913 году выступал в Киеве в составе труппы антрепренера Н. П. Ливского (Ливенсона), исполнял главную роль в оперетте «Маленький король» Имре Кальмана.

Как режиссёр начал работу в 1917 в Петроградском театре «Буфф» постановщиком оперетт «Цыганская любовь» Легара и «Сильва» Кальмана (первая постановка в России).

В 1919 в Ленинградском театре оперы и балета поставил оперу «Фауст» (партию Мефистофеля исполнял Ф. И. Шаляпин).

В 1919-1927 — режиссёр Ленинградского Малого оперного театра, где осуществил постановку ряда спектаклей, в частности «Алеко» С. Рахманинова (совместно с Ф. Шаляпиным, который выполнял также заглавную партию), «Луиза» Г. Шарпантье, «Студент-попрошайка» Карла Миллекера. Также продолжал актерскую работу в различных ленинградских театрах.

Организовал в 1928, Ленинградский театр музыкальной комедии (1929-1931, 1934-1930, 1941-1942, режиссёр и художественный руководитель).

В 1937-1941, 1945-1948 — художественный руководитель Ленинградского областного театра оперетты.

В 1942-1944 — художественный руководитель театра музыкальной комедии Карельской АССР.

В разные годы ставил спектакли в Московском театре оперетты, в театрах музыкальной комедии Киева, Харькова, Одессы, Риги, а также в Ленинградском мюзик-холле.

В 1937 и 1940 ставил оперетты в театре музыкальной комедии. «Пародийная Оффенбахова оперетта „Синяя борода“ в постановке известного ленинградского режиссёра А. Феона становится значительной художественной победой киевского коллектива. А. Феона вслед за С. Каргальським открыл волшебную прелесть опереточной классики».

Ушел из жизни 20 сентября 1949. Похоронен в Москве на Ваганьковском кладбище .

Его сын Алексей Алексеевич Феона (1919-1977) был известным артистом Московского театра оперетты

Роли

• Лярус («Ева» Ф. Легара)
• Король Чуланглинглонг («Король веселится» Р. Нельсона)
• Ферфакс («Гейша» С. Джонса)
• Граф Данило («Веселая вдова» Ф. Легара)
• Эдвин и Бони («Сильва» И. Кальмана)
• Гаспар («Корнуолльские колокола» Р. Планкета)
• Флоридор («Нитуш» Ф. Эрве).

Снялся в фильмах Владимира Гардина «Кастусь Калиновский» и «Поэт и царь» (оба — 1927).

Постановки

• «Алеко» С. Рахманинова (совместно с Ф. Шаляпиным)
• «Луиза» Г. Шарпантье
• «Студент-попрошайка» Карла Миллекера
• «Цыганская любовь» Ф. Легара
• «Сильва» И. Кальмана (1917, первая постановка в России)
• «Синяя борода» Ж. Оффенбаха (постановка в Киевском театре музыкальной комедии)

Ссылки

• [actoria.ru/?p=1286 Феона А. Н. // Музыкальная энциклопедия](рус.)
• [www.teatralspb.ru/newsall/5/1041/ Театральные новости Петербурга](рус.)

Отрывок, характеризующий Феона, Алексей Николаевич

M lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, желавшей с глазу на глаз поговорить с Наташей, не выходила из комнаты и держала твердо разговор о московских удовольствиях и театрах. Наташа была оскорблена замешательством, происшедшим в передней, беспокойством своего отца и неестественным тоном княжны, которая – ей казалось – делала милость, принимая ее. И потом всё ей было неприятно. Княжна Марья ей не нравилась. Она казалась ей очень дурной собою, притворной и сухою. Наташа вдруг нравственно съёжилась и приняла невольно такой небрежный тон, который еще более отталкивал от нее княжну Марью. После пяти минут тяжелого, притворного разговора, послышались приближающиеся быстрые шаги в туфлях. Лицо княжны Марьи выразило испуг, дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.
– Ах, сударыня, – заговорил он, – сударыня, графиня… графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня. Видит Бог не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме. Извинить прошу… видит Бог не знал, – повторил он так не натурально, ударяя на слово Бог и так неприятно, что княжна Марья стояла, опустив глаза, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу. Наташа, встав и присев, тоже не знала, что ей делать. Одна m lle Bourienne приятно улыбалась.
– Прошу извинить, прошу извинить! Видит Бог не знал, – пробурчал старик и, осмотрев с головы до ног Наташу, вышел. M lle Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя. Наташа и княжна Марья молча смотрели друг на друга, и чем дольше они молча смотрели друг на друга, не высказывая того, что им нужно было высказать, тем недоброжелательнее они думали друг о друге.
Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и провести с ней полчаса, ничего не сказав о князе Андрее. «Ведь я не могла же начать первая говорить о нем при этой француженке», думала Наташа. Княжна Марья между тем мучилась тем же самым. Она знала, что ей надо было сказать Наташе, но она не могла этого сделать и потому, что m lle Bourienne мешала ей, и потому, что она сама не знала, отчего ей так тяжело было начать говорить об этом браке. Когда уже граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело вздохнув, сказала: «Постойте, мне надо…» Наташа насмешливо, сама не зная над чем, смотрела на княжну Марью.
– Милая Натали, – сказала княжна Марья, – знайте, что я рада тому, что брат нашел счастье… – Она остановилась, чувствуя, что она говорит неправду. Наташа заметила эту остановку и угадала причину ее.
– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.


В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.