Чердынский поход
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Причина |
Неоказание помощи Великопермским княжеством Московскому княжеству в войне против Казанского ханства | ||
| Итог |
Победа Великого княжества Московского. Усиление зависимости Великоперского княжества от Москвы, создание русской крепости Покча на территории княжества | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Че́рдынский похо́д — военная операция московской рати в северном Прикамье в 1472 году, в результате которого было завершено подчинение Великопермского княжества со столицей в городе Чердынь. В результате похода было разрушено коми-пермяцкие святилище в Искоре, а на территории княжества создан русский укрепленный пункт - Покча.
Содержание
Предыстория
В XV веке в Прикамье существовало Великопермское княжество, которое зависело от Москвы и в меньшей степени от Новгородской республики. Проводниками московской политики были великопермские епископы. Известно, что пермский епископ Питирим в условиях феодальной войны в Московском княжестве поддержал Василия II, издав в 1447 году вместе с другими церковными иерархами Руси анафему на его противника князя Дмитрия Шемяку[1]. Помощь выразилась также в том, что Питирим в 1450 году послал на защиту от Шемяки Великого Устюга свою паству, а двое пермских сотников были казнены Шемякой[1]. Население Перми Великой вероятно составляли коми-пермяки, значительная часть которых исповедовала язычество. В 1455 году епископ Питирим попытался крестить население Перми Великой, но был убит в результате набега манси[2]. Новый епископ Иона Пермский окрестил коми-пермяков в 1462 году[2].
Первый известный великопермский князь Михаила Ермолаевича (в летописи он назван верейским князем, но историки считают его представителем пермской племенной знати) был поставлен на княжество Василием Темным в 1451 году[1]. Историк П.А. Корчагин предположил, что назначение князем местного представителя было связано с тем, что это не давало Новгороду, от которого зависела Пермь Великая, формальных оснований для протеста[1]. Но непосредственно перед Чердынским походом великий князь московский Иван III Васильевич разгромил Новгородскую республику и лишил ее возможности вести самостоятельную внешнюю политику. Таким образом на помощь Новгорода Пермь Великая рассчитывать не могла.
Поход
Поход известен по летописному сообщению. Зимой 1471—1472 года великий князь московский Иван III Васильевич послал сильное войско под командой воеводы стародубского князя Фёдора Давыдовича Пёстрого «воевати их [пермяков и вотяков] за их неисправление». 9 апреля 1472 года «на Фоминой неделе в четверг», московские войска подошли к устью р. Чёрная, впадавшей в Весляну (левый приток Камы), и «оттуду поиде на плотах и с коньми» дальше, в Пермскую землю, а затем сухим путём, на конях. В Прикамье у Анфаловского городка московская рать разделилась на два отряда[3]:
- Отряд, возглавляемый лично Федором Пестрым, двинулся к Искору и на реке Колва разбил войско коми-пермяков. После этого московский отряд сжег Искор. По данным археологических раскопок, проведенных в 2000-е годы, Искор не имел никаких укреплений и жилых построек и являлся святилищем коми-пермяков. На слиянии Колвы и её притока Покчи князь Фёдор Пёстрый поставил острог и «приведе всю землю за великого князя»
- Отряд Гаврилы Нелидова двинулся на великопермского князя Михаила Ермолаевича и разорил "нижнюю землю" (неукрепленное святилище Чердынь, Почку и Урос).
Захваченных князя Михаила и пленных его воевод с трофеями Федор Пестрый отослал в Москву, известие же о победе достигло столицы 26 июня.
Вычегодско-вымская летопись так отметила этот поход:
«Тово-ж лета князь великий Иван повеле воеводе устюжскому Федору Пестрому с устюжаны, белозерцы, вологжаны, вычегжаны воевати Пермь Великие по тому перемеки за казанцов норовили, гостем казанским почести воздавали, людем торговым князя великова грубили. Князь Федор горотки пермскии Искор и Похчу и Чердыню и Уром взял, грубников поимал, князя Михаила Ермолича и сотеников ево Мичкина и Бурмота и Исура и Коча и Зырна к князю великому на Москву прислал. Князь великий отпустил Михаила на Пермь-ж княжити.»[4].
Итоги похода
Поход усилил подчинение Великопермского княжества Москве — в княжестве появился созданный русскими укрепленный пункт Покча, где "остался" Федор Пестрый[5]. У разбитых на Колве пермских сотников были захвачены трофеи, которые Федор Пестрый отослал в Москву: "16 сороков соболей, да шубу соболью, да пол-30 поставов сукна, да 3 пансыри, да шелом, да две сабли булатные»[5].
Хотя Михаил Ермолич сохранил престол, но его власть вряд ли была значимой. В 1505 году Великопермское княжество было окончательно ликвидировано, а в Чердынь назначен московский наместник Василий Ковер. Уничтожение коми-пермяцкого святилища в Искоре, по мнению историков, стало завершением крещения Перми Великой[6], хотя остатки языческих обрядов сохранялись еще долгое время. В Послании московского митрополита Симона, датированном 1501 годов и обращенным к великопермскому князю Матвею Михайловичу, местному духовенству и всем «пермичам» содержатся сведения о том, что брак у части населения Перми Великой сохранил нехристианские черты. Митрополит в связи с этим писал: «Яко же слышу о вас, что де у вас поимаются в племени по ветхому и по татарскому обычаю: кто у вас умрет, и вторы де его брат жену его поимает, и третьи де и брат его того ж де творит; а жены де и ваши ходят простовласы, непокровенными главами»[7]. Кроме того, вероятно сохранялось поклонение старым богам, так как Симон наставлял пермяков: «А кумиром бы есте не служили, ни треб их не принимали, ни Войпелю болвану не молитеся по древнему обычаю, и всех Богу ненавидимых тризнищ не творите идолом»[7].
Напишите отзыв о статье "Чердынский поход"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 Корчагин П. А., Шабурова Е. В. Вехи крещения и христианизации Перми Великой XV — начале XVIII в.: археологический и искусствоведческий аспекты // Труды Камской археолого-этнографической экспедиции. — 2009. — № 6. — С. 191
- ↑ 1 2 Корчагин П. А., Шабурова Е. В. Вехи крещения и христианизации Перми Великой XV — начале XVIII в.: археологический и искусствоведческий аспекты // Труды Камской археолого-этнографической экспедиции. — 2009. — № 6. — С. 192
- ↑ Корчагин П. А., Шабурова Е. В. Вехи крещения и христианизации Перми Великой XV — начале XVIII в.: археологический и искусствоведческий аспекты // Труды Камской археолого-этнографической экспедиции. — 2009. — № 6. — С. 191 - 193
- ↑ [www.yarensk.narod.ru/letopis/letopis.html Вычегодско-Вымская летопись]
- ↑ 1 2 Корчагин П. А. Очерки ранней истории Перми Великой: князья Пермские и Вымские // Вестник Пермского университета. Серия: История. — 2011. — № 1 (15). — С. 117
- ↑ Корчагин П. А., Шабурова Е. В. Вехи крещения и христианизации Перми Великой XV — начале XVIII в.: археологический и искусствоведческий аспекты // Труды Камской археолого-этнографической экспедиции. — 2009. — № 6. — С. 193
- ↑ 1 2 Чагин Г. Н. Пермь Великая и первые века ее христианизации // Вестник Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Серия 2: История. История Русской Православной Церкви. — 2011. — № 5 (42). — С. 9
Ссылки
[www.yarensk.narod.ru/letopis/letopis.html Вычегодско-Вымская летопись]
Отрывок, характеризующий Чердынский поход
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.
Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
