Холмогорское (Шарыповский район)

Село Холмогорское Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Красноярский крайКрасноярский край Муниципальный район Шарыповский Сельское поселение Холмогорский сельсовет Координаты 55°27′48″ с. ш. 89°07′16″ в. д.55.46333° с. ш. 89.12111° в. д. / 55.46333; 89.12111    Официальный язык русский Население ↘2028 человек (2010) Часовой пояс UTC+7 Телефонный код +7 39153 Почтовый индекс 662328 Автомобильный код 24, 84, 88, 124 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=04258820001 04 258 820 001] Показать/скрыть карты Холмогорское Москва Красноярск Холмогорское

Холмого́рское — село в Шарыповском районе Красноярского края России. Административный центр Холмогорского сельсовета.

География

Село расположено в 10 км к югу от районного центра Шарыпово на левом берегу реки Береш.

История

Строительство села началось в 1982 году. Первые поселенцы были жители деревни Кадат, которой суждено было скрыться на дне водохранилища Берёзовской ГРЭС. Проект застройки села разрабатывался институтом «Красноярскгражданпроект». В перспективе оно должно было стать райцентром. В 1987 году, когда были отстроены административные здания, районные службы переехали из Шарыпово в Холмогорское. Однако районный центр так и не прижился на новом месте, создав лишь массу неудобств жителям района. Название села обусловлено его месторасположением. Учитывая рельеф местности и лежащие рядом отроги Кузнецкого Алатау, его назвали Холмогорским. В Холмогорском есть средняя общеобразовательная школа, детская музыкальная школа, детско-юношеский центр, информационно-методический центр районного управления образования, ДЮСШ, здание информационного культурно-досугового центра.

Население

Численность населения
1989	2002	2010
1985	↗2327	↘2028

По данным переписи 2010 года, в селе проживало 2028 человек (946 мужчин и 1082 женщины).

Отрывок, характеризующий Холмогорское (Шарыповский район)

– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.