Белль, Филипп фон
| Филипп Шалль фон Белль нем. Philipp Schall von Bell | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 1558 — 1560 | |||
| Предшественник: | Кристоф фон Нойхоф | ||
| Смерть: | 1560 Москва | ||
Филипп Шалль фон Белль (ум. декабрь 1560, Москва) — последний ландмаршал Ливонского ордена (1558—1560), участник Ливонской войны с Русским государством.
Биография
Считается, что он происходил из вестфальского дворянского рода. Его братом был комтур Кулдиги Вернер фон Белль.
Около 1540 года Филипп фон Белль вступил в Ливонский орден. В 1545 году был назначен вице-комтуром Риги. В 1551 году Филипп фон Белль стал комтуром Мариенбурга. В 1558 году после начала Ливонской войны он был назначен последним ландмаршалом Ливонского ордена.
Летом 1560 года большая русская рать (60 тыс. чел.) под предводительством воевод князя И. Ф. Мстиславского, М. Я. Морозова и А. Ф. Адашева вторглась в ливонские владения. Целью похода стала ливонская крепость Феллин (Вильянди). Главные воеводы отправили вперед 12-тысячное войско под командованием князя В. И. Барбашина. Ливонский ландмаршал Филипп фон Белль собрал небольшое орденское войско (около 1 тыс. чел.) и смело выступил против русской армии.
2 августа 1560 года произошла битва под Эрмесом. Ландмаршал Филипп фон Белль с главными силами напал на передовой русский корпус князя В. И. Барбашина. В бою русская конница разгромила и уничтожила отряд немецких рыцарей под руководством ландмаршала Филиппа фон Белля, пытавшихся внезапно атаковать отдыхавших на краю леса русских всадников. Ливонские рыцари-крестоносцы были окружены и наголову разбиты. Среди убитых и взятых в плен ливонцев оказался 261 рыцарь. В плен были взяты 120 рыцарей и 11 орденских комтуров, в том числе и сам ландмаршал Филипп фон Белль, лучший военачальник Ливонского ордена.
Вначале русские воеводы относились к захваченным в плен орденским командирам с уважением, надеясь, что это поможет им обеспечить себе лояльность при дальнейшем завоевании Ливонии. Сам Филипп фон Белль и другие комтуры были отправлены ко двору русского царя Ивана Грозного в Москву. На аудиенции ландмаршал вел себя дерзко и вызвал гнев царя, который приказал казнить пленников. Филипп фон Белль, его брат Бернт и еще трое рыцарей были обезглавлены, а их тела брошены собакам.
Бывший дерптский епископ Герман фон Везель, находившийся пленником в Москве, смог исходатайствовать перед царем о возможности похоронить тела казненных по католическому обряду вне стен Москвы. В 1823 году К. Ф. Калайдович обнаружил надгробную плиту брата Филиппа — Бернта фон Белля [1] в замостке тротуара на Мытном дворе, около Конной площади вблизи Серпуховской заставы. Плита была отдана в Румянцевский музей, а затем передана в Московский Кремль.
Напишите отзыв о статье "Белль, Филипп фон"
Примечания
- ↑ Гращенков, А. В. (1989). «[www.kreml.ru/fi/c5m5/i1204/v06s07_Grashenkov.pdf Надгробная плита ливонского рыцаря Бернта фон Белля]». Материалы и исследования. История и реставрация памятников Московского Кремля) VI: 61–63.
Источники
- De Madariaga Isabel, Ivan the Terrible: first tsar of Russia, Yale 2006
- Волков В. «Войны и войска Московского государства», «Эксмо», Москва, 2004 г. ISBN 5-699-05914-8, ст. 179—180
Отрывок, характеризующий Белль, Филипп фон
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
