Шверма, Ян

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ян Шверма
чеш. Jan Šverma

Памятник Яну Шверме на Ольшанском кладбище
Род деятельности:

журналист, партизан

Место рождения:

Мнихово-Градиште, Богемия, Австро-Венгрия

Место смерти:

гора Хабенец, Первая Словацкая республика

Супруга:

Мария Швермова (1902—1992)

Награды и премии:

Ян Шверма (чеш. Jan Šverma; 23 марта 1901 года, Мнихово-Градиште10 ноября 1944 года, гора Хабенец)[1] — чехословацкий журналист, член Коммунистической партии Чехословакии и герой Движения Сопротивления в Чехословакии. Муж Марии Швермовой, высокопоставленного деятеля Коммунистической партии Чехословакии.





Биография

В компартии с 1921 года. Был одним из близких друзей и соратников Клемента Готвальда[2], а также его личным редактором. Автор многочисленных статей на историческую и политическую тематику. Избирался депутатом в парламент довоенной Чехословакии, однако после начала Второй мировой войны и последовавшей капитуляции Франции был выдворен из страны[2]. До 1944 года жил в Москве, в сентябре месяце по указанию Сталина вместе с Рудольфом Сланским на самолёте прибыл в Чехословакию на аэродром «Три Дуба» (словацк. Tri Duby) для оказания помощи партизанам во время Словацкого национального восстания.

Во время боёв против немцев и отхода словацких партизан Шверма внезапно заболел воспалением лёгких, что показалось странным. По свидетельствам разведчика майора Зорича, Шверма чувствовал себя настолько плохо, что умолял партизан убить его из сострадания[3]. 10 ноября 1944 на горе Хабенец во время очередной немецкой облавы Шверма принял бой и погиб.

Награды

Память

  • В 1949 году после объединения сёл Мотычин и Гнидусы-на-Кладенской была образована община под названием Швермов (ныне это часть города Кладно).
  • В 1948 году его имя получил населённый пункт Телгарт на территории нынешней Словакии (носил его до 1990 года).
  • До распада ЧССР имя Яна Швермы носила станция Пражского метро, ныне известная как Йинонице.
  • В 1947—1997 годах именем Швермы был назван мост в Праге (ныне Мост Штефаника).
  • Смерть Швермы увековечена в телесериале «Роковые моменты» (чеш. Osudové okamžiky) в серии «Хабенец 1944» (чеш. Chabenec 1944)[4].

Библиография

Напишите отзыв о статье "Шверма, Ян"

Примечания

  1. [www.ustrcr.cz/cs/jan-sverma Seznam vedoucích funkcionářů Komunistické strany Československa: Jan Šverma]  (чешск.)
  2. 1 2 [www.sds.cz/docs/prectete/ouno/sverma.htm Jan Šverma, český novinář a československý komunistický politik]  (чешск.)
  3. Анатолий Терещенко. Командир Разведгруппы. За линией фронта. М.: Яуза, Эксмо, 2013
  4. [www.ceskatelevize.cz/ivysilani/402213100081005-osudove-okamziky/ záznam pořadu České televize ze série Osudové okamžiky]  (чешск.)

Отрывок, характеризующий Шверма, Ян

Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.