Салимова, Шовкет Шахбаз кызы
| Шовкет Салимова | |
| азерб. Şövkət Şahbaz qızı Səlimova | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Награды и премии: |
|
Шовкет Шахбаз кызы Салимова (азерб. Şövkət Şahbaz qızı Səlimova; 1920, Лагич — 1999, Баку) — первая женщина-капитан дальнего плавания в Азербайджане.
Содержание
Биография
Шовкет Салимова родилась 25 декабря 1920 года в селе Лагич Шемахинского уезда (ныне Исмаиллинского района), в многодетной семье. В школе увлекалась авиамоделизмом. Приняла участие в слёте в Москве в 1935 году, где её модель, пролетев дальше всех, побила всесоюзный рекорд и последующие три года первенство оставалось за ней. Вскоре совершила свой первый полёт на планёре[1].
Увидев в печати портрет Анны Щетининой — первой женщины-капитана дальнего плавания, решила последовать её примеру. Позже она поступает на судоводительский факультет мореходного техникума. После окончания училища была направлена в Черноморское пароходство. В 1939 году в Одесском пароходстве получила направление на один из танкеров, уходящих в заокеанский рейс — танкер «Серго», где была назначена третьим помощником капитана. Сначала плавала штурманом на Каспийском и Чёрном морях. Затем в качестве помощника капитана и капитана корабля.
Великая Отечественная война
В годы Великой Отечественной Войны сопровождала конвои транспортных судов по Каспию на Астраханский рейд. Корабль под её командованием возил в Сталинград боевую технику, горючее, боеприпасы и вывозил раненых в Баку и Красноводск. Неоднократно приходилось вступать в борьбу с немецкими самолётами и отражать их атаки. За выполнение особо важных заданий была награждена Орденом Красной Звезды и медалями[2].
«От Советского Информбюро» 1 ноября 1944 года:
|
Самоотверженно трудится Ш.Ш.Салимова - первая женщина-капитан танкера Каспийского наливного флота. Экипаж танкера «Рени», которым она командует, отлично справляется со всеми заданиями по доставке горючего. В дни войны труд патриотки отмечен орденом Красной Звезды. [3] | 
|
Послевоенный период
В послевоенный период корабли под командованием Шовкет Салимовой плавали в Средиземном, Красном, Мраморном, Эгейском и других морях.
В 1950 году окончила двухгодичную партийную школу и работала инструктором в отделе пропаганды и агитации ЦК КП Азербайджана в Институте народного хозяйства имени Д.Буниат-заде. В 1954 году была направлена на преподавательскую работу в Институт Нефти и Химии им. М.Азизбекова[4].
Позже стала кандидатом экономических наук, доцентом. В 1971 году ей было присвоено звание «Заслуженный экономист Азербайджанской Республики»[5]. Работала заведующей кафедрой марксизма-ленинизма Азербайджанской Государственной Консерватории. Также являлась член-корреспондентом Академии Наук Азербайджанской Республики[6].
Награды
- Орден Красной Звезды[7]
- Медаль «За Оборону Кавказа»[7]
- Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»[7]
Напишите отзыв о статье "Салимова, Шовкет Шахбаз кызы"
Примечания
- ↑ С.Гопанюк. Повесть о двух капитанах. газета «Вышка». — 21 августа 1993 г.
- ↑ Счастье азербайджанки. Акима Султанова. Б.-1970
- ↑ Азербайджан-фронту. Военное издательство. Б.-1998
- ↑ А.Гритченко, А.Джафаров. Гремела атака… Б.-1985
- ↑ А.Гритченко. По зову сердца. Журнал «Агитатор» — июнь 1973
- ↑ Земной поклон женщинам. Военное издание. Б.-1997
- ↑ 1 2 3 Годы суровых испытаний. Военное издание. Б.-1995
Отрывок, характеризующий Салимова, Шовкет Шахбаз кызы
В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
