Хадзидакис, Манос
Манос Хадзидакис, Хаджидакис (греч. Μάνος Χατζιδάκις; 23 октября 1925, Ксанти — 15 июня 1994) — всемирно известный греческий композитор. В 1960 году он получил премию «Оскар» за песню «Дети Пирея» и музыку, написанную к фильму Жюля Дассена «Никогда в Воскресенье». В дальнейшем эта песня вошла в десятку самых коммерческих песен века. Заслугой Хадзидакиса является то, что он вывел на свет музыкальное течение ребетика, до него считавшееся музыкой маргинальных слоев населения, а музыкальные инструменты, связанные с этим течением, такие как например бузуки, смело ввёл в современную греческую музыку.
Содержание
Биография
Родился в греческом городе Ксанти, Западная Фракия. Одной из первых работ Хадзидакиса была песня «Бумажная Луна» (Χάρτινο το Φεγγαράκι) для спектакля Каролоса Куна по пьесе Теннесси Уильямса «Трамвай «Желание»». Сотрудничество Хадзидакиса с Куном продолжалось на протяжении 15 лет. В 1947 г. он написал своё первое произведение для фортепиано «Белой Устрице» (Για μια Μικρή Λευκή Αχιβάδα).
В 1948 г. Хадзидакис шокировал музыкальное сообщество своими лекциями о музыкальном течении ребетика, до того пребывающим в полулегальном состоянии и распространённом в основном в среде портового люмпен-пролетариата и беженцев 1922 г. из Малой Азии. Более того, эта музыка ассоциировалась также с уголовным миром и потреблением гашиша. Хадзидакис показал глубокие музыкальные корни этого течения восходящие к Византии, если не к древности. Одновременно он вывел на свет популярных в народе композиторов «ребетико», таких как Маркос Вамвакарис и Василис Цицанис.
Непосредственно после этих лекций, в 1951 г., он использует стиль «ребетико» в своих «Шести народных картинах» для фортепиано (Έξι Λαϊκές Ζωγραφιές). В 1949 г. Хадзидакис создает Греческий театр танца вместе с хореографом Раллу Ману[1].
Хадзидакис продолжает писать популярные песни и музыку к кинофильмам.
В 1954 г. он пишет музыку к фильму Михалиса Какоянниса «Стелла», в котором актриса Мелина Меркури поёт популярную по сегодняшний день песню «Любовь, что стала обоюдоострым ножом» (Αγάπη που 'γινες δίκοπο μαχαίρι).
В 1959 г. Хадзидакис встречает певицу Нану Мускури, свою идеальную исполнительницу, в дальнейшем получившую всемирную известность. 1960 г. принес международный успех: музыка к фильму Жюля Дассена «Никогда в Воскресенье» получила Оскар, а песня «Дети Пирея»(Τα παιδιά του Πειραιά) стала международным хитом.
В 1962 г. он пишет музыку к постановке Dream Street (Οδός Ονείρων)[2], а также к комедии Аристофана Птицы (Όρνιθες). Музыка из «Улицы Мечты» была в дальнейшем использована 20th Century Ballets Мориса Бежара. В 1964 г он издает альбом «15 Вечерней» (Δεκαπέντε Εσπερινοί) включающий одну из самых известных его песень Mr Antonis (Ο Κυρ Αντώνης)[3].
В 1965 г. издаёт свой знаменитый альбом LP Gioconda's Smile (Το Χαμόγελο της Τζιοκόντας)[4]. В 1966 г. Хадзидакис приезжает в Нью Иорк на премьеру Illya Darling, Бродвейского мюзикала на основе «Никогда в Воскресенье» и с Мелиной Меркури снова в главной роли. Между тем в Греции устанавливается военная диктатура и Хадзидакис в знак протеста отказывается возвращаться в страну.
В эмиграции
Находясь в США, Хадзидакис написал Ритмологию (Rythmologia) для фортепиано, и цикл песен Великий Эротический на стихи греческих поэтов древности (Сапфо, Еврипид), средневековья (Георгий Хортадзис) и современности (Дионисиос Соломос, Константин Кавафис, Одиссеас Элитис, Никос Гацос).
Последние годы жизни
Хадзидакис вернулся в Грецию в 1972 г. С падением диктатуры в 1974 г. принимает участие в политической жизни. Следует отметить, что если в юности, во время оккупации, Хадзидакис состоял в молодёжной организации Сопротивления ЭПОН, левой ориентации, то в конце своей жизни он более примыкал к правым партиям. Возглавлял Афинский государственный оркестр (1976—1982), Национальную оперу (ΕΛΣ), Национальное радио (EΡT). В 1989 г основал малый симфонический оркестр — «Оркестр Цветов». Хадзидакис умер 15 июня 1994 г., в возрасте 68 лет.
Музыка к фильмам и пьесам
- Непокоренные рабы — Unsubdued Slaves — US title (1946)
- Красная Скала (1949)
- Два Мира (1949)
- Мертвый Город — Dead City — US title (1951)
- O Grousouzis — The Grouch — US title (1952)
- Агни Порта — Lily of the Harbour — US title (1952)
- Никогда в Воскресенье (Ποτέ Την Κυριακή) (1960)
- Триста спартанцев — The 300 Spartans — US title (1962)
- Topkapi (1964)
- Улыбка Джиоконды (Το Χαμόγελο Της Τζοκόντας) (1965)
- Illya Darling (1967) Broadway musical
- Reflections (1969) — Performed by the New York Rock & Roll Ensemble
- Sweet Movie (1974)
- Memed My Hawk (1984)
- Reflections (2005) — Performed by Raining Pleasure. Special appearance by Meriam performing the song «Kemal»
- Аморгос (2006)
Напишите отзыв о статье "Хадзидакис, Манос"
Ссылки
- [www.hadjidakis.gr Επίσημη ιστοσελίδα]
- [www.orchestraofcolours.gr/ Ορχήστρα των Χρωμάτων]
- [web.archive.org/web/20020211003342/www.geocities.com/manosxatzidakis/ Δικτυακός τόπος για τον Μάνο Χατζιδάκι]
Примечания
- ↑ [www.antibaro.gr/culture/mg/hatzidakis.html Hatzidakis’s biodata]
- ↑ [www.youtube.com/watch?v=dG1DVFhR_zs Οδός Ονείρων/Dream Street (music/video)]
- ↑ [www.youtube.com/watch?v=ah6oACexmzo Ο Κυρ Αντώνης/Mr Antonis (music/video)]
- ↑ [www.youtube.com/watch?v=GbzBWeXVGo0 Το Χαμόγελο της Τζιοκόντας/Gioconda’s Smile (music/video)]
Отрывок, характеризующий Хадзидакис, Манос
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.
В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
