Шериф, Музафер

Музафер Шериф (англ. Muzafer Sherif; 29 июля 1906 — 16 октября 1988) — турецкий психолог, автор ряда известных экспериментов в социальной психологии.

Музафер Сериф Басоглу, позднее сменивший имя на Музафер Шериф, вырос в состоятельной турецкой семье в пригороде Измира. В 1919 году дом был захвачен греческими войсками, многие жители дома были убиты. По словам Шерифа, греческий солдат уже опустил свой штык, чтобы убить и его, но потом передумал и оставил тринадцатилетнего подростка в живых. Этот факт сильно повлиял на его последующую жизнь: темой исследований Шерифа стали механизмы межгруппового конфликта.

Он получил степень бакалавра в Американском международном колледже (Измир, 1927), затем степень магистра в Стамбульском университете (1927), после чего выиграл общенациональный конкурс стипендий на учёбу за границей. Шериф отправился в США, где защитил вторую магистерскую диссертацию (1932) в Гарвардском университете, который выбрал из-за того, что там преподавал Уильям Джемс. В ходе обучения его интересы сосредоточились в основном вокруг политики и социологии, Шериф активно интересовался текущими политическими событиями, в основном в ракурсе воздействия на восприятие людей. Его исследования этого времени были посвящены, например, влиянию безработицы на восприятие безработных, которые, например, не знали, какой сейчас день недели, потому что это не играло никакой роли в их жизни. Возвращаясь в Турцию, он остановился в Берлине, где прослушал несколько лекций Вольфганга Кёлера. Он отмечал, что ситуация прихода Гитлера к власти была полна чрезвычайно ценных моментов для исследователя, интересущегося отношениями между людьми. В 1935 году он вновь приехал в США, чтобы под руководством Гарднера Мёрфи защитить в Колумбийском университете докторскую диссертацию под названием «Некоторые социальные факторы в восприятии», а в 1936 опубликовал свою первую книгу «Психология социальных норм».

Классический эксперимент Шерифа с использованием автокинетического эффекта, проведённый им в 1935 году, выглядел следующим образом. В совершенно тёмной комнате на расстоянии 5 метров от испытуемых размещался точечный источник света, что должно создавать у испытуемых иллюзию движения (автокинетический эффект, описанный X. Адамсом в 1912).

Инструкция испытуемому выглядела следующим образом: «Когда в комнате погаснет свет, вам будет дан сигнал приготовиться и затем вы увидите источник света. Через короткое время свет начнет перемещаться. Как только вы заметите движение, нажмите на телеграфный ключ перед вами. Через несколько секунд свет исчезнет. Тогда укажите расстояние, на которое переместился источник света. Постарайтесь давать максимально точные ответы».

В одной из групп экспериментатор сначала проводил эксперимент с группой, а потом с каждым участником по отдельности, а в другой — в обратном порядке. Было показано, как групповое обсуждение влияет на высказываемые позже индивидуальные оценки.

После защиты диссертации Шериф вернулся в Анкару, где с помощью студентов переводил на турецкий язык основные книги по психологии. Он не скрывал своей оппозиционности нацистскому движению, за что был помещён в тюрьму, однако через четыре месяца был освобождён благодаря действиям американских дипломатов (предпринятых по настоянию американских аспирантов Шерифа) и в 1944 году навсегда переехал в США.

Отрывок, характеризующий Шериф, Музафер

Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.