Цинизм

Цини́зм или цини́чность (др.-греч. Kυνισμός) — откровенное, вызывающе-пренебрежительное и презрительное отношение к нормам общественной морали, культурным ценностям и представлениям о благопристойности, отрицательное, нигилистическое отношение к общепринятым нормам нравственности, к официальным догмам господствующей идеологии. Поведение, выражающее осознанное и демонстративное игнорирование определённых моральных ценностей.

Мировоззрение, воспринимающее этические ритуалы как мешающие или избыточные для решения практических задач, отрицающее такие мотивы поведения, как сострадание, жалость, стыд, сочувствие и др. как несоответствующие личному интересу.

Цинизм в убеждениях и поведении характерен для людей, готовых прибегать к любым средствам для достижения своих личных целей. Характерен он также и для людей, отчаявшихся найти средство против несправедливости и лицемерия общества, найти выход из своего бесправного положения.

Говоря о политической коммуникации, цинизм рождается в ситуации, в которой аудитория, принимая политические сообщения, склонна скорее не доверять им, чем доверять. Другими словами общественность скептически относится к тому, что говорят политики. В общественной сфере цинизм сложно измерить — как правило этот уровень определяется контекстуальными факторами (факторами окружающей среды или личными факторами).

Поведение, воспринимаемое окружающими как циничное, вызывает осуждение общества и является провоцирующим конфликт фактором.

Цинизм, в отличие от морального релятивизма (дающего установку на относительность моральных принципов, их зависимость от субъекта и обстоятельств), задаёт установку на намеренное принижение, заведомое упрощение в интерпретации как собственных мотивов и норм поведения, так и мотивов других людей, установку на девальвацию принципов как таковых, всей сферы того, что воспринимается, как «высокое», «надличное».

Вульгарный цинизм — глумливо-ироническое отношение к тому, что выступает в качестве «высокого», «принципиального», наиболее свойственен аутсайдерам социальных и культурных процессов, социально и культурно слабым группам.

Кинизм

Цинизм берёт своё название от древнегреческой философии кинизма (киников называли циниками латиняне), некоторые элементы которой, в упрощённой и огрубленной форме, он воспроизводит. Однако в сравнении с кинизмом, цинизм — это вырожденная форма философствования.

Кинизм, как философская школа, был основан Антисфеном в IV веке до н. э. Киники стремились к естественности, к избавлению от условностей, и, сверх того, видели добродетель в презрении к условностям, в предельном упрощении жизни, быта, вместе с крайним ограничением своих потребностей, в приверженности к следованию собственной натуре. Избавление от условностей у киников включало в себя отстраненность от общества (государства, семьи), освобождение от догм религии и культуры, вплоть до представления необразованности, невоспитанности и неграмотности как блага. Одновременно с этим, как благо почитались верность и благодарность. Этика киников требовала «отучения от зла», то есть разрыва с устоявшимися нравственными нормами.

Идеи кинизма оказали большое влияние на многие течения европейской мысли, от стоицизма до экзистенциализма.

Современное понимание цинизма

К XIX веку выраженные негативные аспекты философии цинизма легли в основу нового, сильно отличающегося понимания цинизма. В новом понимании цинизм — это личностная позиция или поведение, ставящие под сомнение этические и социальные ценности, мотивы поведения других людей.

По словам Бертрана Рассела, «циники не только не способны верить в то, что им говорят, но и не способны вообще верить во что-либо».

Современный цинизм, как продукт массового общества — разочарование в социальных механизмах и авторитетах, утопических, идеализированных ожиданиях народа. Цинизм может выражать себя через неудовлетворённость, разочарование и недоверие к организациям, авторитетам и другим аспектам социализации, и быть результатом накопленного отрицательного опыта, выражением негативных чувств.

При этом цинизм не является формой проявления критики, он не может выступать как оружие против власти, поскольку в современных обществах, демократических или тоталитарных, главенствующая идеология не предполагает действительно буквального отношения к себе; циническая дистанция, ирония входят в принятые правила игры.

Распространение массового цинизма появляется как реакция на резкие изменения в обществе, на их отрицательные стороны и на разочарование в новых идеалах, на разрыв между идеалами, заявленным как новая ценность, и реальностью. Цинизм выступает как механизм адаптации к общественной жизни, предъявляющей несогласуемые требования. Негативизм при этом направляется не на текущее положение дел и его недостатки, а на саму возможность каких-то более совершенных общественных отношений, на отрицание ценности прежних целей. При этом наполнение, конкретная направленность общественного цинизма зависит от того, какая именно сфера общества была затронута резкими изменениями и была нагружена новыми ценностями. В идеологизированном обществе цинизм может стать реакцией на явную ложь, несоответствие официальной доктрины реальности, и в этом случае негативизм также распространяется на моральные принципы, идеалы, ценности в целом.

В России общественный цинизм может рассматриваться как реакция на идеологические утопии и иллюзии, связанные с изменениям властных отношений, с идеей правовой, поддерживающейся без насилия и злоупотребления организацией коллективного существования. Для российского цинизма, как реакции на расхождение между надеждами на государство и неудовлетворённостью результатами его деятельности характерны: нигилистические оценки действий властей и государственных институтов, влиятельных в обществе групп; упреждающая враждебность к любым авторитетным фигурам; неверие в благие мотивы людей в целом, негативное отношение к массовому энтузиазму в общественной и политической сфере. При этом цинизм свойственен самым разным группам общества, включая сюда и властные группы.

Цинизм в законодательстве

Цинизм может рассматриваться как квалифицирующий признак преступления. Так, в УК РСФСР 1960 года хулиганство (статья 206) могло быть признано как злостное и повлечь более тяжёлое наказание, если действия отличались по своему содержанию «исключительным цинизмом». Неоднозначное понятие «исключительного цинизма» не уточнялось в УК или других законодательных актах. Оно не вошло в статью «хулиганство» УК РФ 1996-го года, но выступает как признак хулиганства в УК Украины и УК Беларуси. «Исключительным цинизмом» может быть признано, например, издевательство над больными, стариками, проявление бесстыдства и грубой непристойности, надругательство над обычаями и традициями, и другое демонстративное пренебрежение к общепринятым нормам морали и основным нравственным ценностям общества .

См. также

• Нигилизм
• Дерзость

Литература

• [ec-dejavu.net/c/Cynyc.html#Nahov Кинизм и цинизм. Отжившее и живое (к истории понятия и слов)]. Нахов И. М. // Живое наследие античности. Вопросы классической филологии, Вып. IX. М., 1987, с. 231—245
• Критика цинического разума. Слотердайк П. (1983) // Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2001. — 584 стр.; ISBN 5-7525-0441-4, ISBN 5-7525-1128-3
• [antimilitary.narod.ru/antology/russel/russel_cinism.htm О юношеском цинизме] Б.Рассел (1929)
• [books.google.ru/books?id=hNhP6MUJgfkC&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false Key Concepts in Political Communication] Darren G Lilleker, 2006
• [gorkiy.lit-info.ru/gorkiy/articles/article-55.htm О цинизме] М. Горький

Ссылки

• Цинизм — статья из Большой советской энциклопедии.
• [slovari.yandex.ru/цинизм/Словарь%20изобразительного%20искусства/Цинизм/ Цинизм](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2873 дня)) — статья из Нового энциклопедического словаря изобразительного искусства
• [www.terme.ru/dictionary/928/word/%D6%C8%CD%C8%C7%CC Философия: конспект лекций и словарь терминов (элементарный курс)] Удовиченко Е. М. — учебное пособие, 2004 г.

Отрывок, характеризующий Цинизм

«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.