Фоленго, Теофило

Теофило Фоленго

Теофи́ло Фоле́нго (8 ноября 1491-9 декабря 1544) — итальянский поэт, наиболее видный представитель так называемой макаронической поэзии.

Биография

Родился близ Мантуи. Поступил в монастырь бенедиктинского ордена, но вследствие раздоров, возникших в монастыре, бежал из монастыря в 1515 г. вместе с любимой женщиной, Джироламой Дедией, и отправился в Болонью, где изучал натурфилософию у Помпонацци. После нескольких лет бурно проведенной жизни Фоленго возвратился в монастырь, но преследования со стороны Скваргиалупи, на которого он часто нападал в своих сочинениях, заставили его вновь покинуть монастырь (около 1525 г.). Он нашел убежище у Орсини, сыну которого давал уроки. Несмотря на сочувствие Реформации, Фоленго не порывал окончательно с католицизмом и в 1526 г., по смерти Скваргиалупи, вновь добился возвращения в монастырь; при этом условия приема в монастырь от него и брата его потребовали, чтобы они жили некоторое время в уединении. Они удалились в Капо ди Минерва. Наконец, в 1534 г. он был окончательно принят в монастырь и в 1537 г. был сделан настоятелем в Santa Maria delle Ciambre (близ Палермо). В 1543 г. Фоленго отправился в монастырь S.-Croce в Кампезе, близ Бассано, где и умер.

Творчество

Первые поэмы Фоленго — «Moschaea» и «Zanitonella». Все эти произведения написаны макароническим языком.

«Moschaea»

«Moschaea» — комическая поэма, написанная в подражание приписываемой Гомеру «Батрахомиомахии»; она повествует о войне мух с комарами и представляет собой сатиру на бесчисленные мелкие войны между различными итальянскими государствами, возникавшие большей частью по ничтожным поводам, но приводившие нередко к весьма печальным результатам. Фоленго заимствует для своих описаний черты и приемы из Ариосто и из классических образцов и самым серьёзным и даже патетическим тоном описывает битвы насекомых.

«Zanitonella»

«Zanitonella» — сборник эклог и других стихотворений, которым он дал странные названия Sonolegiae и Strambottolegiae (размер заимствован из латинских элегий, а число стихов соответствует числу их в итальянских сонетах и Strambotti). Здесь воспевается в карикатурном виде любовь Тонелло к Занине и пародируются любовные канцоны сентиментально-слащавых подражателей Петрарки. В эклогах вместо воображаемых аркадских пастушков выступают на сцену действительные крестьяне, причем их глупость и грязь изображены хотя и преувеличенно, но в сущности верно.

«Maccaronea»

Третье и главнейшее произведение Фоленго, в котором талант его достигает кульминационной точки развития, — «Maccaronea» — издано было в трех редакциях. Первая относится к 1517 г., 2-я — к 1521 г.

Герой поэмы Бальд благодаря своей силе и заносчивости держит в страхе всех жителей своей местности. Хитростью удается его посадить в тюрьму. Оттуда его освобождают его друзья, вместе с которыми он собирает шайку забияк, отправляется искать приключений, подвергается бурям на море, битвам с пиратами, уничтожает чары, убивает ведьм и чудовищ и достигает даже ада. В аду Бальд и товарищи встречают макаронического пророка, который предсказывает им их судьбу. Затем они приходят к гигантской тыкве, где находятся непризнанные философы, поэты и другие шарлатаны. Здесь Фоленго внезапно прерывает повествование.

