Шереметев, Пётр Васильевич
Поделись знанием:
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
| Пётр Васильевич Шереметев | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Отец: | |
| Мать: |
Т. И. Шереметева |
| Супруга: |
Е. С. Шереметева |
Пётр Васильевич Шереметев (1799—1837/1838) — подполковник Кавалергардского полка, чиновник дипломатической службы, крупный помещик.
Содержание
Биография
Происходил из нетитулованной ветви рода Шереметевых; его отец, генерал Василий Сергеевич Шереметев, приобрёл поместье Юрино, где и родился его сын Пётр.
В кавалерийский полк он вступил в 1819 году корнетом, а через год стал поручиком и был назначен адъютантом командира Гвардейского корпуса. В 1823 году из-за болезни был уволен из армии и стал камер-юнкером.
С сентября 1827 года — на дипломатической службе: сначала — при посольстве в Париже; в 1828 году — при миссии в Турине.
С июня 1828 года — поручик Кавалергардского полка; штаб-ротмистр — с апреля 1830 года; в январе 1835 года вышел в отставку подполковником. В 1829 году лечился на Кавказских минеральных водах и в Кисловодске встречался с Пушкиным, который написал в первой главе «Путешествия в Арзрум» о некоем своём «приятеле Ш.», который по возвращении из Парижа говорил: «Худо, брат, жить в Париже: есть нечего; чёрного хлеба не допросишься».
В Санкт-Петербурге на Литейной улице, у Шереметевых был дом[1]. Похоронен П. В. Шереметев на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры в Санкт-Петербурге, где ранее была погребена его дочь Татьяна[2].
Семья
|
| |
| <center>Е. С. Шереметева и её дети, Василий и Елизавета.
Художник Д. Беццуоли (итал. Giuseppe Bezzuoli), 1843 год | ||
</div> </div> С 15 июля 1834 года был женат на Елизавете Соломоновне Мартыновой (1812—1891), сестре убийцы поэта Лермонтова Н. С. Мартынова. Она увлекалась искусством, профессионально писала акварели, её работы сохранились в музее «Новый Иерусалим». После смерти мужа жила десять лет, с детьми и подругой Чернышёвой[3], в Италии. Видевший их в 1849 году в Петербурге сенатор К. Н. Лебедев, писал[4]:
|
Все это время я проводил с Шереметевой и Чернышёвой. Милые, добрые и прекрасные, особенно Чернышёва, они слишком свободны, даже грязноваты со своими папиросами, особенно Шереметева. Мне это так бросается в глаза, что я понять не мог, что это за женщина. Но это женщина умная, смелая, образованная... Она, Мартынова, вышла за Шереметева, и Мартыновой не дают места в обществе, которое хотела бы и должна иметь Шереметева, а оставшись вдовой, она уже не хотела переменить на другое своё новое имя, которое в России и вне России звучит богатством... Сверх того Шереметева сделает несчастными своих детей. Она очень дурно воспитывает сына. Дочь миленькая девочка. Замечательно, что у неё же живет и племянник, сын сестры, брошенной повесою Леоном Гагариным. | 
|
Скончалась в Риме в 2 февраля 1891 года. В браке имела детей:
- Елизавета (20.05.1835—17.06.1923), замужем за Дмитрием Дмитриевичем Бибиковым (1831—1865), сыном тайного советника Д. Г. Бибикова.
- Василий (20.08.1836—18.04.1893), поручик, женат на фрейлине Ольге Дмитриевне Скобелевой (ум. 1898), сестре М. Д. Скобелева.
- Татьяна (19.08.1837—1838), умерла в младенчестве.
Напишите отзыв о статье "Шереметев, Пётр Васильевич"
Примечания
- ↑ [marihistory.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=2461:-1---&catid=40:army&Itemid=149 Шереметев 1-й, Петр Васильевич]
- ↑ По некоторым сведениям ([sr.rodovid.org/wk/%D0%9F%D0%BE%D1%81%D0%B5%D0%B1%D0%BD%D0%BE:ChartInventory/311533 Пётр Васильевич Шереметев на rodovid.org]) его останки были найдены в Юдинском храме Архангела Михаила в 2005 году.
- ↑ Екатерина Алексеевна Чернышёва (1814—1878) — дочь сенатора А. Г. Теплова; супруга декабриста З. Г. Чернышёва
- ↑ Из записок сенатора Лебедева // Русский Архив. 1910. Вып. 9—11. — С. 371—372.
Литература
- [feb-web.ru/feb/pushkin/chr-abc/chr/chr-4971.htm Шереметев Петр Васильевич] // Черейский Л. А. Пушкин и его окружение / АН СССР. Отд. лит. и яз. Пушкин. комис. Отв. ред. В. Э. Вацуро. — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1989. — С. 497.
Ссылки
- [ru.rodovid.org/wk/Запись:311533 Шереметев, Пётр Васильевич] на «Родоводе». Дерево предков и потомков
- [www.12rus.ru/List/41/2918/ Шереметевы и Юринская усадьба]. Проверено 9 августа 2013. [www.webcitation.org/6JPXNaJtI Архивировано из первоисточника 5 сентября 2013].
Отрывок, характеризующий Шереметев, Пётр Васильевич
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
