Шаньдунский вопрос

Шаньдунский вопрос (кит. трад. 山東問題, упр. 山东问题, пиньинь: Shāndōng wèntí) — произошедший в 1919 году спор относительно статьи 156 Версальского договора.

В 1898 году Германская империя вынудила Цинскую империю уступить в аренду на 99 лет территорию на полуострове Шаньдун, где немцами была организована Цзяочжоуская концессия. Когда в 1911 году монархия в Китае была свергнута, одной из целей политики нового правительства стала ликвидация последствий неравноправных договоров и возвращение Китаю отторгнутых у него территорий.

После начала Первой мировой войны в августе 1914 года китайское правительство объявило о своём нейтралитете, и обратилось к воюющим державам с просьбой не переносить военные действия на территорию Китая, в том числе и на «арендованные» державами китайские земли. Однако китайское обращение было проигнорировано, и осенью 1914 года японские и британские войска захватили Цзяочжоускую концессию. После этого Япония предъявила Китаю «Двадцать одно требование», которые тот был вынужден принять.

Молодой китайской республике были нужны деньги на модернизацию армии, а империалистические державы непременным условием для предоставления займов северным милитаристам поставили объявление Китаем войны Германии. В связи с тем, что Великобритания и Франция заверили Японию относительно поддержки японских претензий на бывшие германские владения в Китае на послевоенной мирной конференции, Япония сняла свои возражения относительно вступления Китая в войну и обещала державам Антанты помочь убедить китайское правительство вступить в войну против Германии. В результате совместного нажима Великобритании, США, Франции и Японии Дуань Цижуй 14 марта 1917 года заявил о разрыве Китаем дипломатических отношений с Германией.

Окончание Первой мировой войны вызвало подъём патриотического движения в Китае. Китайский народ надеялся, что ввиду участия Китая в войне на стороне Антанты западные державы примут решение о непризнании территориальных захватов Японии в провинции Шаньдун, и отменят подписанное в 1915 году кабальное для Китая соглашение на основе «21 требования». Однако 30 апреля 1919 года стало известно, что Парижская мирная конференция отвергла все претензии китайской делегации, а районы, захваченные Японией в Китае и её привилегии сохранены. В ответ в Китае развернулась мощная всенародная борьба, вошедшая в историю как «Движение 4 мая». Правительство и местные власти, вначале пытавшиеся подавить выступления, были вынуждены прекратить репрессии. В июне 1919 года были уволены три министра, наиболее скомпрометировавшие себя связями с Японией. В июле Веллингтон Ку отказался подписывать в Париже мирный договор.

Китай объявил о прекращении состояния войны с Германией в сентябре 1919 года, и подписал сепаратный мирный договор в 1921 году. Посредничество в урегулировании «Шаньдунского вопроса» взяли на себя Соединённые Штаты Америки. В ходе Вашингтонской конференции Япония была вынуждена 4 февраля 1922 года подписать соглашение о возвращении Китаю земель в Шаньдуне и железной дороге Циндао-Цзинань; взамен японские граждане получили в Шаньдуне особые права.

Литература

• О. Е. Непомнин «История Китая. XX век» — Москва: Институт востоковедения РАН, «Крафт+», 2011. ISBN 978-5-89282-445-3

Отрывок, характеризующий Шаньдунский вопрос

– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.