Калайдович, Константин Фёдорович

Калайдович, Константин Фёдорович
Константин Фёдорович Калайдович
Род деятельности:	археолог, филолог
Дата рождения:	1792(1792)
Место рождения:	Ельня или Елец
Дата смерти:	19 апреля (1 мая) 1832(1832-05-01)
Отец:	Фёдор Дмитриевич Калайдович

Константин Фёдорович Калайдович (1792, Елец, по другим сведениям Ельня — 19 апреля (1 мая) 1832, по другим сведениям 9 (21) мая 1832) — российский археолог и филолог.

Биография

Сын Ф. Д. Калайдовича, брат Ивана и Петра Калайдовичей; самый известный член этой семьи. Учился на словесном отделении Московского университета (1807—1810). Его наставником был профессор Р. Ф. Тимковский; по воспоминаниям Калайдовича в письме к С. Н. Глинке, он в то время часто посещал Карамзина, был много обязан Платону Петровичу Бекетову. Ещё в 1810 году он был принят в общество испытателей природы, а потом занялся литературою и древностями и с 1811 года был действительным членом в московских обществах любителей словесности и истории и древностей. Начал печататься в «Вестнике Европы», с 1813 года — преимущественно статьи археологического содержания. В 1811—1812 годах преподавал историю в Благородном пансионе и университетской гимназии. В 1812 году служил в Московском ополчении, а по окончании войны числился в ведомстве Московского университета. 28 апреля 1813 года перешёл в Московский архив иностранных дел. В 1815 году он был объявлен сумасшедшим, полгода провёл в доме для умалишённых, а потом жил в Николо-Пешношской обители, которую и описал; в 1816 году жил в Калуге, где обнаружил экземпляр рукописи Кирши Данилова «Древнерусские стихотворения»; она была издана Калайдовичем в 1818 году с обстоятельным предисловием, представляющим первый опыт исследования русского былинного эпоса.

В 1817 году Калайдович был приглашён в археологический кружок канцлера графа Румянцева, который поручил ему для издания II—IV томы предпринятого им «Собрания государственных грамот». В этом же году в Воскресенском монастыре им был обнаружен знаменитый «Изборник Святослава 1073 года».

В 1822 году К. Ф. Калайдович получил Орден Святой Анны; в 1824 году императрицей Елизаветой Алексеевной был пожалован золотой табакеркой; в 1826 году пожалован бриллиантовым перстнем и орденом Орденом Святого Владимира 4-й степени.

В 1825 году захворал «нервическим расслаблением». В 1828 году Калайдович имел намерение издавать журнал «Русский Зритель», но тяжёлая душевная болезнь остановила его редакторскую деятельность. Хотя через год психическая болезнь прошла, телесные болезни привели к его смерти в 1832 году.

Кроме «Вестника Европы», его труды были напечатаны в «Северном архиве» (1823), «Сыне отечества» и в Трудах обществ: истории и древностей Российских; любителей словесности.

Калайдович был женат, с 1820 года, на дочери бронницкого уездного судьи Екатерине Никитичне Исаковой и имел сына и дочь.

Сочинения

• Плоды трудов моих, или Сочинения и переводы. М., 1808.
• Известие о древностях славяно-русских и об Игнатии Ферапонтовиче Ферапонтове, первом собирателе оных. М., 1811.
• Древние русские стихотворения. М., 1814, 1818 (2-е изд.).
• Русские достопамятности, ч. I. М., 1815 (издание Общества истории и древностей).
• Законы Вел. Кн. Иоанна Васильевича и Судебник Царя и Вел. Кн. Иоанна Васильевича, с дополнительными указами. М., 1819.
• Памятники русской словесности XII века. М., 1821.
• Письма к А. Ф. Малиновскому об археологических исследованиях в Рязанской губернии, с рисунками. М., 1823.
• [www.memoirs.ru/rarhtml/Kala_RA69_10.htm Письмо К. Ф. Калайдовича к преосвященному Амвросию (сочинителю Истории российской иерархии) // Русский архив, 1869. — Вып. 10. — Стб. 1715—1717.]
• Иоанн, экзарх Болгарский. М., 1824, в лист, со снимками.
• Историческое и топографическое описание мужского общежительного монастыря св. чудотворца Николая, что на Песношах. М., 1837, с рис.
• Описание рукописей Толстого.
• Отрывок его записок в «Летописях русской литературы» Тихонравова, IV, стр. 81—116.

Подготовка к изданию

• Григорович И. И. Исторический и хронологический опыт о посадниках новгородских : из древних русских летописей. М., 1821. Автор в книге не указан.[imwerden.de/cat/modules.php?name=books&pa=showbook&pid=1956 pdf]

О нём

• П.А.Бессонов К. Ф. Калайдович (биографический очерк), М., 1861 (из «Русской беседы», кн. 2, 1860); статья 2-я, М., 1862 (из «Чтений общ. ист.», кн. III; здесь его бумаги, письма, отрывки сочинений).
• Статьи П. Ефремова и Н. Сушкова в газете «Наше время», 1863, № 15 и 32.
• Ширяев Н. Л. [www.memoirs.ru/rarhtml/Shiriaev_IV93_1.htm Памяти К. Ф. Калайдовича // Исторический вестник, 1893. — Т. 51. — № 1. — С. 257—260.]

Литература

• Г. Геннади. Справочный словарь о русских писателях и ученых, умерших в XVIII и XIX столетиях, и список русских книг с 1725 по 1825. Том 2 (Ж — М) с дополнениями Н. Собко. Берлин: типогр. Розенталя и Ко., 1880. [Репринт как том 156/2 в серии «Slavic printings and reprintings», The Hague, Paris: Mouton; Vaduz: Europe printing, 1969.]
• Калайдович, Константин Федорович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Калайдович, Константин Фёдорович

– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.