В общем, эта поэма представляет, с одной стороны, пародию на рыцарские романы и поэмы, классический эпос, а также на язык гуманистической культуры, и культуру как таковую, с другой — грандиозную сатиру на нравы того времени. Как и в более ранних произведениях, Фоленго применяет здесь возвышенный эпический стиль, представляющий комический контраст с далеко не героическими деяниями героев поэмы. По временам повествование прерывается торжественными обращениями к музам (макароническим) с просьбой вдохновить его и помочь ему в его труде. Сатирический элемент особенно ярко проявляется в описании жизни монахов монастыря Convento della Motella, развратных, грубо-невежественных, прожорливых и лицемерных: «желудок — их Бог, еда — их закон, бутылка — их священное писание». Замечателен воспроизведенный впоследствии у Рабле рассказ старика, державшего гостиницу при входе в Рай и оставившего это место ввиду его невыгодности, так как в Рай приходили одни только нищие, а короли, Папы и герцоги появлялись там очень редко. В последней книге Фоленго, издеваясь над схоластиками, описывает местопребывание Фантазии, где философские и грамматические термины и мысли порхают бездельно подобно мухам, не управляемые ничьей разумной волей. Самые фантастические приключения рассказаны с удивительной точностью и реальностью, имеют правдоподобность истории и обнаруживают в авторе редкое знание человека и природы.

Покаяние, которое, по-видимому, было чисто внешним, не помешало Фоленго издать 3-ю редакцию «Maccaronea», в предисловии к которой он уверял, что сделал это с целью уничтожить наиболее скандальные места. На самом деле сатира приобрела здесь ещё более резкости и смелости.

«Orlandino» и «Caos del Triperuno»

В 1525 г. он написал сатирическую поэму в октавах, «Orlandino», под псевдонимом Limerno Pitocco. Содержание «Orlandino» заимствовано из начальных книг «Maccaronea», но некоторым эпизодам дано дальнейшее развитие с сатирической целью. Здесь встречаются еретические мысли о ценности веры и дел, о молитвах к святым, об исповеди, о монашестве, об искуплении, о продаже индульгенций. Другая поэма, написанная им около того же времени, — «Caos del Triperuno» (Tri per uno) — странная смесь прозы и стихов итальянских, латинских и макаронических, представляет историю мистических заблуждений и освобождений, в аллегорической форме; заключение её — признание божественной милости единственным источником спасения.

Благочестивые поэмы

В 1533 г. он издал благочестивую поэму «Umanita del figliuolo» и «Janus», причем в предисловии утверждал, что раскаивается в составлении «Maccaronea». В это время им написана поэма в терцинах «La Palermietana» или «Umanita di Cristo», где он описывает рождение и детство Христа, выставляя себя как бы присутствующим при евангельских событиях, а также духовную rappresentazione (мистерию), названную впоследствии «Atto della Pinta» по месту её первого исполнения в старой церкви S.-Maria della Pinta.

Значение и влияние

Поэзия Фоленго, с одной стороны, представляет дальнейшее развитие тех начал (то есть иронического отношения к рыцарям и их подвигам), которые встречаем в поэме Луиджи Пульчи «Морганте» (особенно в эпизодах с Маргуттом и Астаротом) и отчасти у Ариосто, с другой — является предшественницей реалистического романа Сервантеса, а также сатиры Рабле. Друг Бальда Чингар является прототипом Панурга; многие эпизоды «Maccaronea» встречаются в несколько измененном виде у Рабле. Старинный французский анонимный переводчик «Maccaronea» прямо называет Фоленго прототипом Рабле.

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Фоленго, Теофило

Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
– Дурак! что лезешь, когда тебя не спрашивают! – сказал Николай, быстро переменяя положение.
– От губернатора, – заспанным голосом сказал Лаврушка, – кульер приехал, письмо вам.
– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, – писала она, – и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».
Оба письма были из Троицы. Другое письмо было от графини. В письме этом описывались последние дни в Москве, выезд, пожар и погибель всего состояния. В письме этом, между прочим, графиня писала о том, что князь Андрей в числе раненых ехал вместе с ними. Положение его было очень опасно, но теперь доктор говорит, что есть больше надежды. Соня и Наташа, как сиделки, ухаживают за ним.
С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.


Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.